Легенда о черном алмазе
Шрифт:
Костя сказал насмешливо:
– Тю-тю твои камешки!.. Да и что в них проку? И потом я не помню, чтобы на них были номерки.
– Были,- упрямо настаивала Анка.- В том-то и дело, что были. Наверное, я потеряла их, когда ходили за сеном. Но я их найду… Обязательно найду.
Костя непонимающе пожал плечами:
– Ищи, если тебе нечего делать. Только при чем тут алмаз?..
20
Чертеж Митрофана. Свеча на завтрак. Конец ниточки. Всадник. Тревожная весть.
Василий Иванович Бочка торопливо открыл
Бочка предложил гостю табурет, покрутил похожие на длинные ржавые буравчики рыжие усы.
– Прошу обстоятельно и по порядку. Дело, полагаю, особой важности, раз сами ко мне пожаловали…
– Не знаю насчет важности, но загадочное - это точно.- Дед Митрофан порылся во внутреннем кармане старенькой куртки и молча положил на стол измятую четвертушку бумаги.- Смотри, Василий Иваныч, и разгадывай…
Бочка развернул четвертушку бумаги, вопросительно взглянул на деда:
– Вижу какие-то стрелки. Да, вот еще буквы: «Ч. А.» Далее цифры и опять стрелки. Но нельзя ли, почтеннейший, внести в эту филькину грамоту ясность?
Дед Митрофан хитро усмехнулся:
– Филькина грамота?.. Ну, извини. Я напрасно писать да переписывать не стал бы. Тут каждую стрелку нужно было точно положить.
Бочка мотнул головой и вздохнул:
– Значит, это вы и писали?
Митрофан слегка приосанился, пригладил растрепанные волосы:
– Так точно: я переписал… Но давай сначала разберемся. Во-первых, тебе известно, кто в моей времянке обитает? Конечно, известно: обиженный судьбой человек. Он что малое дите: то чему-то смеется, то грязью мажется, а иной раз бредет безо всякой цели куда глаза глядят. Смотрел его доктор - молоточком выстукивал, иголочками колол, а в больничной книге записал: неизлечимый. Слышал, что недуг у него от контузии: от взрывной волны бедняга потерял слух, речь, память. Но, верно, живет без шалостей: подадут хлеба кусок - возьмет п поклонится; не подадут - зубы оскалит, мол, наплевать. Потому и прозван Смехачом.
Бочка тяжко вздохнул:
– И кому вы все это рассказываете? Знаю я Смехача.
Дед Митрофан лишь повел бровью и продолжал невозмутимо:
– А позапрошлой ночью вышел я на крылечко от бессонницы - н что же приметил ? В окошке у Смехача свечка светилась. Ну, подумалось, шальной, еще хатенку, спалит! Подошел поближе, заглянул в окошко, и - веришь, начальник?
– в глазах зарябило: Смехач сидел на своей койке перед свечкой и что-то размечал на листке бумаги карандашом. Чудо, и только! Глупую морду будто подменили: человек думал… Клянусь, он думал!
Василий Иванович вскинул руку и осторожно прижал ладони к столу: это означало, что он взволнован:
– Ин-те-рес-но!.. Прошу продолжать.
– По всей видимости, - вздохнул Митрофан,- продолжать будем вместе.- И осторожно оглянулся на окно: - Кто-то прошел? Мне уже чудится, будто шастает по следу Смехач.
Бочка гулко хохотнул в кулак и молвил строго:
– Давайте только без паники: вы же не просто речной дед на пенсии - вы солдат. Вот как солдат и докладывайте с толком… Вы не помешали ему писать?
Митрофан хитро усмехнулся:
– Нет, зачем же? Я весь остаток ночи не спал, все раздумывал, как же его проверить? Как узнать, помнит ли, что делает? А утром, едва он выбрался из времянки, я ему
новую свечку подал в палец толщиной: бери, мол, про запас, твоя-то свеча небось уже сгорела? И что же вы думаете, начальник, взял?..– Взял!
– громыхнул Бочка, ударив ладонями по столу.- Взял про запас!..
Дед Митрофан подскочил с табурета:
– И верно, взял, канальский! Да еще с какой жадностью схватил. Смотрю - и глазам не верю: что это он делает? Грызет и жует свечу! Представляете, за какую-то минуту всю свечку дочиста слопал, только фитиль остался, да и тот, прежде чем выкинуть, хорошенько обсосал… Ну, каков?
Бочка справился деловито:
– Сколько граммов в свечке?
– Полагаю, граммов сто пятьдесят, не меньше.
Начальник присвистнул:
– Завидный желудок. В своем роде чемпион. Однако, Митрофан Макарыч, за такие делишки я не могу даже отчитывать: у одного - страсть к табаку, у другого - к игральным картам, а третий, как видим, свечками балуется…
– Ладно,- прервал его Митрофан.- Мне свечки не жаль, не скупердяй. А нынешним утром, когда Смехач что-то промычал мне и на ту сторону реки подался, я во времянку заглянул: все ли в порядке? Ты знаешь, прибрано, чистенько, даже проветрено. И лишь одну деталь я приметил: на стене, что когда-то старой фанерой была зашита, вроде бы один лист чуток отклонился. Тронул я тот лист, сильнее отклонил и вижу - то ли клок ваты, то ли смятая бумага в прорези белеет. Руку просунул: да, бумага. Развернул ее - и вот она, чертеж… Право, не знаю: может, какая-то детская забава, а может, Смехач, беспамятный и неизлечимый, над этой самой бумагой мудрил?..
Тут всей своей мощной фигурой Бочка надвинулся на стол.
– И вы…- задохнулся он,- вы… унесли ту бумагу?!
Митрофан тихонько засмеялся и хлопнул себя ладонями по коленам:
– Хо-хо, начальник!.. Сами с усами. Тот чертеж я переписал, а бумажку обратно за фанерку сунул. Теперь читай и разбирайся, что это значит: «Ч. А.»?..
Василий Иванович Бочка старательно вытер платком взмокревшие лоб и шею:
– Что это за «Ч. А.»?.. Помнится, видел этот знак, а кто им деревья, пни, камни метил? Зачем и когда? Разве что землемеры? Или, может, лесоустроители?
Дед покачал косматой головой:
– И те, и другие в нашем районе бывали. Однако давненько. Еще до войны. А знаки на деревьях есть и свеженькие. Ты слышишь, начальник, свеженькие!
Василий Иванович встал, аккуратно разгладил на ладони листок бумаги со странными пометками деда и трижды прошел из угла в угол.
– Картина, Митрофан Макарыч,- сказал он уверенно,- почти ясная. В нашем районе кто-то что-то разыскивает. Отсюда и эта бумага, и меты на деревьях, на пнях. Значит, нам остается узнать, кто это и что ищет.
Дед согласился:
– Именно так.
– А вот эта ваша бумажка,- продолжал Бочка, увлекаясь,- все равно что конец ниточки. С этого конца начнем и доберемся до клубочка. Кто нам поможет? Кто знает район и область лучше всех и, наверное, читает всякие насечки? Ну, конечно же, Михей Степанович Верзин! Надо его срочно разыскать.
– Понятное дело,- сказал Митрофан, довольный этим решением, и подал было начальнику руку, но тотчас отдернул назад. Взгляд его остановился на дверной щеколде: она тихонько звякнула и стерженек словно бы пошевелился.