Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
Он бежал быстро, смешно подпрыгивая, и не видел, как огненный клубок достиг-таки цели. И Василиса зажмурилась. Пусть она проклята, но… это же не повод ее убивать.
Ее убивать вовсе причин нет.
В лицо пыхнуло жаром.
Задрожал щит, и тонкий браслет на руке раскалился, приводя в сознание. Господи… какая же она дура!
– Вася! – Марьин голос донесся будто издалека. – Вася…
Под ногами прошла волна силы, расцветая защитным куполом, в котором ныне нужды уже не было, но купол все одно поднялся, плотный, живой.
– Вася, ты…
– Все хорошо, - Василиса потерла
– Покажи, - Марья дернула руку. – Вот бестолочь…
– Бестолочь.
– Я не про тебя, я про Сашку. Кто ж так щиты ставит? Без изоляции? Вот вернусь, я покажу этому студиозусу, что такое настоящая артефакторика. Он же тебе руку едва не спалил.
Едва…
Не спалил.
И… и Василиса вдруг явственно осознала, что все еще жива. И, наверное, кому-то там, на небесах, о которых она думала редко и исключительно по большим праздникам, она нужна, если все вышло… как вышло.
– Госпожа? – стенка щита исказило лицо кучера, лишив его неприметности. – Вы целы?
– Не вашими заслугами, - зло отозвалась Марья и щит все-таки убрала. – Что здесь вообще произошло?
На светлых ее волосах держалась шляпка из тонкой сетки, украшенной круглыми жемчужинами и атласными лентами. Сооружение это, на ком другом показавшееся бы чересчур роскошным, на Марье гляделось вполне себе естественно и мило.
– Не знаю. Госпожа вышла. Я решил, что ей стало дурно в магазине.
Василиса фыркнула. Она, конечно, модные лавки не слишком жалует, но не настолько же. И Марья тоже фыркнула. Она вовсе не представляла, что кому-то могло стать дурно в столь чудесном месте, как шляпная мастерская.
– …и она просто посмотрела, а он вдруг заклятье кинул. Я слишком далеко стоял и…
– Вещерскому доложитесь, - бросила Марья.
И кучер посмурнел. Кажется, перспектива его не вдохновляла.
– А ты что скажешь?
Под строгим взглядом Василиса поежилась.
– Мне… не знаю, я просто… он был неправильным, тот человек. И я захотела посмотреть, что с ним не так, - прозвучало на редкость жалко. – Я вышла. И…
– Посмотрела?
– Да.
– И?
– Это был он.
– Кто?
– Ижгин, - сказала Василиса. –Василий Павлович. Он просто личину нацепил. Только что-то все равно не легло, если я заметила.
– Легло, - очень мрачно произнес кучер. – Хорошо легло. Я не заметил, а у меня…
Он поднял руку, демонстрируя широкий кожаный браслет, украшенный серебряным узором.
– Вот как, значит… - Марья посмотрела на след. Огонь, пролетев по улице, опалил пару деревьев, обратил в пепел петунии, не тронув каменную цветочницу, и исчез. – Что ж… ты найди Вещерского. Пусть разберется, почему всякие беглые приказчики огненными заклятьями первого уровня швыряются.
– А…
– А мы еще не все шляпки посмотрели, - Марья взяла Василису под руку. – Знаешь, мне нравится эта девочка. Как думаешь, она не согласится переехать? Конечно, Гезлёв город симпатичный, но народец здесь какой-то чересчур уж консервативный… и вот так везде! Если где и появится какая прелесть…
Колени дрожали.
И руки тоже дрожали. И, наверное, Василиса бы расплакалась самым позорным образом, если бы не спокойный голос Марьи…
Туман
расползался.И собирался.
Он словно чувствовал настроение Демьяна и его желание добраться до того подлеца, который едва не убил девушку. Василиса была бледна. И шляпка из темного шелка подчеркивала эту ее нехарактерную бледность.
Растерянный взгляд.
Пальцы, которые то касаются друг друга, то собираются в кулачки, и тогда узкий подбородок поднимается, будто она, Василиса, готовится дать отпор.
Вещерский мрачен.
Он дважды прошелся по улице, но след потерял, и это его злит. Его злость густая с богатым лиловым оттенком, один в один варенье, что матушка варила в августе-месяце из соседских слив. А вот некромант спокоен. И спокойствие это отнюдь не только внешнее.
Выходит, он, Демьян, привыкает?
К дару этому? Или правильнее было бы его проклятьем назвать?
– И это, прошу заметить, совершенно возмутительно, - над княжной Марьей туман клубился, и Демьян не мог отделаться от ощущения, что тот того и гляди полыхнет. – Средь бела дня в приличном месте…
– Извини, дорогая.
– А если бы не защита? Если бы… - бледные руки взметнулись, и воздух вокруг ощутимо нагрелся.
– Как вы себя чувствуете? – тихо спросил Демьян, пока Вещерский утешал супругу, а некромант разглядывал шляпку, представлявшую собою поле искусственных роз, среди которого потерялась мертвая белая птица.
– Хорошо, - солгала Василиса.
– Неправда, - зачем-то сказал Демьян, хотя вежливо было бы со словами согласиться.
– Неправда, - она вздохнула. – Странно. И… страшно. Меня еще никогда убить не пытались.
Она потерла запястье, на котором отпечатался алый след.
– И, наверное, убили бы, если бы не Сашка… у меня вообще-то есть родовая защита, только…
– Вы ее не носите.
– Не ношу. И Марья пока этого не поняла, - Василиса покосилась на сестру, что-то увлеченно выговаривавшую супругу. Выглядел Вещерский до крайности виноватым, но отчего-то Демьяну казалось, что и гнев княжны, и нынешняя виноватость княжича – часть чужой игры, свидетелем которой ему было позволено стать. – А как поймет…
– Заругается?
– Еще как.
– А почему не носите?
Не о том надо спрашивать, и не спрашивать вовсе, но сказать что-либо утешающее, вроде того, что преступник понесет заслуженную кару. Вот только ложью это было.
Не так-то просто найти человека, а уж такого, который прячется…
– Так… вы бы видели этот перстень. Он тяжеленный… и неудобный до жути. Вот и…
– Я тебе удобный сделаю, - пообещала Марья, которая, оказывается, все-то слышала. – Или лучше браслетом?
– Браслетом.
– Вот и отлично… а пока… дорогой, вы не хотите что-либо предпринять?
– Что?
– Не знаю, - Марья покрутила шляпку, правда, не с птицею, а с парой проволочных ветвей, что переплелись над макушкой этаким подобием дивных рогов. На ветвях виднелись каменные вишенки, а с боков торчали тряпичные листики. – След поискать…
– Стерся давно…
– Это в нынешнем мире, - некромант отвлекся от изучения птицы и посмотрел на Демьяна. И Вещерский тоже посмотрел на Демьяна.