Ледяное сердце лорда

Они продолжили сидеть молча, слушая потрескивание угольев и искр. Тепло окутывало тела ватным одеялом, пальцы горели то ли от соприкосновений, то ли от смущения. Веки смыкались от усталости и подступающего сна. Сердца бились горячо и размеренно. Будто всё было хорошо. И не важно, что дом пока непригоден для жизни. Не важно, что вокруг бродят враги. Не важно даже то, что на самом деле Арюшка с Арканом едва знакомы. Чувство родства и безопасности бывает обманчивым, но сейчас им Аря верила. Хотела верить.

И всё же…

Она разомкнула веки, понимая, что сползла набок и голову положила Аркану на плечо, задремав. Выпрямилась, невольно отдёрнула свою руку, высвобождая ладонь из клети его тёплых пальцев, на каждом из которых по нескольку прохладных перстней, что были ему велики. И выпалила, неожиданно для самой себя:

— Я не знаю, зачем тебе чужое сердце, Кан. Дело это твоё, колдовское. И объяснений требовать я не могу. Но что должно произойти, чтобы мы были в безопасности, чтобы снова не попытались тебя уничтожить слуги Зимы?

Он зевнул в локоть, потянулся красиво, как-то даже по-кошачьи, остро усмехнулся Арюшке, будто в попытке приободрить. И нехотя, отводя взгляд из нежелания продолжать эту тему, коротко произнёс:

— Шкуры когда моей не будет, тогда и в покое все оставят.

— Что? — непонимающе и сонно захлопала она ресницами. — Почему? Разве же это не просто твой дар? Разве… О! — пришла Аря к заключению, страшному, самому страшному, как ей показалось на тот момент, и ладошкой прикрыла рот, договаривая уже шёпотом: — Неужели, только если силу свою потеряешь или погибнешь?

Аркан, который может и вовсе не продолжил бы разговор об этом, видя её беспокойство, решил сжалиться и, покривившись, качнул головой.

— Нет, Аря. Нет… Я именно про шкуру. Но объяснять более ничего не желаю. Спи, — и притянул её к себе, обнимая.

От неожиданности и испуга за него и из-за этого объятия, Аря спорить не стала. Притаилась у него под боком, отмечая про себя — и тут же смущаясь этого — что пахнет её колдун хвоей и орехами, и попыталась заснуть.

Только вот сон больше никак не хотел принимать её в своё царство. Аркан уже давно спал, дыша тихо и ровно, расслабленно держа руку у Арюшки на талии, а она всё смотрела в костёр и размышляла над услышанным.

В колдовских делах она не разбиралась, но поняла всё так, что каким-то образом шкура Аркана имеет значение в его вражде с госпожой зимы. Причин почему, может быть множество. Кто этих колдунов да оборотней разберёт! А не избавляется от шкуры Аркан, возможно, из упрямства…

Говорят, ведьмы и колдуны слишком дрожат над силой своей, над дарами, что преподносит им магия. Кто из-за платы, ведь и её магия берёт не щадя своего обладателя, ценят сильнее дар. Кто из гордости да алчности. Кто из жажды власти, а магия власть даёт такую, какой не найти простому смертному! Но проще многим с жизнью расстаться, чем с силой своей.

Аря не знала, как в этой истории замешано сердце госпожи, какую роль играет. Аркан сказал лишь о своей шкуре. А значит это стоит в центре его истории.

Тем лучше!

И Аря, чувствуя, как от волнения слёзы жгут глаза, сосредоточенно и напряжённо закусив губу, стараясь не разбудить Аркана, потянулась за свободным краем шкуры.

И вот тонкие девичьи пальчики зарылись в мех, подтянули его к себе… Взгляд тёмно-карих испуганных глаз метнулся на Кана — он спит… Хорошо. А дальше Арюшка совершила то, чего не сделала бы никогда в жизни. Точнее, во что не поверила бы, скажи ей кто буквально вчера, будто она способна на такое.

Аря бросила край шкуры в красные уголья, понимая, что всю её сжечь сейчас не может, да и не решится сделать такое открыто. Но прожечь дыру…

Быть может, этого будет достаточно, чтобы Аркан лишился медвежьего облика?

Быть может, слукавил он, сказав однажды, что не привязан к ней? И если шкуру эту потеряет, то дар оборотничества у него уже не будет?

Быть может…

Шерсть начала дымить, трещать, гореть чёрным пламенем, языки которого словно стремились оторваться от неё и взлететь к небесам вместе с красными искрами.

И Кан распахнул глаза.

И оттолкнул от себя Арюшку, которая тут же оказалась в снегу.

Она наблюдала, как лорд пытается смахнуть ладонями с меха магический огонь, нашёптывая… Нет, напевая заклинания. И голос его дрожал, а «песнь» журчанием ручья текла по снегам, превращаясь в острые осколки льда.

Но пламя не унималось.

Чёрные языки лизали Аркану пальцы, снимали с них перстни, шипели змеями. Дыра в шкуре расползалась. И когда у Кана, наконец, получилось затушить огонь, край шкуры и одна «лапа» исчезла…

И он перевёл на Арюшку полыхающий злобой взгляд.

— Глупая, — выплюнул Кан, хотя, судя по тону, сказать хотел что-то более жестокое. — Глупая деревенская девка… Что было у тебя в голове, неужели в сердце своём держала на меня обиду?

— Что? — выдохнула Арюшка, пытаясь подняться из снега на дрожащие от волнения ноги. — Что? Нет…

— Зачем? Зачем ты тогда?! Или, — усмехнулся он недобро после небольшой паузы, — скажешь случайность это и не виновна ты?

— Нет… Кан, я просто…

Но он перебил её, набрасывая на себя шкуру в попытке перекинуться медведем — правда, ничего не вышло, только глаза стали похожи на две оранжевых ржавых луны, что, казалось, вот-вот напьются кровью.

— Не хочу слышать! И видеть, — а в голосе его яд, — тебя не хочу. Я, — отступил Кан в сторону, собираясь уйти, — одарил бы тебя за помощь, окупил бы сполна все твои неудобства и страхи, я… Ты… Стала бы другом мне. Но ножа в спину я не прощаю, ведьма.