Легенда Татр

– А мужики?

– Кто не убит, тот бежал.

Яносик зашатался и прислонился к дереву.

– Все убежали?

– Все, не бежали только те, что убиты или взяты в плен. Их за среднее ребро повесят. А вы где были, разбойничий гетман?!

Взмахнул чупагой Яносик, но удержал ее в воздухе и только глянул в лицо Бафии такими страшными глазами, что Бафия побелел. Одно слово прогремело из уст Яносика:

– Ступай!

Бафия повернулся и, съежившись, пошел прочь.

– Что он говорил? – спросил Яносик.

– Да то же, что тебе! – ответил Гадея. – Ночью пришло войско, окружило замок, наши защищались. Их не застали врасплох: Саблик караульных поставил. Да у солдат пушки были, много пушек, и мужики бросились бежать. Бафия тоже убежал и попал сюда.

– Саблик погиб?

– Нет. Вывел мужиков.

– Много погибло?

Гадея ничего не ответил.

– Саблик сразу увидел, что песня наша спета. Он бежал, а мужики за ним, – сказал Матея.

– Примерно половина, – вставил Гадея.

– Эх, если бы ты был там! – сказал Яносику Моцарный.

– Слава богу, что его там не было, – возразил Гадея. – И сам бы погиб, и другим бы не дал убежать.

– Там ничего нельзя было сделать! – сказал Матея. – Солдат было тысячи две, и с пушками.

– Так и Бафия говорил: «И слава богу, что Яносика не было! Он бы нас всех погубил. Там надо было не биться, а бежать». Говорил он еще, что с деньгами некоторые мужики убежали. Одни успели бежать, другие – нет. Бафия нам тут все рассказал до твоего прихода. Долго, долго тебя не было!

– Прямо скажу – людям тебя проклинать не за что, – сказал Гадея. – Всякий знает, что ты людям добра хотел. А если не вышло, так что же. Ты ведь не господь бог! Правда, тьма народу не вернется домой. Но они же знали, что не на свадьбу идут. Никто их силой за Татры не тащил!

– Правда, – сказал и Моцарный. – Знали, что либо пан, либо пропал.

– Бог тебя хранил, что ты в лесной сторожке замешкался, – сказал Матея, – сам знаешь, каков ты! Тебе море по колено, смел ты больно. И ты бы сгинул, и мы бы все трое сгинули, и ни единого свидетеля не осталось бы. Не удался поход, что ж тут поделаешь!

– Бог тебя уберег! – повторили Гадея и Моцарный.

– Точно нарочно тебя услал, – сказал Матея.

– Пути господни неисповедимы, – начал, помолчав, Гадея. – Кто ж знает, чего ему еще от тебя надо. Может, он тебя к тому ведет, чтобы ты на добытые разбоем деньги костел построил, как когда-то разбойники в Новом Тарге поставили костел святой Анне. Пути господни неисповедимы, и постигнуть их не пытайся.

Так говорили они, глядя на Яносика, а у него в лице краска сменялась бледностью, глаза то сверкали, то меркли.

Он слушал, но как будто не слышал ничего. И только после долгого молчания шепнул куда-то в пространство: «Ты меня с пути сбила, дивчина. Ты одна в сердце у меня. Всему конец. И мне и жизни моей». Потом сказал громко и уверенно:

– Пойдемте, поднимемся выше. Там есть полянка в лесу.

– А зачем туда идти? Надо удирать за Татры. К Кончистой горе, через Железные Ворота, – сказал Моцарный.

Яносик рассмеялся.

– Через Железные Ворота? Где мы проходили, когда с золотом и серебром возвращались с Дуная в Польшу?

– Да ведь так ближе всего, – заметил Моцарный.

– У тебя времени хватит бежать, не бойся!

– А оно бы пора. Ведь нас искать будут! – сказал Матея.

– Убежишь, убежишь и ты! Еще есть время!

– Яносик… – начал Гадея и не договорил.

Они поднимались по той горе, по которой сбежал Яносик. Прошли лес и вышли на поляну, окруженную густым кустарником в рост человека.

– Ребята! – сказал Яносик, – Дайте мне мое оружие.

Он взял у них ружье, пистолеты и разбойничьи ножи.

– А теперь делайте, что я скажу.

– Что ты затеял? – спросил Гадея.

– Подожгите кусты с трех сторон.

– Зачем?

– Увидите. Живо!

– Хочешь дымом дать знак, что мы здесь? Кому? Солдатам, что ли?

– Покуда придут, успеете убежать.

– А ты?

– Увидите. Живей поджигайте! Кругом!

Три товарища Яносика высекли огонь и подожгли можжевеловые кусты, а Яносик стал посередине.

– Беги! Огонь тебя охватит! – крикнул Гадея.

Но Яносик сказал:

– Еще есть время! Идите сюда! Подайте руки!

Они пожали ему руки и, удивленные, стояли, ничего не понимая. Наконец Гадея, глядя Яносику в лицо, медленно проговорил:

– Господи Иисусе Христе! Яносик! Что ты задумал? Заживо сгореть хочешь?

– Спасайтесь от огня, уходите с поляны, – сказал Яносик.

Они отошли, и он продолжал:

– Вы должны меня слушаться до конца! Вы присягнули. Покуда я жив, я атаман, а вы только мои товарищи. Ступайте!

– Яносик! – взмолился Гадея с острой болью в сердце.

А Яносик говорил:

– Ребята! Не может того быть, чтобы я дал одолеть себя. Покорюсь лишь одной смерти, а больше никому во всем мире. Ни князю, ни графу, ни епископу, ни королю. Мне домой вернуться опозоренным!.. Чтоб бабы кричали мне прямо в глаза: «А когда же мы в Липтов переселяться будем? Только мужиков наших ни за что сгубил!» Чтобы враг хвастать мог, что я от него сбежал? Я, Яносик Нендза Литмановский, разбойничий гетман, о котором слава на сто миль кругом идет? Мне жить, коли я не сделал того, за что брался? Коли я дал перебить столько добрых людей и не погиб с ними вместе? У меня слово – как гром. Коли уж гремит – так гремит! Прощайте! Жалко, Саблика нет. Сыграл бы он мне напоследок! Умирать мне не жаль, я там не один буду. Высоко у озера сын мой лежит в могиле.

Онемев, глядели товарищи Яносика на то, что происходило. Из глаз их по суровым лицам катились слезы, но противиться Яносику они не смели. Он был всех выше, он всем повелевал и делал, что хотел.

Огонь и дым поднимались и охватывали Яносика. Страшная боль и ужас сжимали сердца его товарищей, но вытащить его из огня они не смели: такую смерть он выбрал себе сам. Дым уже почти закрывал его от них. А он стоял спокойно, опершись на чупагу.

– Яносик, сгоришь! – крикнул Гадея, в отчаянии ломая руки.