Ледяное сердце

Глава 9

Мрачные стены монастыря Святой Бригитты произвели на Люсинду тягостное впечатление. Герцогиня, измученная долгой дорогой, ночёвками на шумных постоялых дворах, непрекращающейся тряской в карете, мечтала поскорее добраться до места. Но когда увидела то убожество, где отныне ей предстоит жить, чуть было не взвыла в полный голос от жалости к себе и ненависти к мужу и его дочери. Именно их она винила во всех своих несчастьях. Жажда мести вспыхнула в ней ярче пламени.

Люсинда ещё не знала, как и когда она сумеет отомстить своим обидчикам, но не сомневалась в том, что этот день непременно настанет. Мириться со своим поражением, женщина не собиралась.

Настоятельница монастыря встретила её неприветливо. Вид спесивой герцогини породил в ней волну злорадства. Не пройдёт и месяца, как от гордой красавицы останется лишь жалкая тень. В монастыре безжалостно расправлялись с теми, кто мнил себя выше других. Грязная работа, холодная келья, полуголодное существование на хлебе и воде — вот лишь малый перечень того, что получали в наказание непокорные послушницы. Для особо упрямых имелись ещё и розги, и карцер с крысами.

Люсинде понадобилось гораздо меньше времени, чтобы дойти до того состояния, когда смерть начинает казаться желанным избавлением от мучений. Но в ней по-прежнему кипела злость. Она то и не давала женщине решиться на последний отчаянный шаг.

В убогой келье не было даже зеркала. Из личных вещей Люсинде разрешили оставить лишь костяной гребень. Правда, волосы пришлось укоротить почти наполовину. Герцогиня не умела самостоятельно за ними ухаживать и к концу первой недели они сбились в жуткий колтун, который проще было обрезать, чем расчесать.

Люсинда догадывалась, что с её внешностью произошли существенные изменения. Достаточно было взглянуть на огрубевшие руки с поломанными ногтями, с шелушащейся кожей и довольно болезненными трещинами, которые время от времени начинали кровоточить, чтобы понять, от её былой красоты не осталось и следа.

Вместо того, чтобы поддаться жалости к себе и ночи напролёт биться в истерике, слёзно умоляя о пощаде, Люсинда начала планировать побег. В её душе ширилось и росло что-то тёмное и неумолимое, наверняка губительное для всего живого. В другое время и при других обстоятельствах, она, быть может, испугалась этой неведомой силы, но сейчас старалась подпитывать её своим гневом, позволяя себе растворяться в ней без остатка.

И вот настал тот день, когда наложенные в детстве печати не выдержали растущего давления и слетели окончательно. Тёмная сила, заключённая в Люсинде с самого рождения, вырвалась на волю. В одно мгновение она преобразила свою носительницу до неузнаваемости.

Не зря говорят, что чёрную ведьму легко отличить от светлой по одному только виду. Некогда приятные черты лица герцогини исказились в жуткой гримасе злобы и презрения. Светлые волосы окрасились в чёрный цвет и зазмеились по спине Люсинды длинными блестящими прядями. Больше не было нужды за ними ухаживать, у ведьм имелись внутренние силы для того, чтобы поддерживать своё тело в идеальном состоянии. Её кожа вновь обрела молочную бледность, а тело стало жилистым и гибким, как у кошки.

Люсинда встала посреди кельи и развела руки в стороны. Стены монастыря огласил её безумный, полный торжества смех. Наставница мысленно усмехнулась, думая, что новая послушница сошла с ума. Разве могла она представить, что своими действиями спровоцирует рождение чёрной ведьмы? А ещё она даже не догадывалась, насколько разрушительные последствия этого события ожидают не только её саму, но и весь монастырь.

Старые стены, устоявшие под натиском времени, не выдержали напора тёмной силы. Камень медленно, но верно покрывался трещинами и осыпался мелким крошевом. Обитательницы монастыря быстро сообразили, что творится что-то неладное. Фанатичные приверженцы культа Всемилостивой Матери истово молились своей заступнице и не пожелали покинуть молельню даже тогда, когда их стало заваливать камнями.

Все прочие, коих было большинство, рванули к воротам, впервые радуясь тому, что у них не скопилось личных вещей.

Мать настоятельница металась по двору с обезумевшим видом. Дело всей её жизни рушилось прямо у неё на глазах. А хуже всего было то, что все документы и немалые накопления сгинули под грудой камней. Разумеется, завалы можно будет разобрать, но сколько на это понадобится времени и сил. Да и где взять людей, способных справиться с этой задачей, не обобрав её подчистую?

Настоятельница с трудом взяла себя в руки и осмотрела выживших послушниц.

Не всем посчастливилось уцелеть. Среди них было много раненых, но оказывать им помощь никто не спешил. Слишком велико было потрясение от случившегося. Растерявшиеся женщины сбились в группы по пять-шесть человек, чтобы хоть немного поддержать друг друга. Они много и громко говорили, ругались, плакали и… продолжали бездействовать.

Грубое ругательство едва не сорвалось с губ настоятельницы. Стадо, как есть стадо. Безвольное и беспомощное. От таких немного проку, но придётся довольствоваться тем, что есть.

Одно хорошо — послушницы подчинялись её приказам беспрекословно.

За годы проживания в монастыре они привыкли во всём полагаться на мать-настоятельницу и старших сестёр. Женщина, привыкшая повелевать, мысленно позлорадствовала: «Ничтожные создания, вы считали свою жизнь трудной и беспросветной, так осознайте в полной мере, как хорошо было иметь хоть какую-то крышу на головой, особенно в преддверии зимних холодов»

Потом она вспомнила, что и сама осталась без крова, и прикрикнула на послушниц, чтобы те поторапливались. До темноты нужно было разобрать завалы в двух местах: над хранилищем с припасами и её кабинетом и только после этого начать думать о ночлеге.

В суматохе никто не обратил внимания на сгорбленную фигуру одной из послушниц, осторожно прокравшуюся за стены монастыря.

Лишь оказавшись вне поля зрения всех остальных, Люсинда, а это была она, попробовала разогнуться и не смогла. Спину прострелило острой болью. Она с ужасом осмотрела свои скрюченные пальцы, обтянутые тонкой морщинистой кожей. Осторожно коснулась ими лица и издала приглушённый стон. За считанные минуты она превратилась в старуху. Тьма забрала у неё слишком много жизненных сил. Неконтролируемый выброс магической энергии едва её не убил.

Люсинде оставалось лишь надеяться на то, что ей удастся всё исправить. Сверкнув из-под капюшона чёрными провалами глаз, ведьма побрела по разнотравью в направлении проезжего тракта.

Двигалась она медленно, кряхтя и постанывая, одной рукой сжимая подол мешковатого платья, а другой то и дело потирая спину. С каждым шагом боль усиливалась. В конце концов, она стала невыносимой. Люсинде срочно нужна была жертвенная кровь.

Первым порывом было вернуться назад, к развалинам монастыря, но Люсинда вовремя осознала всю бесполезность этой затеи. Старая и немощная — сейчас она была способна прихлопнуть разве что мышь, да и ту надо было сперва поймать. О человеческом жертвоприношении на время пришлось забыть, хотя это был не только самый короткий, но и самый эффективный путь к восстановлению.