Леди Артур

Естественно, помимо хрома в отделке доспехов использовалась позолота, покрывавшая края кирасы. А на груди блестел сделанный из имитации золота герб ордена — латная перчатка со знаком Небесной Пары.

На поясе у Катарины висели четыре пистолета: два тяжёлых, мушкетного калибра, с увесистыми яблоками на рукоятях, и два дорогущих пятизарядных кремнёвых револьвера. У этих при проворачивании барабана и взводе курка поочерёдно открывались заслонки, и затравочный порох высыпался на полочку. На Земле такие реально существовали в конце эпохи Возрождения, и стоимость каждого равнялась стоимости деревни с крестьянами. Конечно же, храмовнице не терпелось похвастаться таким снаряжением — особенно перед Клэр. Это она ещё не знала, что сюрко, шедшее в её комплекте, имело флуоресцентный узор: в темноте при подсветке ультрафиолетом тот вспыхивал ярко-жёлтым.

Графиню тоже приодели, но в более классический воронёный доспех с золотой насечкой. Вместо расшитого сотами белоснежного карбона — чёрный, как уголь, мягкий кевлар с оранжевым тиснением.

— Иду, — повторила Катарина, перекинув через плечо перевязь с новеньким фальшионом в белых ножнах из авиационного алюминия и армированной резины. Когда я предложил ей нормальный меч, отказалась: мол, привыкла к фальшиону.

Стуки кувалд по дереву продолжались, отражаясь от деревьев звонким эхом, и я обошёл фургон поглядеть на процесс. Но первое, что я увидел — это тоскливое-претоскливое лицо Андрея, стоящего с генератором и ремнём к нему в руках. А взгляд его был устремлён на четырёх солдаток, которые вбивали кол в середину поляны. Всё бы ничего, но молодые крепкие девицы — что называется, кровь с молоком, — делали это топлес. Из одежды на них были только выданные со склада светло-серые панталоны, шитые из синтетики, и черно-белые полосатые чулки до середины бедра, подхваченные яркими подвязками. На ногах — привычные нам армейские ботинки с высоким берцем, но не черные, а песчаного окраса. Дизайнеры для разнообразия включили в комплект к ним разноцветные шнурки: девушкам же! И у всех барышень, как на подбор, груди, как спелые дыньки, со свисающими между ними амулетами и талисманами. Вот такую картину и наблюдал Андрей.

— Все в порядке? — тихо спросил я у товарища.

— С женщинами? — уточнил лейтенант, а потом тряхнул головой и поправился: — Я имею в виду, с генератором?

— Да, — усмехнулся я.

— Четвёрочка, — мечтательно ответил он и снова тряхнул головой. — Все нормально. Справлюсь.

— Если нужен буду, свистни, — произнёс я, задержав взгляд на молотобойщицах, а потом начал неспешно пересекать поляну. Магодетектор уже висел на поясе.

— Угу, — тоскливо отозвался Андрей.

— Катарина, — на ходу позвал я храмовницу.

Девушка как раз выпрыгнула с фургона. Все вокруг оторвались от своих занятий и уставились на неё. Не обошлось и без ехидных взглядов в мою сторону: мол, понятно каким местом она заработала такую драгоценность. И всем было невдомёк, что это наши специалисты испытывают снаряжение для храмовниц. На вопрос: «Зачем?» Иваныч пожал плечами: дескать, не знает, но, может быть, хотят подмазаться к ордену.

— Прогуляемся? — предложил я и взял девушку под руку. До сих пор не могу привыкнуть, что должен быть в роли ведомого, но чтоб не напрягать Катарину, приходится делать усилие над собой.

– Яси.

Сияющая довольной улыбкой, как галогеновый прожектор, храмовница повела меня к краю поляны.

— Вон там палатку разобьём, — показала она на толстую кривую берёзу, а потом заговорила: — А мне ваш жрец ордена Фрейда сказал, что можно львице ласковые слова говорить, тогда проще себя в руках держать. А ещё я под лавку кусочек мяса на листе положу: вдруг она ночью голодная будет. А я, когда голодная, тоже злая.

