Леди не движется – 2

— Вы могли бы дать подробное описание этих людей? Обоих?

Словесный портрет мужчины полностью совпал с тем, что говорила Лиана Серви. Дополнительно старушка упомянула, что у него слабые ноги — коленками самую малость внутрь, бывает такое, когда малыш слишком рано начинает ходить, суставы еще слабые, проседают. Хотя, конечно, у детей с хорошей наследственностью такого не бывает, да. Ну да где ее по нынешним временам взять-то, эту хорошую наследственность… Сейчас медицина такая, что даже явного мертвечика поднимет. А он вырастет и детей слабых оставит, и их тоже вылечат. Так цивилизация и вырождается.

Я смотрела на старушку, явно севшую на любимого конька, и помалкивала. Мой невольный партнер, молодой полицейский, уже нервничал и ерзал, а я молчала и улыбалась одобрительно. Никогда не перебиваю людей, которых понесло, — они столько интересного могут выболтать!

Старушка, впрочем, на кладезь информации не тянула, поэтому я, почувствовав, что она выдыхается, перевела разговор в продуктивное русло. Мы оформили ее рассказ как свидетельские показания, затем я оставила ее на растерзание полицейскому и вернулась к Крюгеру.

— Смотрю, вы пошли не туда, куда я советовал, — мрачно отметил он.

— Зачем я пойду к людям, которые и сами рвутся пообщаться с вашими ребятами? Хубены — я права? — превосходно все расскажут. Поэтому я пошла туда, где вашему парню пришлось туго. Копию показаний хотите?

— А, так вы вытрясли из старой стервы что-то? — Крюгер оживился. — Хочу, конечно.

Мы поменялись сведениями. Моя вылазка пришлась как нельзя более кстати, потому что Хубены видели совсем другое. Они заметили, что к коттеджу Бейкера подкатила большая машина, полугрузовик «Экорни» черного цвета, грязный. С пассажирского места вышел невысокий, но очень широкоплечий мужчина, открыл дверь своим ключом, вошел внутрь. Вроде бы с той стороны донеслись какие-то крики, кто его знает, радостные или не очень. Громко заиграла музыка. Прямо неприлично громко. Здесь тихая улица, нельзя так шуметь, это оскорбительно для соседей. Открылась дверь гаража, и туда заехала машина гостей. К сожалению, людей, приехавших с невысоким гостем, разглядеть не удалось, хотя и хотелось: можно было пари заключать, что выглядят они вызывающе. Праздник продолжался долго, часа два. Потом музыка выключилась, из гаража выехала машина гостей. И наступила тишина. Больше ничего не случилось.

Осмотр дома показал следующее. Таинственный родственник Бейкеров — для себя я прозвала его Математиком — коротал досуг на веранде в компании Нэми Фогарт. Пили лимонад, сделанный из концентрата, закусывали домашним печеньем, которое принесла девушка. Креслица, в которых они сидели, стояли в паре метров друг от друга, вполоборота. Возможно, Математик и Нэми вели приятную для обоих беседу, о Боге или устройстве Вселенной. В этот момент явился невысокий Громила. Его появление стало полным сюрпризом. Громила схватил девушку, Математик не оказал физического сопротивления. Затем Громила запер обоих в подвале, открыл дверь гаража своим подручным. Даже беглый, поверхностный обыск гаража подтвердил мою интуитивную догадку: с Громилой приехали орки. Все вместе они спустились в подвал.

Что произошло дальше, установит экспертиза, а я выдвинула версию: Громила привез не только пару орков-подручных, но и мобильный комплекс аппаратуры. Затем приехали Ахири с кавалером, и Математик изготовил новый чип. Заодно он уничтожил в домашней системе все следы пребывания гостей, да и свои тоже. После чего девушка-свидетель была зверски убита, а все живые покинули коттедж.

Крюгер стоял за то, что Математик уехал с Громилой. А мне казалось, в этой схеме что-то не клеится. Если банда подыскала ему берлогу, то зачем он стал водить гостей? Почему впустил в дом Нэми, зная, что должны приехать подельники?

По всему выходило так, что банда ничего ему не подыскивала. Он сам нашел — и прятался тут от банды. Затем произошло неминуемое: банда вышла на его след. Нельзя исключать, что Математик отказался от дальнейшего сотрудничества и скрылся. Соответственно, его гостья стала заложницей — Громила пригрозил убить ее, если Математик откажется помочь «в небольшом дельце». Судя по тому, что тем же вечером Ахири гуляла с новоявленным князем Сонно, Математик испугался угроз и сдался. Девушку все равно убили, а его увезли насильно — ценный кадр, пригодится. А может, его нельзя было убивать прямо тут, слишком подозрительно. Но на месте бандитов я бы приберегла парня на будущее.

