Легавые. Ружье. Загадка Глухого
Шрифт:
— Спасибо. — Она повернулась, взяла стакан и бросила халат на кровать. Затем сделала хороший глоток, хмыкнула удовлетворенно, поставила стакан на комод и сообщила — В июне я получаю магистра. Пора думать о докторской.
— Пора, — подтвердил Клинг.
— Знаешь, о чем я хочу писать диссертацию? — спросила Синди, одной рукой расстегивая лифчик.
— Нет, о чем?
— О сыщиках. Детектив как вечно подсматривающий индивидуум.
Клинг решил, что она шутит, но в этот момент она сняла лифчик, и он впрямь почувствовал себя человеком, подглядывающим в замочную скважину.
— Что ты на это скажешь?
— Ты серьезно?
— Ну конечно, — сказала она, глядя на него с недоумением. — Вполне серьезно. С какой стати я буду шутить по поводу своей докторской?
— Ну, я не знаю, мне показалось…
— Конечно, я серьезно, — повторила Синди На этот раз уже сердито и снова взяла свой стакан. — А что? Тебе не нравится тема?
— Я не знаю, что ты имеешь в виду, — пробормотал Клинг. — Такое странное название…
— Я пока не уверена, что она будет называться именно так, — раздраженно ответила Синди. Она отхлебнула еще виски и сказала — Пойдем в гостиную.
— Почему бы нам не побыть здесь? — удивился Клинг. Синди пристально на него посмотрела, а он пожал плечами и попробовал улыбнуться.
— Я очень устала, — наконец сказала она. — У меня был жуткий день. К тому же скоро у меня начнутся месячные.
— Тем более…
— Нет, пошли, — сказала она и вышла из спальни.
Клинг тупо проводил ее взглядом и, когда она уже исчезла за дверью, еще долго смотрел в пустоту. Затем он сделал большой глоток, насупился и отправился в гостиную. Она сидела, положив босые ноги на табуреточку, и глядела в окно. .
— По-моему, это хорошая идея, — сказала она не оборачиваясь.
— Ты о чем?
— О диссертации, — раздраженно ответила Синди. — Берт, мы можем хотя бы на минуту выбросить из головы секс?
— Мы?.
— Ты, — поправилась она.
— Попробую.
— Дело не в том, что я не люблю или там не хочу тебя, просто сейчас мне этого не хочется. Мне скорее хочется плакать.
— Почему?
— Я же тебе сказала. У меня скоро месячные. За день-другой до этого я чувствую себя просто инвалидом.
— Что поделаешь.
— И кроме того, мне не дает покоя диссертация.
— Над которой ты все равно начнешь работать не раньше июня. .
— Нет, в июне я получаю магистра. Над диссертацией и начну работать не раньше сентября. Но не все ли равно? Мне ведь так или иначе надо когда-то о ней подумать!
— Наверно, но все-та'ки…
— Что с тобой сегодня, Берт?
— У меня выходной.
— Никакой логики! Лично у меня сегодня выходного не было. Я пришла на работу в девять утра и приняла двадцать четыре человека. Я устала, настроение паршивое, и вот-вот у меня начнутся…
— Ты уже говорила.
— Что ты ко мне все время цепляешься?
— Синди, — сказал он, — может, я пойду домой?
— Это еще почему?
— Мне не хочется с тобой препираться.
— Иди домой, если тебе так хочется.
— Я пошел.
— Погоди.
— Синди!
— Господи, делай, что хочешь, — сказала она. — Мне все равно.
— Синди, я тебя очень люблю. Но,
пожалуйста, перестань!— Тогда почему ты не хочешь поговорить о моей диссертации?
— Почему не хочу? Очень даже хочу!
— Нет, ты хочешь только в постель!
— Что в этом плохого?
— Ничего, кроме того, что я не хочу.
— Пожалуйста!
— И не надо говорить таким обиженным голосом.
— Я не обиделся.
— Ты мог бы хоть из вежливости поинтересоваться моей диссертацией, Берт. Спросить, о чем она.
— О чем она?
— Иди к черту! Ничего я тебе сейчас не скажу.
— Не хочешь — как хочешь.
— Вот и отлично, — сказала Синди.
— Синди, — произнес он после паузы, — я тебя просто не узнаю, когда ты делаешься такой…
— Какой такой?
— Такой стервой.
— Как это ни печально, стервозность — свойство моего характера. Если ты любишь меня, люби во мне и стерву.
— Нет, стерву я любить не собираюсь, — сказал Клинг.
— Как хочешь. Дело хозяйское.
— Так о чем же твоя диссертация?
— Не все ли тебе равно?
— Спокойной ночи, Синди. Я пошел.
— Правильно, бросай меня, когда мне плохо!
— Синди…
— Она же о тебе, ты сам мне подсказал эту тему! А теперь иди домой. Тебе ведь наплевать, что я тебя так люблю, что думаю о тебе день и ночь и даже решила написать о тебе диссертацию. Так что давай, ступай с Богом, мне тоже плевать!
— О Господи, — сказал Клинг.
— Вот именно. О Господи!
— Расскажи мне о диссертации.
— Тебе действительно интересно?
— Еще как!
— Ну-ну, — сказала Синди. — На мысль о ней мена навел фильм Антониони. Помнишь там фотографии?
— Какие фотографии?
— Там в одном эпизоде герой увеличивает черно-белые снимки, чтобы понять, что же все-таки произошло.
— Помню.
— Так вот, я подумала, что в основе этого лежит неудовлетворенное детское желание подсмотреть акт.
— Что, что?
— Совокупление отца и матери.
— Если ты будешь говорить о сексе, я лучше пойду.
— Я серьезно.
— Извини, тогда продолжай.
— Любовная сцена — загадка для ребенка»— сказала Синди. — Он может наблюдать ее изо дня в день, совершенно не понимая, что происходит. Фотограф в том фильме, если ты помнишь, сделал в парке множество снимков целующейся парочки. Ты помнишь или нет?
— Помню.
— Что является символическим отображением созерцания ребенком полового акта. Женщина молода и хороша собой, ее играла Ванесса Редгрейв, — именно такой и воспринимает ребенок мать.
— Ребенок видит в матери Ванессу Редгрейв?
— Молодую и красивую женщину. Берт! Ей-богу, если ты будешь…
— Извини, я просто так. Давай дальше.
— Я говорю более чем серьезно! — сказала Синди и взяла из инкрустированной шкатулки сигарету.» Клинг дал ей прикурить. — Спасибо, — сказала она и выпустила струйку дыма. — О чем я?
— О молодой и красивой матери.
— Вот, вот. Именно так воспринимает ребенок мать, он видит в ней молодую и красивую девушку, на которой хотел бы жениться сам. Ты ведь слышал, как дети говорят, что хотели бы жениться на мамочке.