Леди Ева. Леди с разбитым сердцем
Шрифт:
Тетей он шувани никогда не называл, решительно отрезая от себя это родство. Действительно, гаджо.
— Она подтвердила, что Де Ла Серта прокляли. И сделал это кто-то достаточно умелый, чтобы даже отец ничего не заподозрил. Нужно рассказать ему.
Второй расстроено вздохнул. Старую шувани он не любил, но верил ее словам. Она не стала бы обманывать. По крайней мере, не меня, и не моего отца.
— Нужно рассказать, Первая. Как можно скорей.
Я согласилась. Не хватало еще, чтобы сын посла умер по непонятной причине в нашей стране.
— Пойдем, Второй. Не стоит
Разумеется, папа еще не лег. Иногда мне казалось, что он вообще не спит, а так и проводит все свободное время в кабинете за бумагами.
— Ну, блудная дочь, с какими новостями вернулась от старой шувани?
На моем лице появилась улыбка. Папа всегда знает все. И от этого мне всегда было спокойно.
— Мануэль Де Ла Серта действительно проклят. И проклят в нашем доме, — выпалила я с порога.
Не выносила приносить дурные новости.
Благодушие мгновенно покинуло нашего батюшку. Между бровей залегли угрюмые складки.
— Так значит, ты все же была права насчет проклятия… — произнес отец.
Слова тети Шанты он под сомнение ставить и не подумал, слишком уж преуспела старая шувани в своем искусстве.
— Хотя я и не представляю, какое условие нужно было поставить, чтоб лишь ты увидела колдовство.
Я тоже не представляла совершенно, как так могло выйти. И, скорее всего, условие ставилось с расчетом, что никто ничего не заметит.
— Тетя Шанта сказала, я спасу его, когда потребуется моя помощь, — сообщила я отцу. — Но если я не пойму, когда придет время? И из-за меня этот человек умрет…
От одной мысли о смерти Мануэля Де Ла Серта мне становилось дурно. Как только могла я так глупо, так безнадежно полюбить мужчину, которого видела впервые в жизни? К тому же мужчину, походя растоптавшего мою гордость…
Папа подошел и ласково погладил меня по голове, словно бы я опять была маленьким испуганным ребенком.
— Не сомневайся в своих силах, Ева, раз уж сама Шанта не сомневается в них. Ведь она учила тебя с самого детства и лучше всех других знает, на что ты способна.
Для тети Шанты я всегда была «чай», доченька, любимая ученица, почти что собственный ребенок. Именно она назвала меня Чергэн, звезда, а потом имя прижилось. Мне шувани передала все свои многочисленные знания, жалея только о том, что я не останусь в таборе, не займу ее место.
Меж тем отец продолжал:
— Но, признаюсь, меня изрядно беспокоит, что тебя настолько волнует судьба молодого Мануэля Де Ла Серта. Ты сокровище, но он не оценил тебя по достоинству. Поэтому лучше, если и ты выбросишь из головы мысли о нем.
Я чувствовала молчаливую поддержку папы и брата. Они всегда понимали меня и, что самое важное, принимали такой, какой сотворил меня Создатель.
Однако признаваться в своей склонности я не собиралась.
Опусти взгляд, решительно произнесла:
— Если до вас дошли слухи, то, право слово, они абсолютны беспочвенны. Разве можно полюбить с первого взгляда? Подобное случает только в романах. А я их не люблю.
Отец тихо вздохнул.
— Когда-то мы с вашей матерью считали ровно также и пытались спасти мою племянницу Эбигэйл Оуэн от пагубной
страсти к Рэймонду Грею. Как вам известно, они женаты уже двадцать три года и все еще безоблачно счастливы. А в тебе, дорогая дочь, слишком сильна цыганская страстность.Вот только никто и никогда не заподозрил бы в излишней страстности холодную и неизменно сдержанную леди Еву Даррроу. В свете, вероятно, ни один человек не подозревает, что у меня вообще есть чувства. Хоть какие-нибудь.
— Возможно, ты прав, папа, и страсти во мне много. Однако, уверяю, я не влюблена в Мануэля Де Ла Серта. Но разве это повод не переживать за человека, которому грозит смерть?
В своей лжи я намеревалась идти до конца. На кону стояла моя гордость, и я не собиралась ее терять.
— Будь по-твоему, дочь, — позволил мне солгать отец, наверняка понимая, что я на самом деле чувствую.
За эту поблажку я была ему благодарна. Во мне не осталось сил, чтобы говорить о своем несчастном чувстве.
— Гораздо больше меня, признаю, беспокоит, что кому-то удалось проклясть в моем доме моего гостя, а я так ничего и не понял…
Говорил мой почтенный родитель так, словно чеканил из бронзы каждое слово.
— Это слишком уж сильно похоже на объявление войны. Дарроу не проигрывают.
С обоими этим утверждениями я была согласна. Выходка была пощечиной всему нашему семейству, которое уже давно утвердило свое господство.
Папа посмотрел на меня, потом на Эдварда и велел:
— Не вздумайте проговориться матери или Эмме. Не стоит беспокоить.
Матушку и нашу младшую сестру оберегали со всем возможным тщанием от волнений и опасностей. Порой даже с излишним тщанием. Подозреваю, мама, леди Кэтрин, даже в пору молодости мало походило на хрупкий оранжерейный цветок. Сейчас же и вовсе это была женщина со стальной волей и идеальной выдержкой, к которой при дворе относились с закономерной опаской.
Но если отец не пожелал вовлекать маму, то так оно и будет.
— Решим проблему сами, — подвел итог он. — Ева, мне необходим список гостей на том злосчастном приеме. Расспроси Глорию, кто проявлял излишний интерес к старшему сыну иберийского посла. Заодно присматривай за этим молодым человеком.
Когда мой дражайший родитель, лорд Дарроу, герцог Эрсетский, говорил подобным тоном, лично меня всегда тянуло вытянуться по струнке и козырнуть как верный солдат. Отец никогда не делал скидок на то, что я женщина. Он обращался со мною точно так же, как и с моим братом Эдвардом, и это безумно льстило. Не так уж много мужчин готовы признать, что женщины тоже наделены разумом, волей и способностями.
— Я все сделаю, отец, — кивнула я, чувствуя волну обожания, которая накрыла меня с головой.
Осталось только придумать, как всегда держать Мануэля Де Ла Серта в поле зрения и не вызвать очередную волну слухов о моей влюбленности.
Папа повернулся к моему Второму.
— Эдвард, я хочу, чтоб ты подружился с молодыми Де Ла Серта и проводил с ними как можно больше времени. Я хочу знать об их жизни, привычках, знакомствах абсолютно все. Заодно ваша дружба позволит тебе брать с собою и Еву.