Мы с Крюгером стояли на веранде, когда вернулся криминалист, осматривавший участок, с неожиданными новостями. В истории появился новый виток сюжета: чуть дальше, в саду, нашлись свежие следы, а еще дальше — сломанный кустарник и отчетливо смятая трава на крутом склоне оврага, там, где человек будто бы скатился кубарем. Похоже, человек любой ценой стремился убежать от банды. Полоса уводила за овраг, к проулку, по которому можно было срезать угол и выйти на трассу местного значения. Никаких телесных следов — крови, волос — пока не обнаружено, но поиски продолжаются. Хотя особой надежды нет: ночью метеостанция промывала квартал дождем средней интенсивности.

— Попутку поймал, — заметил Крюгер. — Ладно, займемся. Делла, не смею задерживать. Результаты всех экспертиз будут готовы завтра, да и попутку ту мы найдем быстро.

— Надеюсь.

— Не забудьте, пожалуйста, вы обещали вместе со мной поехать на космодром, встречать эту Бейкер. Могу прислать за вами машину. Без опознавательных знаков.

— Ну почему же без знаков? Вы забыли, я работала в полиции и питаю некоторую ностальгию по тем временам.

— Странно, я бы быстрей предположил, что вам нравится все военное.

— Ну что вы.

…Август, которому я отчиталась, помрачнел.

— Плохо, — только и сказал он.

Вот вам и все комментарии.

…А вечером Макс еще и скандал закатил.

* * *

На космодроме было холодно и солнечно — идеальный осенний день. Прозрачный воздух, ветер стих, казалось, вот-вот разогреет и начнет припекать. Мне даже не хотелось заходить в здание космопорта, так было прекрасно.

Земной лайнер пришел с опозданием на четыре минуты. Ну, это еще куда ни шло. Обычно дальние рейсы, даже федеральные, запаздывали минут на десять-пятнадцать. Что поделать, космос — это вам не автобан, всех случайностей не предусмотришь. Народу на Таниру прибыло много, туристы с любопытством глазели на нас с Крюгером — и на двоих рослых полицейских, маячивших за нашими спинами. Бог знает, зачем Крюгер прихватил их с собой. Не исключено, что решение ему подсказала паранойя — ведь важная свидетельница прибывает, надо уберечь от жестокой банды.

Миссис Бейкер оказалась жирной старухой в ярком платье с цветочным принтом. Перемещалась она в инвалидной коляске, которую неотлучно сопровождала юная усталая девушка. По документам миссис Бейкер было не так много — пятьдесят четыре, — но выглядела она на все восемьдесят.

Я чего-то подобного и ожидала. А Крюгер опешил и на несколько секунд потерял дар речи. Его никто не предупредил, что наша свидетельница — глубокий инвалид. Сама она тоже не заикнулась, что ей нужен спецтранспорт. Теперь Крюгер напряженно думал, как выйти из неловкой ситуации: коляска явно не войдет в патрульную машину, а перенести в салон тушу весом под центнер — позвоночник треснет. Решение, естественно, было единственным: Крюгер побагровел и вызвал медицинский фургон. Старуха злорадно за ним наблюдала. Похоже, она нарочно не сообщила о своих ограничениях.

Фургон мы ждали снаружи. Сотрудник космопорта принес накидки с подогревом, старуха долго возилась со своей, роняла, девушка, прилетевшая с ней, суетилась вокруг, никак не могла приладить одежку так, чтобы клиентка была довольна. Сама замерзла до синевы, а старуха не собиралась даже угомониться.

Я молчала.

Прибыл фургон, вредную бабу наконец погрузили. Крюгер пригласил меня в свою машину.

— Что скажете? — спросил он, когда мы тронулись в путь этаким кортежем.

Мне было слишком много, чего сказать. Миссис производила настолько отталкивающее впечатление, что я не знала, с какой стороны начать. Я могла бы поспорить: ей нравится раздражать и злить людей, вызывать ненависть и отвращение. Толстые люди бывают необыкновенно приятными, и инвалиды бывают обаятельными, ее физическое состояние не имело никакого отношения к восприятию.