Легенда о Гончих Псах. Повесть

–  Ладно, Антонина Васильевна, не ругайтесь, - сказал Женька.
– Я их мигом. До берега и обратно.

–  Сладу с ними никакого нет, Женя, - пожаловалась Антонина Васильевна.
– Ведь мокрые до ушей. Гоню, гоню, а они не идут.

–  Вы что же?
– строго спросил ребятишек Женька.

–  У нас каникулы, - сказал один.

–  Мы всю неделю дома сидели. Пурга была, - добавил второй.

–  Мать надо слушаться, - назидательно сказал Женька.
– Иначе дружба врозь. Поняли?

–  Поняли, - ответили мальчишки.
– А мы постреляем?

–  Сегодня нет. В следующий раз приеду, тогда и постреляем. Ну, садитесь.

За обедом Сорокин сказал:

–  Я вот о чем хочу попросить тебя, Женюшка. Ты к Курильску-то ближе, достань мне манометр. Поспрашивай у рыбаков там иль у военных. У них всегда бывают. А то мой не держит. Пробовал запасные - тоже не держат. Видать, когда разгружали, грохнули как следует, вот они и не держат.

–  Сделаю, - сказал Женька.

Нарты уносились от маяка, башня становилась все тоньше, и скоро невозможно стало различить у ее подножия засыпанный снегом домик смотрителя.

5

Комната Женьки была узкой и тесной. Она напоминала Кириллу каюту на пароходике, с которым он прибыл на острова. Особенно подчеркивало сходство единственное окно, маленькое, похожее на иллюминатор, упиравшееся в глухую стену не то соседнего дома, не то сарая.

Комната была оклеена светло-голубыми обоями, которые несколько оживляли ее унылый вид, потолок был такой низкий, что Кирилл без труда дотянулся до него рукой.

Женька накрывал на стол, то и дело посматривая на висевший над самодельной тахтой медный корабельный хронометр.

–  В семь, старик, обещала быть моя мадонна.

–  О-о!..
– протянул Кирилл.
– Значит, будут женщины? А я забыл надеть фрак. Но, по-моему, она опаздывает, твоя мадонна. Уже четверть восьмого.

–  Ты не учитываешь местных условий. А кроме того, женщине не обязательно быть пунктуальной, - ответил Женька, внося из коридора трехлитровую банку с красной икрой и бутылку темно-вишневого напитка.
– Ты встречал хоть одну женщину, которая бы приходила на свидание вовремя?

–  У меня небогатый опыт на этот счет, - сказал Кирилл.

–  У меня тоже. Но я знаю: такой женщины на свете нет.

Женька поставил на стол банку и бутылку.

–  Собственного производства, - не без гордости сказал он.

–  И это тоже?
– показал Кирилл на бутылку.

–  Именно это я и имею в виду, старик. Икра - это просто, стандарт: соль, вода, подсолнечное масло и полчаса выдержки. А с питием, - Женька ловко подкинул и поймал бутылку, - пришлось повозиться. Основа, конечно, все та же - це два аш пять о аш. Остальные компоненты - клюквенный экстракт и лимоны - тоже известны. Но главное не это, главное, старик, технология. А она, - Женька многозначительно поднял вверх палец, - требует терпения и особой интуиции. У меня все это есть, и после выхода на пенсию я, наверное, устроюсь дегустатором.

Кирилл сидел на тахте, слушал Женькины разглагольствования и пытался представить себе Женьку в роли дегустатора. Это у него не получалось. Всех дегустаторов он почему-то представлял сухонькими, чинными старичками наподобие «пикейных жилетов» Ильфа и Петрова, а Женька никак не ассоциировался с ними. Женька мог быть кем угодно, только не дегустатором.

В дверь постучали.

–  Открой, старик, - попросил Женька.
– У меня руки грязные.

Кирилл вышел в коридор и отодвинул щеколду. На крыльце обметала с валенок снег девушка.

–  Здравствуй, Женя, - не поднимая головы, сказала она.
– Прости, я не могла раньше. Катера долго не было. Ой!
– по-бабьи ойкнула она, увидев Кирилла.
– Извините, я думала, это Женя_;

–  Ничего, - дипломатично сказал Кирилл.
– Проходите, мне поручено вас встретить.

–  Жени нет дома?
– с явным огорчением спросила девушка.

–  Дома, - успокоил ее Кирилл.
– Граф дома, но он еще в неглиже.

Девушка улыбнулась.

–  Вы его друг?

–  Можно сказать, что да, - ответил Кирилл.
– Мы коллеги. Женька, - крикнул он, - кончай марафет наводить!

–  Порядок, старик, - отозвался Женька, показываясь в дверях.
– Здравствуй, моя радость, - он потянулся к девушке и чмокнул ее в щеку.
– Знакомься: Кирилл Ануфриев, краснорубашечник.

–  Сколько раз я тебя просила, Женька, не называй меня моей радостью. Скоро ты, чего доброго, скажешь: собачья радость.

–  Не буду, ласточка, не буду, - заверил ее Женька.

Девушка вздохнула.

–  Ты неисправим, Женька.

Она сняла кожаный с цигейковым воротником полушубок и протянула Кириллу руку.

–  Вера.

Рука у нее была прохладная и, как показалось Кириллу, очень белая. Он осторожно пожал ее и потом долго не мог отделаться от ощущения, что все еще держит эту прохладную белую руку.

–  Как добралась?
– спросил Женька.

–  Долго пришлось ждать катера. У них что-то там случилось, какой-то трос заело. Я вся перемерзла.
– Вера передернула плечами.

–  Сейчас мы это дело исправим, - пообещал ей Женька.

–  Я - на тахту, - заявила Вера, как только они вошли в комнату.
– Где у тебя шлепанцы, Женька?

Она сняла валенки, поставила их у двери и в одних чулках прошлась по комнате.

–  Не помню. Посмотри под тахтой.

–  Спасибо, нашла.

–  Ты сюда, старик, - сказал Женька, усаживая Кирилла на единственный стул.
– Ты сегодня почетный гость. А мы с Верой на тахте. По-родственному.

–  А что это такое - краснорубашечник?
– спросила Вера у Кирилла.

Кирилл собрался было ответить, но Женька предупредил его:

–  Это, моя радость, люди, которые ходят в красных рубахах. Элементарно!

–  Очень остроумно! Ты напиши в «Крокодил», - посоветовала Вера.

Кирилл улыбнулся. Ему нравилось такое начало.

–  Так называли добровольцев Гарибальди, - сказал он.
– У Женьки очень сложные ассоциации.

Говоря это, Кирилл внимательно посмотрел на Веру. Что-то в ее внешности удивляло его, но он не мог сразу сообразить, что именно. Продолговатое, с темно-синими, глядевшими вприщур глазами лицо Веры было необычайно смуглым, почти темным, как грузинская чеканка. Он вспомнил про ее руки и посмотрел на них. Они были белыми.