Ледовый десант

Ему вспомнилась мать, послышались ее слова: «Ведь ты же, сынок, и не отлежал своего в госпитале. И ногу тянешь, и на шее ожог, и ухо порвано, и рука пробита. Одну рану получил под Сталинградом, другую — под Белгородом, третью — на родной Десне, говоришь… А какие же у тебя раны еще и под гимнастеркой, один господь знает…»

Луденко перевел дыхание. В глазах поплыл туман, задрожали фигуры солдат. Узнал Шмиля и Устина Гутырю, других бойцов разведроты. Узнал и склонившегося Гната Тернистого.

— В вашем танке мои вещи, товарищ капитан, — прошептал Луденко. — Там немного денег на хату. Старую ведь спалили немцы.

— Знаю, Никифор, — кивнул Тернистый. — Я же сам посылал танк, чтобы леса притащил на вашу хату.

— Зайдите с полковником к матери. Она его за сына почитает. Скажите, что мой брат Федя погиб на станции Котлубань…

— Знаю. Возле той станции сражались и наши танки.

— Двое нас сыновей было. Остался хотя бы отец живым…

— Скажу маме все, Никифор, скажу.

Подошли двое санитаров, распороли ножом комбинезон Луденко, чтобы перевязать рану.

— Товарищи! Киев наш! Над Киевом красные флаги! — послышался радостный крик.

Это кричал, подбежав к группе танкистов, корреспондент армейской газеты Филипп Миронец. Увидев раненого старшину, остановился:

— Кто этот танкист?

Капитан Тернистый назвал имя и фамилию командира взвода разведки танковой бригады. Добавил:

— Торопился Никифор от Сталинграда в родной Киев. Отсюда до его села рукой подать: оно на том берегу Днепра, где сейчас переправа. И вот…

— Неужели нет надежды? — склонился над Луденко Миронец.

Один из санитаров печально покачал головой:

— Нет…

— Раны заживут, мама… Вышгород и Киев надо брать… — прошептал в бреду Луденко.

Оцепеневших солдат встряхнул рокот бронетранспортера. Послышался чей-то голос:

— Командующий фронтом подъехал! Идет сюда!..

Тернистый доложил Ватутину о последних событиях, о героической гибели старшины Луденко.

Ватутин склонил голову, помолчал, потом обернулся к сопровождавшему его офицеру:

— Гвардии старшина Луденко заслуживает звания Героя Советского Союза. Подготовьте документы.

Командующий окинул взглядом столпившихся солдат — пехотинцев и танкистов. Увидел старшего лейтенанта Сероштана. С ним он под Курском стоял в окопе, через который переползала «тридцатьчетверка». «Все-таки дошел Сероштан до Киева! — подумал Ватутин. — Молодчина! Дойти бы ему еще и до Варшавы, до Берлина!.. — Глаза Ватутина прищурились: — Вроде бы и эти знакомы?.. Конечно! Три недели назад я видел их без погон на берегу Ирпеня. Воины генерал-майора Шаблия. Тогда эти двое не пошли в партизанский штаб, пожелали участвовать в боях за Киев. И взяли Киев. Молодцы!»

Послышался шум приближающейся машины. Ватутин оглянулся. Остановилась «эмка», из нее вышел Шаблий. Поздоровались.

— Одна из последних смертей в Киеве, — печальным голосом произнес Ватутин, кивнув на мертвого Луденко, которого танкисты уже завернули в брезент и положили на броню танка. — Я познакомился с этим воином еще на Дону. Мать ждет его в Лебедивке, возле переправы.

Шаблий отвел Ватутина в сторону.

— Дело неотложное, товарищ командующий. К Фастову направляется сотня танков из двадцать пятой дивизии…

— Мы знаем об этом. Дивизии ведет фон Шелль, воспитанник Гудериана. Слушаю вас.

— В тех районах действуют три наших партизанских отряда — васильковский, фастовский и бышевский. Они составляют четвертый батальон Киевского соединения. Отряды боеспособные, разведка у них на высоком уровне, — Шаблий раскрыл планшет. — Вот радиограммы. Тут названы села и города возможной встречи танкистов с партизанами. Партизаны проведут танки к железнодорожной станции, в Фастов. Туда стянутся автоколонны немцев, отступающих из Киева.

— Это хорошо, что ваши люди будут проводниками у танкистов, — кивнул командующий. — Нам бы использовать ночь — утром немецкие танки навяжут нам бой. Сделаем так. Пошлем туда бригаду полковника Майборского. Он мастер таких походов.

Ватутин подозвал капитана Тернистого.

— Догоняйте свою бригаду! И расскажите Майборскому все, что услышите сейчас от генерала Шаблия… Уже завтра утром Фастов, важный железнодорожный узел, должен быть взят нами. Иначе может создаться серьезная угроза Киеву с этого направления. Да и с запада тоже. Манштейн скапливает танковые силы возле Житомира, Староконстантинова. Об этом сообщает воздушная разведка. Нам надо спешить. Однако торопливость не перечеркивает рассудительности. Пользуйтесь услугами партизан. Такого преимущества нет у Манштейна и Гота. Бойцы генерала Шаблия хорошо знают местность, обстановку, людей.

— Есть! Все учтем! — козырнул Тернистый.

Ватутин подошел к «КВ».

— О включенных фарах во время атаки в Святошине я знаю. А вот фары на конусах откидных кронштейнов вижу впервые. Сколько выдумки у вас, танкистов! Однако ночью лучше идти без включенных фар и с партизанскими разведчиками на броне, как советует генерал Шаблий.

— Учтем ваше замечание! По машинам! — крикнул Тернистый и побежал к своим танкистам.

Было хмурое осеннее утро. В Киеве стихали выстрелы. Но война продолжалась…

12

Прорвав оборону немцев в районе Святошина, танковые корпуса и бригады 1-го Украинского фронта двинулись на юг, чтобы перерезать шоссейную дорогу из Киева на Белую Церковь и захватить Фастов.

Потеряв Киев, Манштейн и Гот лихорадочно начали стягивать силы к Фастову и Попельне, готовясь к контрнаступлению против 3-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта Рыбалко.

Комбриг Майборский распределил по батальонам и ротам проводниками партизан, присланных генералом Шаблием.

В батальон Тернистого проводником был назначен шестнадцатилетний хлопец Митя. Худенький, беловолосый, с румянцем на щеках, он был очень похож на девочку. Партизаны часто наряжали его в женское платье и отправляли на разведку. Однажды его не узнал даже родной отец.

Митя получил задание встретиться на явочной квартире с подпольщиками, работавшими на мельнице. Фастов он хорошо знал. Быстро добрался до дома Горпины Андреевны, куда должны были прийти подпольщики. Возле тына на толстой колоде сидел один из них, дымя самосадом, и будто ненароком посматривал по сторонам. Это был его отец.