Легенда о Гончих Псах. Повесть

Кирилл сделал жест, означавший, что уж кому-кому, а ему это хорошо известно.

–  Для первого раза эта великолепная упряжка загнала меня всего-навсего на столб.

–  Правда?
– рассмеялась Вера.
– Наверное, это было очень смешно!

–  Смотря кому. Собаки - так те просто подыхали со смеху.

–  Не обижайтесь, Кирилл, - все еще смеясь, сказала Вера. Она показала на магнитофон.
– У Женьки где-то должен быть Окуджава. Я сейчас поищу.

Кирилл выключил магнитофон и переменил катушку. Потом снова включил. Послышались аплодисменты, смех, затем наступила тишина, в которую, словно грохот шагающих солдатских сапог, ворвались мажорные аккорды гитары.

–  Мне очень нравится Окуджава, - сказала Вера.

– У него есть потрясающие вещи.

Из коридора вернулся с кофейником Женька.

–  У меня склероз, - объявил он, хлопнув себя по лбу.
– Я забыл пожарить печенку. Но это еще не все. Я оставил ее у собак, а эти звери наверняка уже сожрали ее.

–  Черт с ней, с печенкой!
– сказал Кирилл.
– Будем пить кофе. Он как раз здорово помогает от склероза.

–  Это чай, - поправила его Вера.

–  Нет, и кофе тоже, - настаивал Кирилл.
– Я где-то читал.

–  Наверное, в «Медицинском вестнике», старик, - насмешливо сказал Женька, разливая кофе, - Вера, есть такой? И скажи, сколько тебе класть сахару.

–  Два куска.

–  А тебе, старик?

–  Тоже два. И не мешай сразу, пусть сначала растают.

Окуджава пел «Леньку Королева».

–  Мне всегда ужасно жалко Леньку, - сказала Вера.
– Наверное, это глупо, но я ничего не могу поделать с собой.

–  И не надо ничего делать, радость моя, - сказал Женька.
– Вот тебе кофе, и давай пей.

–  Можно подумать, Женька, что это доставляет тебе удовольствие.

–  Что это, радость моя?

–  То, что ты весь вечер паясничаешь.

Женька притворно воздел руки:

–  Нет, вы только посмотрите на нее! От тебя ничего невозможно скрыть, радость моя! Ты опасная женщина!

Прихлебывая кофе, Кирилл с удовольствием следил за пикировкой. Непринужденность обстановки и выпитое оказывали свое действие: заботы, еще вчера терзавшие Кирилла, отступили куда-то на второй план. Остались лишь эта тесная уютная комнатка и его новые знакомые, о существовании которых он и не подозревал всего два дня назад и которых, как ему теперь казалось, знал всю жизнь. Они прекрасные люди, этот неудавшийся историк Женька и его темноликая «мадонна». И пусть она не знает, кто такие были краснорубашечники, зато она наверняка знает много такого, о чем он, Кирилл, даже не догадывается. Женщины всегда лучше мужчин запоминают детали. И пусть они скорее поженятся и живут в этой комнате. Он станет приходить к ним по вечерам, сидеть на тахте и говорить с ними обо всем на свете, потому что они интересные собеседники и очень симпатичные люди…

–  У тебя найдется еще что-нибудь выпить, Женька?

–  Праздный вопрос, старик! Мои погреба практически неистощимы.

–  Тогда налей. И давай выпьем за женщин. Я знаю, это банально, но в таком случае что не банально?

–  Ого! Я вижу, у тебя расходится аппетит, старик! Радость моя, ты слышишь? За тебя желают выпить!

–  Не передергивай, Женька. Я сказал: за женщин.

–  Знаем, знаем, все так говорят!

Женька встал из-за стола и, немного покачиваясь, направился к двери. На пороге он обернулся.

–  А потом запомни, старик: общие формулировки всегда предполагают частности. Ибо состоят из них.
– Он подумал и добавил: - Только вы не воображайте, что я такой умный. Это плагиат. Так любил говорить один мой знакомый доцент.

Женька вышел в коридор и через минуту вернулся с новой бутылкой.

–  Радость моя, - сказал он, - выключи эту адскую машинку и садись к нам. Давайте-ка и в самом деле выпьем.

