Лэд

Хозяйке достало самообладания, чтобы вытянуться на поверхности воды и набрать в легкие побольше воздуха. Так псу стало гораздо легче ее тащить, чем когда она барахталась. Тем не менее расстояние до берега почти не сокращалось. И тогда Хозяйка сообразила обвить одной рукой мохнатую шею Лэда и велела отпустить ее свитер. Благодаря неустанному напряжению каждого мощного мускула в теле колли, они наконец добрались до суши.

Ах, как радовался Лэд и как безмерно гордился собой! Похвалы Хозяина и Хозяйки были музыкой для его ушей. Он абсолютно безошибочно понял, что сделал нечто замечательное, и что все в Усадьбе говорят только о нем. При этом все старались приласкать его — такое невоздержанное обхождение быстро утомило Лэда, и в конце концов он скрылся от него в свою «пещеру» под пианино. Вскоре все успокоятся, забудут о происшествии, и жизнь вернется в привычную колею.

Но, как оказалось, все только начиналось.

Потому что не прошло и часа, как Хозяйку, которая уже несколько дней боролась с начинающейся простудой, охватила лихорадка, и к ночи стало ясно, что у нее пневмония.

Вот когда в Усадьбе воцарилась Тревога. Тревога, которую Лэд не мог понять, пока не поднялся перед ужином на второй этаж, чтобы как обычно сопроводить Хозяйку в столовую. Но на его тихое поскребывание в дверь ответа не последовало. Он еще раз поскребся, и тогда из комнаты выглянул Хозяин и приказал ему вернуться вниз.

По голосу и виду Хозяина Лэд догадался, что происходит что-то ужасное. А поскольку Хозяйка так и не появилась за ужином и ему впервые в жизни запретили войти в ее комнату, колли понял, что случилось какое-то несчастье.

Позднее в дом пришел незнакомец с черным саквояжем и вместе с Хозяином поднялся к Хозяйке. Удрученный Лэд пробрался вслед за ними на второй этаж и попытался незаметно просочиться в комнату, но Хозяин велел ему выйти и захлопнул дверь у него перед носом.

Лэд улегся у порога, уткнувшись носом в щель под дверью, и стал ждать. Из комнаты доносилось жужжание мужских голосов.

Раз он уловил голос Хозяйки — странно изменившийся, приглушенный, с непривычной новой интонацией, но это был ее голос. И Лэд с надеждой застучал хвостом по полу. Увы, никто не вышел, чтобы впустить его. А скрестись в дверь после того, как его выдворили, он не решался.

Доктор едва не упал, запнувшись о вытянутое тело собаки, когда покидал комнату вместе с Хозяином. Он и сам держал собак и потому все понял и не рассердился на живое препятствие, из-за которого мог загреметь на пол. Но при виде пса он кое-что вспомнил.

— Те собаки, которых вы держите во дворе, — обратился он к Хозяину, когда они оба спускались по лестнице, — подняли страшный шум, когда я подъезжал к вашим воротам сегодня. Лучше бы отослать их куда-нибудь, пока ей не станет лучше. В доме должна стоять полная тишина.

Хозяин обернулся и посмотрел наверх, туда, где к запертой двери в комнату Хозяйки жался понурый Лэд. Несчастная поза пса растрогала его.

— Утром же отвезу их в гостиницу для собак, — ответил Хозяин доктору. — Всех, кроме Лэда. Мы с ним останемся здесь, вместе. Он будет вести себя тихо, если я ему велю.

Всю ту бесконечную ночь, пока за стенами дома выл и бесился октябрьский ветер, Лэд провел под дверью больной — нос между несуразно маленьких белых лап, грустные глаза широко открыты, уши ловят малейший звук из закрытой комнаты.

Порой, когда ветер завывал особенно громко, Лэд приподнимал морду и — шерсть на загривке вздыблена, клыки обнажены — издавал низкое гортанное рычание. Казалось, что в неистовстве бури ему слышится, будто в дребезжащие окна пытаются проникнуть злые духи непогоды и наброситься на больную Хозяйку. Может быть — кто знает! — может быть, есть на свете нечто, что собаки видят и слышат, и к чему люди слепы и глухи. А может, и нет ничего такого.

Лэд оставался на своем посту, когда забрезжил рассвет и из комнаты вышел Хозяин с опухшими от недосыпа глазами. Лэд оставался там, когда других собак погрузили в машину и увезли в отель для животных.

Лэд был там, когда машина вернулась со станции и доставила в Усадьбу костлявую, с деревянным лицом, желтоволосую женщину с еще более желтым чемоданом — очень неприятную личность, от которой исходили слабый запах хлорки и деловитость. Вскоре она подошла к комнате больной, вся в белом и накрахмаленном. Лэд возненавидел ее с первого взгляда.

Он был там, когда с утренним визитом приехал доктор. И снова и снова Лэд пытался проскочить с входящими в комнату, и снова и снова его разворачивали восвояси.

— Это уже третий раз, когда я чуть шею не свернула себе из-за этого противного пса, — ворчливо возвестила сиделка, встретив на лестнице Хозяина. — Прошу вас, уберите его отсюда. Я и сама пыталась, но он только скалится на меня. А в серьезных случаях, вроде вашего…

— Оставьте его в покое, — коротко обронил Хозяин.

Но когда сиделка, фыркнув, ушла, он подозвал Лэда к себе. Собака неохотно покинула дверь и выполнила команду.

— Тихо! — приказал ему Хозяин очень внятно и медленно. — Ты должен вести себя тихо. Тихо! Понял?

Лэд понял. Он все и всегда понимал. Ему нельзя лаять. Он должен двигаться бесшумно. Нельзя производить лишних звуков. Но, по крайней мере, Хозяин не запретил ему рычать на ту мерзкую женщину в белом — едва слышно, с отвращением, каждый раз, когда она перешагивает через него.

Таким было его единственное утешение.

Потом Хозяин ласково поманил его за собой вниз по лестнице и вывел из дома. Потому что, как ни крути, лохматое восьмидесятифунтовое животное, растянувшееся под дверью комнаты, где находится больной, может доставлять определенные неудобства.

Спустя три минуты Лэд пробрался через открытое окно в подвал, оттуда проскочил на лестницу, взбежал на второй этаж и опять улегся на пороге комнаты Хозяйки, вытянув морду между лап.

Доктор, навещающий больную трижды в день, каждый раз должен был переступать через пса, но был достаточно великодушен, чтобы воздержаться от ругани. Сиделка по двадцать раз на дню спотыкалась о массивное неподвижное тело и кипела бессильной яростью. Хозяин тоже ходил то в комнату, то из комнаты, не забывая подбодрить добрым словом страдающего колли, — и снова и снова выдворял его из дома.

Но снова и снова Лэд умудрялся через минуту-другую вернуться на свой пост. И ни разу не открывалась дверь в комнату Хозяйки без того, чтобы он не предпринял отчаянной попытки пробраться внутрь.

Слуги, сиделка, доктор и Хозяин зачастую забывали о том, что за дверью лежит Лэд, и тыкались в него ногами. Иногда их обувь причиняла ему боль, но он ни разу не издал ни стона, ни визга. «Тихо!» — такую команду он получил и исполнял ее.

Так оно и шло, долгими тяжкими днями и бесконечно более тягостными ночами. Лэд не покидал своего места под дверью, за исключением случаев, когда его уводил оттуда Хозяин. И даже власть Хозяина не могла удержать его вдали от этого поста дольше пяти минут.