Леди, которая любила лошадей

– Нет.

– Право слово, - он откинулся на стуле, позволив себе позу чересчур уж вольную, будто разом вдруг уверившись, что собрались за столом его приятели. – Не понимаю вашего упрямства! Женщине столь прелестной следует заниматься вовсе не лошадьми… тем более лошадей-то не осталось.

– И я ей о том же говорю! – неприятным голоском произнесла Марья. Василиса даже вздрогнула от неожиданности.

И не она одна.

Некромант вот про стерлядь свою забыл, уставился на Марью. А та взбила кудряшки и губки выпятила, толкнула Вещерского в бок.

– Я всегда говорила, что истинное счастье женщины – в браке!

У Вещерского дернулся глаз. Левый.

– Мы созданы, чтобы хранить очаг… - голос был столь сладок, что зубы свело от этой сладости. Но Аполлон, кажется, ничего-то и не понял. Впрочем, вряд ли он был знаком с Марьей. Определенно не был, а потому и не знал, сколь несвойственен ей этот медовый тон. – Создавать уют, поддерживать супруга во всех начинаниях…

Она с таким пылом уставилась на Вещерского, что у того снова глаз дернулся. На сей раз правый.

– А Василиса упрямится. И замуж идти не хочет.

– И правильно делает, - неожиданно поддержала Василису Нюся. И на Марью поглядела так, со снисходительным сочувствием. – Женщина имеет полное право не выходить замуж, если ей не хочется.

– А если хочется? – Марья надула губки.

– Тогда выходить.

– За кого? – уточнил Ладислав, кажется, из всего разговора выхвативший лишь ту часть, что интересовала именно его.

– За кого надо…

– За кого хочется…

Марья и Нюся произнесли это одновременно.

– Дамы прелестны… - Аполлон поднял бокал. – Половой, всем шампанского! И смотри, чтобы наилучшего!

Шампанского не хотелось.

Вина тоже.

И обед вдруг разом утратил все свое очарование. Теперь стол больше не казался нарядным, пальмы в кадках раздражали неуместностью, музыка звучала чересчур уж громко и хотелось просто уйти.

– Так значит, вы конюшни хотели купить?

– И все еще хочу. Правда, слышал, что приключилось несчастье…

– Пожар, - сухо сказала Василиса.

– Это, конечно, скажется на цене…

– Никто не пострадал, - заметила она зачем-то, хотя очевидно, что до других людей ли, лошадей ли, Аполлону нет дела. И вряд ли можно его за то винить.

– Но восстанавливать придется, - Вещерский пить шампанское не стал, да и Марья лишь пригубила. Ладислав и вовсе бокал отодвинул, причем не только свой. И от Демьяна Еремеевича тоже, хотя тот к шампанскому притрагиваться явно не собирался.

– Ему нельзя, - сказал он Нюсе. – Он у нас болеет.

– Чем? – огромные очи ее стали еще больше.

– Вот и я о том, к чему вам возиться с восстановлением конюшен, которые по сути-то и не нужны?

– Нужны, - порой на Василису находило, и делалась она упряма до крайности. И теперь вот пришлось заставить себя говорить спокойно.

– Помилуйте, здания с большего уцелели…

– Я слышал иное, - а вот Аполлон выпил шампанское и протянул руку, чтобы бокал вновь наполнили. – Что там ничего-то целого не осталось, что пламя было такое, что даже камни плавились.

– Местами, - согласился Вещерский и пальцы сцепил.

– Ужас какой! – воскликнула Нюся чересчур уж радостно. – И что у вас там загорелось?

– Наверняка, сено. Я видел, в каком состоянии были эти конюшни. Поверьте, подобное происшествие – вопрос времени. Рано или поздно, несчастье случилось бы… - Аполлон осушил бокал одним глотком. – Безалаберность, полнейшая безалаберность…

– Поджог, - Вещерский чуть склонил голову.

– Быть того не может!

– Жуть! – Нюся сложила ручки. А ведь и она не стала пить, как и Марья едва-едва пригубила бокал, и отставила в сторону, отдав предпочтение клюквенному морсу, на меду вареному.

Морс и вправду был хорош.

Но… почему этакая нелюбовь к шампанскому показалась вдруг подозрительной.

– И вы знаете, кто это сделал? – с придыханием спросила она у Вещерского.

Едва заметно нахмурилась Марья.

– Выясняем.

– Да что тут выяснять, - голос Марьи теперь звучал еще более сладко. – Это все тот мошенник… правда, Васенька? Представляете, выяснилось, что он мою несчастную сестру обманывал! И меня тоже обманывал!

На длиннющих ресницах задрожала слеза.

– Это просто кошмар какой-то! А как все выяснилось, то решил спалить конюшни, чтобы под суд не идти.

– Вы это о ком? – Аполлон теперь смотрел на Марью.

И не только он.

Вещерский вот, как показалось, ревниво. И такая же ревность привиделась Василисе во взгляде Нюси. Ладислав – восхищенно. Аполлон – зачарованно.

А вот Демьян Еремеевич с немалою задумчивостью. Впрочем, он скоро взгляд отвел и подмигнул Василисе, так, будто знал что-то тайное, известное лишь им двоим.

– О Василии Павловиче, конечно, - теперь в голосе Марьи проскользнули раздраженные нотки. – Знатный мошенник. Такому самое место на каторге, а не среди приличных людей.

– Помилуйте, я давно знаком с Ижгиным, - Аполлон нашел в себе силы возразить. – Милейший человек. И рекомендовали мне его, как весьма сведущего во всем, что лошадей касается. Я ему даже доверенность выписал…

– На что? – Вещерский спросил это тихо.

– На лошадок, - ответила Нюся, крутя бокал в пальчиках, будто любуясь тем, как сверкают искорки в гранях его. – Полечка будет лошадок разводить, но их сперва купить надо. Правда? Я ведь правильно поняла?

Аполлон кивнул.

И как-то совсем уж не радостно.

– А он сам не может. У него дел много. Вот и написал доверенность…

– И вы говорите… простите, но не могу поверить.

– Придется, - меланхолично заметил Ладислав.

– Может, вы ошибаетесь…

– Следствие покажет.

Ненадолго за столом воцарилась напряженная тишина.

– И все-таки… - Аполлон отставил полный бокал, причем с явным сожалением. – Вам стоит встретиться, побеседовать с этим человеком…

– Не получится, - Ладислав подвинул к себе блюдце с тем самым бланманже, щедро украшенным ягодами малины.