Легенда о маленькой Терезе

– Прости за ту пощечину. Мне, правда, очень стыдно.

– Знаешь, я все-таки заслужил ее. Хотя тогда было обидно. Я действительно боялся, что ты заболеешь, - Ренард подошел к Терезе и обнял за талию. – Ладно, пойдем дальше, я тебя не в эту пещеру вел.

– А куда?

– А сама догадаешься? – улыбнулся Ренард. – Пойдем!

По узкой тропинке спустились они к озеру. Тереза остановилась возле самой кромки воды, а он подошел, развернул ее к себе лицом и легонечко приобнял. Просто стоять и слушать плеск воды, касаться и чувствовать, как бешено бьются их сердца, – и больше ничего не нужно на всем белом свете ни ей, ни ему.

– Я сюда часто прихожу, – тихо проговорила Тереза.

– Я до войны тоже частенько приходил, - так же тихо ответил Ренард.

– А потом перестал?

– Потом пытался все забыть и смириться с тем, что никогда тебя больше не увижу.

– И как? Получилось?

– Как видишь, не очень.

– А я нашла твой букет лаванды…

– Правда? Я надеялся, что ты его заметишь.

– Я засушила его… Так что тебя, пастушок, мне уже не забыть.

«Забудь меня, забудь! – протестовал внутренний голос, но сам Ренард молчал. – Неправильно все это, и лучше б ты не появлялась. Не видишь разве, не могу ничего с собой поделать! Я погублю тебя, Тереза… Это наваждение погубит нас обоих!» А руки упорно тянутся обнять да прижать ее покрепче…

– Рассказывай, как ты живешь, малышка?

– Все хорошо, - через силу выдавила Тереза. – А ты?

– Я? – Ренард замолчал, не зная, что и ответить на простой ее вопрос. – Наверно, тоже.

– Ты врешь мне?

– Как и ты, - горько рассмеялся Ренард.

– Да, черт возьми, мне плохо без тебя! – Тереза оттолкнула его и отошла в сторону, боясь расплакаться. – Я каждый день вспоминаю твои объятия, твои поцелуи, и понимаю, что ни один мужчина никогда не сможет спасти меня от тоски по тем временам. Сегодня я пришла к тебе, потому что не смогла удержаться от соблазна еще хоть разочек тебя увидеть. Ренард, я клянусь, я не хотела показываться тебе на глаза… Я хотела просто увидеть тебя и сразу же уйти, но… Я пришла туда, потому что было плохо мне, а увидела, что тебе еще хуже…

– Да, малышка, мне очень плохо. У меня ничего не клеится с тех пор, как ты прогнала меня. Я честно пытался забыть тебя, пытался наладить жизнь с Эмелин, но у меня ничего не получается, Тереза. Мы чужие с ней, я не люблю ее. Всерьез подумываю, что это наказание за твои слезы. Малышка, что нам делать? Нам нельзя быть вместе, но и порознь быть невозможно.

– Я не знаю… Я не знаю, Ренард! Все-таки мне не следовало приходить – нам было плохо, но теперь станет еще хуже.

Тереза едва не плакала. Ренард подошел сзади и крепко ее обнял. Правда, через пару секунд его словно огнем обожгло: рука невзначай коснулась юбки платья и вдруг утонула в ней – под легкой тканью явно прощупывалось дрожащее от волнения тельце. Он даже не поверил сперва, нахмурился, ощупал… Так и есть, она все та же паршивка, что когда-то покорила его на этом же самом месте.

– Когда-нибудь ты сведешь меня с ума, малышка! – возмутился Ренард, продолжая без стеснения проверять свои догадки. – Тереза, неужели тебе никто не говорил, что такие платья не носят на голое тело?

– Простите, Ваше Величество, я простая крестьянка, не привыкшая к таким нарядам, - вышло почти кокетливо – Тереза явно была рада уцепиться за возможность сменить тему и немного разрядить тяжелую, болезненную безысходность.

– Девочка моя, ты сегодня совсем меня извести решила? Уж не собралась ли ты совращать меня?

– Ну если только самую малость! – улыбнулась маленькая бестия, обернувшись, чтобы устремить свои лукавые глазки на его немного растерявшееся, но, кажется, весьма довольное лицо.

