Ледовый десант

Потом вздохнул: «Все! Конец моему независимому отряду. Каких-то полчаса общения Микольского с моими солдатами поселили в их души колебания, если не прямое желание перейти на сторону красных! Микольский… А еще был другом и на фронте в сентябре тридцать девятого года, и потом. Гм… «Рука Москвы» залечила ребра Микольскому, наградила орденом Красного Знамени. И послал нечистый на мою голову этих двух агитаторов! Матка боска! Спаси отряд…»

— Пан Паневский, — сказал Стоколос, — переходите к нам. Вместе пойдем и в Польшу бить швабов. Над своими людьми вы будете командиром. Это мы вам гарантируем. Микольского назначили командиром бригады польских партизан. Комбриг! Вдумайтесь в это!

— Так это он и набирает в свою бригаду людей? А еще другом был! Перешел к Советам…

— Независимо от того, пойдете вы с нами или нет, я о нашей встрече сообщу в Украинский партизанский штаб, — прервал Паневского Стоколос. — Скажу, что переговоры с вами будут вестись и дальше. В Москве сегодня же будут знать о вас.

Паневский задумался.

Жизнь… Она одна у всех, а смерть разная. У Микольского отец умер от истощения: такие были мизерные заработки во время кризиса. Паневскому легче: он учитель. За эти годы тысячи поляков, как перелетные птицы, подались в Соединенные Штаты, в Канаду, в Бельгию, Литву, Латвию. Паневский жил в одном небольшом городке с Микольским и знал, откуда у него появились такие крепкие мускулы. Он работал грузчиком на железной дороге. Чтобы не голодать, добровольцем пошел в армию на два года раньше призывного срока. Служил матросом. Закончил службу. А накануне войны и Микольского, и Паневского (обоих в чине унтер-офицера) взяли в армию. Война не заставила себя ждать. Горделивые польские генералы оказались беспомощными и перед немецкой стратегией, и перед высокой вооруженностью противника. Однако поляки на фронте проявляли мужество. Этого не забыть.

Паневский вспомнил бой под Варшавой, куда рвались войска генерала Манштейна. У немцев танки, тяжелая артиллерия. У поляков — сабли, пулеметы, винтовки. Поляки за баррикадами, как в прошлые времена. И все же танки не прошли. После артподготовки немцы бросились на штурм. Польские жолнеры примкнули штыки к винтовкам и двинулись навстречу. Это была первая встреча Паневского и Микольского со швабами с глазу на глаз. И в том бою победила, пусть ненадолго, отвага польских солдат.

И Паневский, и Микольский видели, как в Варшаву въезжал на белом коне Манштейн. Польша капитулировала. Правительство бежало в Лондон. Гитлер решил стереть Польшу с лица земли, назвал ее на географических картах «Область интересов Германии».

Паневский и Микольский с десятками тысяч жолнеров попали в немецкий плен. Оба решили бежать. Первый раз бежали неудачно. Их схватили жандармы и снова бросили за колючую проволоку. Второй раз бежали во время перевозки пленных в другой лагерь. Паневский и Микольский на полном ходу грузовой машины выпали из кузова, добрались до Кобринского района, и там их задержали красноармейцы. Но командир со шпалой на петлице, выслушав рассказ Микольского, увидев его рабочие руки, отпустил обоих, сказав: «Всюду создаются школы, а учителей не хватает. Идите, Станислав Паневский, преподавать родной язык в польское село. А вам, Микольский, найдется работа и в МТС, и где вы только пожелаете».

Паневский стал преподавать в семилетней школе польский язык, а Микольского пригласили в Дом культуры в оркестр. Тогда строился Днепро-Бугский канал, и оркестр часто выступал перед строителями канала. Паневский преподавал также и ботанику, поскольку его предшественник заболел. Учителей не хватало — пооткрывали школы во всех селах, чего не было во времена властвования в этих краях Пилсудского.

