Ледовый десант
Шрифт:
— За Польску от можа до можа! — выкрикнул кто-то из солдат и, подбежав к Паневскому, выкинул руку вперед. — Стройся! Стройся, панове!.. Еще Польска не згинела…
«Вот в чем расхождение между Паневским и Микольским, — вздохнул Андрей Стоколос. — Кроме швабов у Паневского есть и еще враги… А этот солдат даже крикнул: «За Польску от можа до можа…» То есть за Польшу, куда войдут земли Украины, Белоруссии и Литвы…»
Человек двенадцать, чеканя шаг, подошли, как на параде, к Паневскому. Остальные выжидали. Посматривали то на Паневского, то на Микольского, и лишь некоторые на Стоколоса. Но вот Янош и Крац подошли
Один из солдат подал Микольскому аккордеон. Над островом зазвучала мелодия «Интернационала». Микольский играл так вдохновенно, что Андрею казалось, что в эту минуту гимн рабочего класса слышен во всем мире.
Микольский заиграл польскую народную песню «Червона ружа, бялый квят». Еще несколько солдат подошли к нему и стали рядом.
Паневский еле сдерживал слезы. Что поделаешь? Война со швабами, война с другом, война с самим собой…
Из кустов солдаты вытащили связанный из сосновых бревен плот, спустили на воду. Янош громко крикнул:
— Мы готовы в путь! Поплыли, пан Микольский!..
12
Четвертого и пятого января сорок четвертого года партизанские отряды Хуткого, Микольского, Салькова, отца и братьев Шпиленей, которые прикрывали областной партизанский штаб с севера, северо-запада и запада, отбили несколько атак фашистских карателей, пытавшихся прорваться к лагерю генерала Василия Андреевича.
Штаб Василия Андреевича знал, что немцы не успокоятся, — им приказано во что бы то ни стало разгромить партизан до начала решительных боев с Красной Армией. Во все отряды надо было послать патроны к пулеметам, автоматам, винтовкам, гранаты, а также по нескольку противотанковых ружей. Хорошо вооружить партизан надо было еще и потому, что вот-вот с той стороны фронта генерал Шаблий даст «добро» на боевой рейд. Его должны осуществить партизаны во взаимодействии с частями Красной Армии.
Обстановка не позволяла командирам отрядов Хуткому, Микольскому, Шпилене и Салькову покинуть партизан хотя бы на один день. Поэтому боеприпасы должны были везти взвод поляков, находившийся в охране штаба, и бойцы, назначенные Василием Андреевичем.
Вместе с обозом покидали областной партизанский штаб Стоколос, Шмиль и Леся. Андрей отправлялся на свое постоянное место — в отряд Микольского. Шмиль останется в отряде, которым командует белорусская семья Шпиленей — отец Сергей, сыновья Янко и Михай. Первый — комиссар, второй — начштаба. Шмиль будет в отряде главным минером и представителем областного штаба. У Леси была работа по комсомольской линии в отряде Гаврилы Хуткого.
Стоколос, Живица и Шмиль стали прощаться с Дилингом. Клаусу не хотелось расставаться.
Чтобы поддержать настроение Дилинга, Живица положил руку на его плечо, улыбнулся:
— На букву «у» или «цэ»… — Но вдруг лицо Терентия стало серьезным. — Клаус! Вот слова нашего кинорежиссера Александра Довженко. Запомни их на прощание. «Партизаны Украины — наша слава, наша гордость. Это неувядающий символ бессмертия нашего доброго и честного народа!»
— Запомню, Терентий! — Клаус обнял Живицу.
Генерал Василий Андреевич, пожимая руку Лесе, сказал:
— Не задерживайся. Мы в ожидании больших событий…
Всю дорогу партизан сопровождали
голые деревья, умытые холодными дождями. Грустные и неприветливые стояли осины, березы и вербы вдоль лесных речушек. Даже ели и сосны, которые всегда зимой красуются своими зелеными кронами перед остальными деревьями, тоже будто вылиняли, стали серыми. Черными среди лугов и болот торчали кусты. Лишь песчаные кручи слегка желтели как островки среди серых деревьев под серым, холодным небом.Вскоре прибыли в лагерь «Белорусского отряда» — так называли отряд Шпиленей, хотя бойцами тут были не только белорусы, но и украинцы, русские, поляки и партизаны других национальностей.
— Утром каратели атаковали наши позиции, — сказал старший сын командира Янко. — Мы дружно дали им по мордасам из всех видов оружия. Карту привезли?
— Да, — Шмиль достал из планшета карту. — Здесь и Ровно, и Броды, и Холм, и Люблин…
— Знакомьтесь, — сказал Андрей. — Наш осетин. Генерал Шаблий послал Шмиля к вам. Классный минер!
— Вот это да! — обрадовался Янко. — У нас есть мины «МЗД-5», а ставить их умеет только одно отделение подрывников.
— Я научу, — пообещал Шмиль.
— Без этих мин война на рельсах не война, — развел руками Стоколос. — Шмиль у вас будет как бы уполномоченный штаба.
— Это я заметил и по патронам, и по бронебойкам, и по тому, что вы привезли карту, — кивнул командир. — Это солидно. Оставайся с нами, Шмиль. Поможешь нам.
Пока Андрей, Шмиль, Живица разговаривали с командиром и комиссаром, Леся растворилась в толпе партизан-комсомольцев.
Младший сын Шпиленя Михай расстелил плащ-палатку, положил на нее топографическую карту и, склонившись, стал мысленно отмерять боевой маршрут отряда.
Отец и два сына Шпилени очень похожи внешне: курносые, ясноглазые, белокурые. Ушли они в лес еще в первые недели оккупации. Думали: переждут месяц-два, а там и Красная Армия вернется. Не случилось этого. В лесу их схватили немцы, устроившие облаву на солдат-окруженцев.
«Мы не партизаны. У нас и оружия нет», — начал оправдываться отец.
Но его и слушать не стали. Посадили всех за решетку в большой каменный хлев, где уже находилось человек двадцать таких же, как они. Шпилени почувствовали, что им теперь одна дорога — в партизаны. Стали думать, как бежать. Михай сказал:
«Я попрошусь в полночь у часового до ветра. Должен же он вывести меня. А там…»
Так и сделали. Уговорили дежурного полицая вывести хлопца. Когда они возвращались в хлев, полицай поставил «шмайсер» возле двери, чтобы открыть замок, Михай оглушил его ударом по голове и схватил автомат. Ключ торчал в замке. Открыл дверь, крикнул: «Все свободны! Бегите кто куда!»
Но мужики и хлопцы не стали разбегаться. Решили создать партизанский отряд. Командиром выбрали Шпиленю-отца, комиссаром старшего сына Янко, а начальником штаба младшего сына Михая.
Надо было вооружиться. Михай посоветовал совершить нападение на самоходные баржи, плавающие по Припяти. Партизаны согласились с ним.
На берегу Припяти у самой воды стояли два вековых дуба. Партизаны забрались на ветки, притаились.
Когда баржа подплыла к ним, Шпиленя-отец подал команду: «Вперед!» На палубу баржи прыгнули с деревьев десять человек. Рулевой и два матроса онемели от страха. Немцы в каюте были пьяные — оказать сопротивление не смогли.