Нет, она вовсе не собиралась его совращать, она даже не надеялась на эту встречу. Она не собиралась ни искушать его, ни заигрывать, – она просто очень спешила, до последнего дня не решалась пойти на чужой праздник. За одну ночь, пока родители не видят, сшила несчастное платье, понятия не имея, как и с чем их носят.

– Тебя что-то смущает? Помнится, когда ты раздел меня в той пещере, тебя ничего не смущало.

– Тереза, а если б это заметил не только я? Там было столько людей, и ты не побоялась?

– А ты думаешь, я могла бы позволить кому-то другому вот так прикасаться ко мне?

В тихом голосе ее опять послышалась боль. Ни на секунду не смутившись любопытных рук, продолжающих скользить по ней, Тереза откинулась Ренарду на грудь, прикрыла глаза, стараясь впитать и запомнить, унести с собой, когда он опять ее покинет, каждое прикосновение, каждый отяжелевший вдох любимого мужчины. А он продолжал скользить по гладкому шелку, пока не наткнулся на столь явно ощутимые под тканью затвердевшие, чуть выпирающие сосочки. Ладонь непроизвольно сжала мягкую девичью грудь. Нет, он ни за что на свете не выпустит свою малышку, если она сейчас вздумает дернуться!

Он больше не намерен вообще ее куда-либо отпускать! Хватит! Слишком долго он ждал ее, слишком много времени потеряно даром… Конечно же, он не тронет ее, как бы сильно ни хотелось ему прямо сейчас избавить ее от этого тонкого платья, наброситься на нее, словно изголодавшийся, выбившийся из сил зверь, прильнуть к молодой, пахнущей свежестью коже, почувствовать под руками тепло и трепет малышки, хоть на миг забыться рядом с ней… Он многое отдал бы за это. Но он не посмеет.

Им надо расстаться. Навсегда. Немедленно! Пока еще не поздно, пока еще не сошли с ума окончательно. Сломать, разбить, окончательно разрушить жизнь любимой девочки, обрекая ее на позор и одиночество… Жалкая участь любовницы – вот и все, что он может ей предложить, но вовсе не то, чего он ей желает. Какую же участь он выбрал для нее? Он сам не знал. Ревностно, жадно обнимал ее, не желая отпускать, и тут же понимал: он не имеет права удерживать ее. Прижал к себе еще крепче, уткнулся носом в ее волосы, гася желание взвыть от отчаяния.

Тереза и не думала вырываться. Зажмурилась, глотая слезы, и осторожно коснулась его рук. Она не может больше без него, без его объятий, голоса, тяжелого дыхания над ухом и осторожных, ласковых губ. И пусть вся жизнь летит в тартарары – она на все согласна, только бы не было больше разлуки…

– Я люблю тебя, - тихо проговорила Тереза, и тут же его рука взметнулась выше, зажимая ей рот.

– Нет, Тереза! Нет, маленькая моя! Не смей, слышишь!

– Поздно, пастушок, - остервенело убирая его руку, выдохнула она. – Слишком поздно!

– Малышка, я прошу тебя, не надо! Забудь меня, девочка! Прокляни, сбеги, но не смей меня любить.

Напрасны его мольбы, теперь уже действительно поздно, и остатки здравого смысла давно развеял ветер. Тереза вырвалась из его рук, обернулась, привстала на цыпочки и прильнула к его губам, обвивая ручонками крепкую шею… Чуть отстранилась на секунду:

– Я люблю тебя. Послушай, пастушок, мне от тебя ничего не надо, я прекрасно помню, кто я и кто ты, я знаю свое место…

– Глупая!

– Знаю, что никогда ты не станешь моим, что никогда крестьянке не стоять рядом с королем, знаю, Ренард! Но мне ничего не нужно от тебя. И красть тебя у жены и сына я не буду, но сегодня… я прошу тебя, только сегодня, - заливалась она слезами, - не отталкивай меня, не гони…

– Да кто же тебя гонит, глупенькая? Была б моя воля, я б тебя никогда не отпустил бы.

– Вот и не отпускай!

– Тереза, надо остановиться – мы сходим с ума. Нам придется расстаться, малышка.

– Нет!