— Э-э-э, — протянул я и глянул снизу вверх на девушку: — Ты думаешь, она отдельно ходит?

Что-то мне не улыбалась перспектива встретиться с призраком большой кошки во время похода в туалет. Особенно после того, как я видел тень хвоста у Катарины.

— Не знаю. Но я несколько раз просыпалась с куском хлеба в руках. И не помню, как в сумке рылась, — она пожала плечами, а потом положила свою ладонь на мою. — А твоя система — она же как дух говорящей вороны. Давай вместе их кормить. Я мясом. Ты сыром и варёными яйцами.

— Ну, давай, — неуверенно ответил я. Вот в то, что встроенный в голову процессор начнёт жрать втихаря от меня сыр, как-то не верилось. Да и мог бы — скорее уж конфеты точил бы. Ну, подыграю Катарине. Она боевая, но в некоторых вопросах наивная, как монашка-первоклашка.

Мы шли. По пути я слушал писк магодетектора. Вскоре можно стало различить три источника, два из которых находились в десяти шагах от нас. И в одном уж точно сомневаться не приходилось.

— Подожди, — произнёс я и повёл Катарину к небольшому костру, у которого хлопотала Марта — Лукреция таки взяла с собой в качестве служанки ту деревенскую волшебницу с вырванным языком. На огне на большой чугунной сковороде, чёрной от нагара, уже скворчало мясо с луком, а в котелке кипела вода. Рядом с костром лежал мешочек с бобами. Так, понимаю, у нас на обед будет похлёбка с мясной поджаркой и бутерброды с сыром.

Противный скрип, как от ржавых дверных петель, усилился. Но я и так уже мог видеть висящие в воздухе солонку и перечницу, небольшой ножик и деревянную лопатку, в то время как Марта аккуратно нарезала тоненькими ломтиками сыр. Немая ведьма заметила нас, кивнула, а потом протянула желтоватые кусочки сыра.

— Ы. А-а-а, — промычала она, поднесла пустую руку к своим губам и сделала вид, что откусывает.

Я взял кусок, попробовал. И скажу: недурной вкус у Лукреции, если ей пармезан подают.

— Спасибо. Вкусно, — поблагодарил я и повёл Катарину к повозке с оборудованием, в которой засела Лукреция. Преобразованные в звук показания датчика стали другими: чётко выделялся однотонный сигнал, похожий на то, когда долго тянут одну и ту же ноту на скрипке. На его фоне часто-часто звенели молоточки ксилофона. Очень быстро. Но стоило мне коснуться тента фургона, как звуки резко оборвались, а в просвете показалось взволнованное лицо Лукреции.

— Уже обед? — быстро спросила волшебница, бегая взглядом по нашим лицам.

— Не-е-ет, — с натужной улыбкой, ответил я. Магесса явно что-то прятала. Нужно будет потом проверить пломбы и замки на ящиках с оборудованием.

— Я тогда ещё немного вздремну, — произнесла Лукреция, театрально потянувшись. А я заметил небольшую записную книжку в ее руке. Но начинать истерику и обвинять ее в шпионаже без оснований — глупая затея. Хотя…

— Не буду мешать, — снова улыбнулся я. — Но осторожней с пломбами — они волшебные. На них проклятье: кто их сорвёт — матка отвалится.

Лукреция брезгливо поджала ноги и поправила плед, накинутый поверх лавок.

Сделав невинную физиономию, я отошёл от фургона.

— Матка отвалится? — нахмурившись, спросила Катарина. И я кивнул, изо всех сил стараясь оставаться серьёзным, но самому хотелось засмеяться в голос: чувство юмора у девушки отсутствовало напрочь, вообще.

— Не яси, — пробормотала она. — Никогда не любила проклятья. Вот пуля в живот — это понятно. Нож под рёбра — тоже. А проклятья не люблю. Никто их не любит.