–  Только непременно чокнемся, - сказала Вера.
– Мне надоело пить как биндюжники.

–  Узнаю, - сказал Женька.
– Узнаю брата Колю!

–  Помолчи, пожалуйста, Женька, - сказала Вера.

Но Женьку не так-то легко было угомонить.

–  Хотите анекдот?
– предложил он.

–  Давай, - сказал Кирилл.

–  Только не солдатский, - предупредила Вера.

–  Два слона вяжут на дереве. Мимо летит лошадь. «Смотри!» - толкает один слон другого. «Не обращай внимания, - отвечает тот, - гнездо где-то рядом».

Кирилл громко засмеялся. Летающие лошади произвели на него впечатление.

–  Не смешно, - сказала Вера.
– Я так и знала, Женька обожает примитивы.

Кирилл хотел было возразить, но Женька остановил его:

–  Не трудись, старик. Вера не признает условного. По ней, все лошади должны только возить телеги и жить в конюшнях. А это была особенная лошадь, радость моя! Ей нравилось летать!

–  Не говори глупости!
– рассердилась Вера.
– При чем тут какие-то лошади? Я говорю, что у тебя нет ни капельки вкуса.

–  Вера, - сказал Кирилл, - это был Пегас, Вера. Не в этом дело. Женька хочет остаться самим собой. И это главное. Ты с какого года, Женька?

–  С сорок пятого. Послевоенный массовый тираж. А что?

–  Я тоже с сорок пятого. И мы кое-чего видели в жизни, Вера. Главное в ней - оставаться самим собой. А лошади пусть себе летают.

–  Господи!
– сказала Вера.
– Ужас какой-то! Дались вам эти лошади!

–  Фиг мы чего видели, - вдруг сказал Женька.
– Это все наши сопли-вопли, старик. А мы пришли на готовое. И от этого у всех у нас разные комплексы, но мы хитрим и сами себе сочиняем биографию. А вот Побережному, например, ничего не нужно сочинять. Когда он в сорок пятом пер с десантом на японские пулеметы, он меньше всего думал о сочинительстве. Видел здешние доты? Колпак железобетонный, и все подходы как на ладони. Дашь очередь - как косой скосишь.

Кирилл посмотрел на Женьку с удивлением. Он не предполагал, что тот прореагирует на его заявление подобным образом. Женька казался ему понятным. Выходит, он ошибался и нужно еще выяснять, кто есть кто.

–  Ты впадаешь в крайности, Женька. При чем здесь война? Я говорю, что мы тоже кое-что видели. И не надо прибедняться.

Женька разозлился:

–  Ну что ты, старик, заладил, как попугай: видели, видели! Все это глупистика, а нам не хватает главного - уверенности в себе.
– Женька взял из пепельницы окурок и пошарил себя по карманам.
– Дай спички, старик. И уж если на то пошло, то скажи, пожалуйста, за каким тогда чертом тебя понесло в эту дыру? Что ты здесь забыл?

–  А так, - ответил Кирилл.
– Поцыганить захотелось. Знаешь, как в песне: «Нынче - здесь, завтра - там».

–  Нет! Ты тоже хитришь. Все дело в нашей наследственности. Наши волосатые пращуры при всей своей серости соображали не хуже нас. Раз жизнь коротка, рассуждали они, нужно быстрее взрослеть. И они убивали какого-нибудь там махайрода и волокли его в пещеру. Там они зажигали большой костер, вручали мальчишкам копья, и те прыгали вокруг костра и тыкали махайрода копьями. Мальчишки становились охотниками, старик. Мужчинами. У нас этот процесс затянут. В пятнадцать нам еще подвязывают сопливчики, в двадцать парикмахеры требуют показать им справку от родителей, в двадцать пять нам со скрипом разрешают гулять до двенадцати. А что делаем мы? Мы днем и ночью поглощаем информацию. Мы набиты ею, как индейка кашей. Чего только мы не знаем! Но мы не знаем одного - что нам делать с этими проклятыми битами. В конце концов наступает критический момент, наша волосатость дает о себе знать, и мы начинаем собирать манатки. Куда - не все ли равно, а наши мамы думают, что во всем виновата распущенность нынешних нравов. А их мальчикам просто хочется поскорее почувствовать себя охотниками…