Но мирная жизнь вскоре оборвалась: немцы без объявления войны с территории Польши совершили нападение на Советский Союз. Теперь все поляки увидели, чего стоила политика Франции, Англии и польского правительства, которое было враждебно настроено против Советского Союза. Однако Паневский над этим глубоко не задумывался, хотя и знал: когда немцы развернули наступление на Чехословакию в 1938 году, Москва просила Польшу пропустить ее армию к Чехословакии, потому что с Бенешем у Советского Союза был договор о взаимопомощи. Но кто же пропустит войска Москвы через Польшу? Такого мнения придерживались те, кто сидел в правительстве, так думал и он, Паневский.

Когда же Гитлер бросил сто семьдесят дивизий на Советский Союз, весь мир увидел, что Польша стала плацдармом для наступления фашистов на восток.

Во время гитлеровской оккупации и Паневский, и Микольский старались быть незаметными для немцев. Но вскоре их обоих вызвали в жандармерию. Недавний инженер Левкович из строительного батальона, работавший на канале, спросил их: узнают ли они его?

«Узнаем», — ответил Паневский.

«Ты учил детей политике, придется расплачиваться!» — сказал Левкович Паневскому.

«Какая политика, пан? Я учил детей родному языку!»

«Разве ты не знаешь, что польский язык не признает сам фюрер!»

«Это его личное дело», — сказал Паневский.

«А ты, Микольский, играл на аккордеоне большевикам, чтобы им работалось лучше».

«А вы, пан Левкович, были тогда инженером», — парировал Микольский.

«Молчать! Будешь капельмейстером в батальоне. О бегстве забудьте оба. Знаем, как вы бежали из-под Варшавы, где вас взяли в плен немцы. Теперь вам негде спрятаться, все уже завоевано Германией. Да и командование батальона знает, где живут ваши матери. В случае чего — смерть им. Так вот, Микольский, набирай оркестр и начинай службу!»

И стал Микольский капельмейстером оркестра батальона. Барабанщиком взял Паневского. В оркестр Микольский подбирал людей, ненавидевших оккупантов и готовых к сопротивлению.

Вскоре до батальона дошли слухи о партизанских отрядах. Один отряд создал местный милиционер, другой — бывший председатель райсовета, третий — секретарь райкома партии. Немцы были встревожены действиями партизан под командованием коммунистов. Против них они решили послать батальон поляков. Микольский пытался не только оркестрантов, но и весь батальон отговорить от этого похода, предлагал уйти в лес. Не получилось.

Батальон двинулся в поход на советских партизан. В каждой колонне на подводах ехали немцы-надсмотрщики во главе с офицером. Немцы хлестали шнапс, заедали колбасой, салом, марокканскими сардинами. Командир пригласил Паневского и Микольского к своей подводе подкрепиться и спеть «Червону ружу, бялый квят». Микольский сказал, что сначала сходит посмотрит, все ли в их обозе в порядке. Пошел с ним и Паневский. Они расставили своих людей так, чтобы те находились впереди и сбоку подвод, на которых лежали автоматы и пулеметы.

Обоз приближался к запруде.

«Здесь будем начинать, — сказал Микольский. — Здесь каждый на виду: с одной стороны пруд, с другой болото».

«Давай», — согласился Паневский.

Бой длился несколько минут. Трупы фашистов были утоплены в болоте, оно сразу же засосало их. Поляки забрали с подвод оружие, боеприпасы и ушли в лес.

Это произошло ранней весной сорок третьего года. Но с тех пор сразу же и разошлись дороги Паневского и Микольского. Паневский с несколькими солдатами стал на сторону эмигрантского правительства. Микольский видел своими верными союзниками советских партизан.

Тогда с Микольским ушло человек шестьдесят. С Паневским осталось девять человек.

Теперь у Паневского восемьдесят штыков. Это огромная сила, но он боится, что снова большинство пойдет за Микольским.

— Ну так что? — обратился к своему бывшему другу Паневский. — Пришел набирать себе пополнение?

— Да, Станислав. Я сформировал польскую партизанскую бригаду. Мне нужны надежные земляки.

— Панове жолнеры! — обратился Паневский дрогнувшим голосом к солдатам, столпившимся вокруг костра. — Кто со мной пойдет воевать против швабов и других врагов за свободную Польшу?