Легенда Татр

На это Яносик, который было снова уселся и протянул ноги к очагу, сказал:

– А мне какое дело до этого?

– Как какое дело? – воскликнул ксендз Пстроконский. – Ведь ты же поляк, сын Польши, Речи Посполитой?

– Я поляк, а там, за Татрами, – липтовцы и венгры, а внизу – ляхи.

– Какие такие ляхи?

– А те, которые возле Кракова и в Кракове живут.

– Да ведь это-то и есть поляки. Братья твои!

– Братья мои, гурали, ходят в лаптях. А ляхи – это другой народ.

– Да ведь речь у них та же самая!

– У рыб тоже один язык, а нешто форель щуке сестра? Или мурена – лососю?

– Постой! Ведь король один надо всеми?

– Медведь тоже в Татрах хозяин, а ведь ради этого коза с лисицей вместе воду не пьют?

– Вы короля своего не любите?

– Я его не видал.

– Не хотите помочь тому, кто нуждается в помощи?

– Да я с Полян спустился и четыре года людям помогаю.

Ксендз Пстроконский стал взволнованно рассказывать о короле. О том, как жил он в Варшаве в замке и владел и правил страной, как пришлось ему бежать и скитаться. Наконец Гадея, лежавший в углу на скамье, заметил:

– Выходит, словно, к примеру, хозяина из его избы выгнали.

В ответ на это Яносик, хозяйский сын, поднял голову и сказал:

– Хозяина из его избы никто выгнать не смеет.

На эти слова Яносика ксендз Пстроконский тотчас откликнулся.

– Ну, так оно и есть, так и есть! – вскричал он. – Шведы короля прогнали из Польши, как хозяина из избы!

– Это непорядок, – сказал Гадея. – Король – это король. Выгонять его никто не смеет. Это несправедливо.

– Об этом и речи быть не может, – сентенциозно вставил Кшись.

– Э! – подхватил и Яносик с живостью. – Я этого не позволю. Разбойник всех делает равными! Нельзя этого допускать.

– Ну вот видишь! – воскликнул епископ. – А так оно есть.

– В такой беде и мужику надо помогать, а уж королю и подавно, – сказал Гадея.

– Верно, – подтвердил Войтек Моцарный, очищая картофелину от кожуры.

Яносик окинул взглядом товарищей.

– Как думаете?

– Король – это король, – первым отозвался Гадея.

– Польский, – добавил Моцарный.

– Наш, – поддержал его Матея.

Яносик подумал минуту и сказал:

– Правильно. Хозяина выгонять нельзя. Кабы он ко мне обратился, я бы его защитил. Ястреб всегда станет защищать ястреба, когда у него филин птенцов отнимает. Коли бы до этого дошло, я, пожалуй, короля пошел бы защищать. И товарищи со мной.

Епископ Пстроконский бросился к нему и обнял.

– Ты еще спасешься! – вскричал он. – И память о тебе не сотрется! И король наградит тебя!

– Награда мне не нужна, – отвечал Яносик. – У меня своего довольно. Тут другое важно: права. Я четыре года мужицкие права отстаивал. Есть и у короля свои права.

– И куда бы к черту все годилось, кабы свет хозяевами не держался? – заметил Кшись.

– У одного больше, у другого меньше, – сказал Моцарный.

– Но что твое, то твое, – подхватил Матея.

– Люди должны быть заодно. Сегодня – тебя, а завтра – меня обидят! – сказал Гадея.

– Сегодня пан, завтра пропал, – певуче протянул Кшись.

– И то сказать, – вмешался Саблик, – хорошо бы всем людям сравняться.

Тут Яносик, выйдя из задумчивости, перебил их. Он встал и заговорил:

– Будь что будет! Завтра чуть свет идем на шведов. А нынче, раз у нас гость, да еще епископ, так пусть будет весело! Подкиньте-ка дровец в огонь!

Когда пламя стало уже доходить до крыши и золотое, душистое вино из погреба пана Понграча, владельца Микулаша Липтовского, рекой полилось из серебряных, хрустальных, золотых и золоченых шляхетских кубков, а людей, как всегда перед походом, да еще таким необычным и опасным, охватило отчаянное веселье, пошли один за другим рассказы, и всех лучше рассказывали Саблик и Кшись.

А так как епископ был весел, то рассказчики выбирали истории, которые могли прийтись по вкусу.

Саблик начал:

– Когда Иисус Христос сотворил мир, огляделся он, усмехнулся и сказал себе так: «Очень хорошо я все это сделал. Как бы только Адаму не было скучно одному. Надо ему смастерить какую-нибудь игрушку, чтобы он ею иной раз побаловался, тогда ему не будет скучно».

Так сказал Иисус и не долго думая крикнул:

– Адам! Поди-ка сюда!

Адам пришел, только страсть как поджилки у него тряслись: очень он господа бога боялся.

– Ложись! – говорит ему Иисус.

Адам поскорее лег, но подумал: «Что-то будет! Плохо мне придется».

И еще того пуще затряслись у него ноги.

А Иисус поводил над ним руками – и он сейчас же уснул. Вынул тогда Иисус из котомки складной нож и вырезал Адаму ребро. А как было оно очень уж грязное и сальное, то и положил он его на горку, чтобы просохло.

Но тут принесла нелегкая пса. Подкрался каналья, цап ребро и стал удирать с ним к вратам райским.

Схватил господь палку – и за ним.

Да пес-то проворен, а господь стар, и не мог он пса догнать и отнять у него Адамово ребро.

Бегут это они, бегут, добежали до райских врат, а пес-то уже в воротах. Только и успел господь бог, что поскорей захлопнуть ворота.

Захлопнулись ворота, хвост псу отхватили, а все-таки пес удрал.

Что делать? Взял господь этот самый хвост, поглядел на него, осерчал, да и говорит:

– Постой, я тебе и так покажу, что кое-чего стою!

Схватил хвост, да и создал из этого хвоста бабу, да!

Смеялся епископ Пстроконский, попивая вино среди лесных разбойников.

А Кшись, большой шутник, начал рассказывать так:

– Плохие настали годы, неурожайные, и везде был великий голод. Тогда жили-были два кума. Вот один другому и говорит:

– Знаешь что, кум: у меня есть рожь, а у тебя земля стоит порожняя. Дай ты мне одну полосу, а я тебе дам зерна. Посеем – у нас и вырастет. Какого черта ему не вырасти?

Так и сделали.

Ходят это они, поглядывают, да ничего не растет, одна дрянь. Очень плохая рожь была. А у того кума, который дал зерно для посева, взошло еще хуже. Осерчал он и говорит: