Легендарный Колчак. Адмирал и Верховный Правитель России

Мечтал и Александр Васильевич въехать на белом коне в златоглавую столицу.

Однако осенью 1919 года, когда обозначилась прямая угроза Крыму со стороны наступавших с севера большевиков, местопребывание там императорской семьи сделалось невозможным. Незадолго до отступления к Ак-Монаю все лица императорского дома на английском военном судне выехали за границу. Великий князь Николай Николаевич поселился в С.-Маргарита, в Италии. Вскоре после вторичного овладения белыми Крымом, по поручению Деникина генерал Лукомский 7 июля сообщил великому князю, что в данное время для него представляется полная возможность безопасного пребывания на южном берегу Крыма. В начале сентября был получен ответ, что великий князь «отказывает себе в счастье вернуться на родину, так как приезд его в Россию неминуемо повлечет за собой всевозможные толки о выступлении его как политического деятеля, чем еще больше осложнится общее положение дел». Впрочем, им не исключена возможность жить в Крыму «частным лицом на общих основаниях по водворении полного порядка». Но въезд в Россию был обусловлен «совместным решением этого вопроса адмиралом Колчаком, генералом Деникиным и союзниками»… «Мы получили ответ этот, – вспоминал А. И. Деникин, – в октябре, когда на южном фронте назревала опасность, а на восточном уже созрела, и вопрос о приезде затих».

Между тем состав вооруженных сил Верховного правителя увеличивался. По его приказу на военную службу была призвана интеллигенция в возрасте от 18 до 35 лет, запасные сроков службы 1914–1918 годов, новобранцы 1898–1900 годов рождения, в прифронтовых уездах – все мужское население от 18 до 45 лет. Мобилизованными считались все офицеры старой армии. Для пополнения младшего командного состава были призваны на военную службу все унтер-офицеры, фельдфебели и подпрапорщики сроком службы с 1909 по 1913 год. Все это позволило довести численность армии до 600 тысяч человек и оставить план развертывания Российской армии до 1200 тысяч человек. Вооружение, снаряжение, обмундирование должно было поступить от Антанты в дополнение к тому, что белые получили от союзников в порядке передачи военных материалов и из захваченных в городе Владивостоке складов, созданных еще в период поставки союзниками и США военных материалов по заказам царского правительства и Керенского.

Помогали интервенты и людьми. Ожидалось прибытие трех эшелонов 25-го английского полка в составе 25 офицеров и 943 солдат, три эшелона французского колониального Сибирского батальона (17 офицеров и 895 солдат), двух эшелонов 1-й французской Сибирской батареи в составе 6 офицеров, 163 солдат и 6 орудий, трех эшелонов итальянских войск под командованием полковника Фосини в составе 32 офицеров и 1070 солдат. Запрашивалась готовность к переброске на фронт канадских войск, прибывших во Владивосток.

В потоке сообщений, в том числе и неприятных, поступавших в адрес Колчака в конце декабря с фронта и тыла, доброй ласточкой оказалась телеграмма от бывшего министра иностранных дел бывшего правительства Керенского С. Д. Сазонова, ставшего послом Омска в Париже. От имени «Русского политического совещания» в Париже он выражал солидарность с программой Верховного правителя, рекомендовал консолидировать силы с армией Деникина, интенсивнее использовать средства, выделяемые Антантой. Тогда же был уточнен общий план действий. По настоянию представителей Антанты колчаковцы должны были правым крылом наступать на Котлас, чтобы соединиться с войсками северной контрреволюции, а основными силами – к Волге, на соединение в районе Саратова с деникинцами. Однако в отношении направления главного удара среди военных представителей Антанты и высшего колчаковского командования существовали противоположные точки зрения. Английская миссия настаивала на нанесении главного удара в направлении Пермь – Вятка – Вологда, а оттуда через Ярославль на Москву. Французы считали необходимым наступать силами Западной армии на Среднюю Волгу, чтобы затем совместно с деникинскими войсками ударить на Москву с юга.

Александр Васильевич склонялся к первому варианту, но не спешил отдавать приказ.

В январе 1919 года болезнь еще не оставила Колчака. Но под наблюдением врачей он постепенно увеличивал свою служебную нагрузку, не выходя за двери домашней резиденции. В один из январских дней в доме Верховного правителя появилась очаровательная молодая дама, сразу взявшая на себя роль главной патронажной сестры милосердия. Как и когда добралась эта дама до Омска, неизвестно. Окружающие адмирала люди вначале терялись в догадках: кем приходилась ему Тимирева, к которой он обращался на «вы» и по имени и отчеству и которая по отношению к нему соблюдала такую же официальность. Но вскоре поняли, что она в его жизни занимает место не меньше, если не больше, чем жена, оставшаяся, по слухам, в Севастополе.

Анна Васильевна установила строгий контроль за регулярностью приема больным лекарств и пищи, особо заботилась о качестве питания, зачастую сама ставила ему банки и горчичники, добилась от Колчака согласия на упорядочение режима: восьмичасовой ночной сон и двухчасовой послеобеденный отдых. Заботы любимой женщины не замедлили сказаться. Адмирал быстро пошел на поправку.

В первых числах января Верховный правитель провел в Челябинске военное совещание. Атаман всех Оренбургских казачьих войск и командующий отдельной Оренбургской казачьей армией генерал Дутов доложил, что вверенная ему армия вполне боеспособна, что лояльность и надежность подчиненных ему башкирских войск не вызывают у него сомнений и что поэтому левый фланг фронта, и в частности левый фланг армии генерала Ханжина, будет не только надежно обеспечен, но генерал Ханжин может вполне рассчитывать на активное и серьезное содействие со стороны Оренбургской армии.

Вопрос о башкирских войсках возник не случайно. Не входя в подробности, достаточно отметить, что в числе прочего «наследства» Колчак получил от своих предшественников корпус башкирских войск. В собственном смысле слова корпуса как такового вообще не было. Был организован штаб башкирских войск из русских офицеров. Командиром корпуса числился генерал Савич-Заблотский. По данным штаба, значилось 5 пехотных и 2 кавалерийских полка и большое количество кантонных команд партизан – в общей сложности около 5000 человек. Имелось, однако, одно очень неприятное для белых обстоятельство. Вместе с корпусом кочевало Башкирское национальное правительство, возглавлявшееся местным уроженцем сельским учителем Валидовым. Колчаку приходилось до поры до времени «терпеть» существование правительства Башкирии, дабы не потерять башкирские войска и не обнаружить сразу же свои истинные великодержавные цели. 19 февраля злополучный командир башкирского корпуса докладывал по прямому проводу начальнику штаба Западной армии генералу Щепихину, что он и состоящие в штабе корпуса русские офицеры были в селе Баймак арестованы по распоряжению Валидова, что Валидовым отдан приказ поголовно уничтожить всех русских офицеров и что только чудом ему, генералу Савич-Заблотскому, и небольшой части офицеров штаба удалось вырваться из-под ареста и спастись, добравшись до села Кизильская. Из всего корпуса с ним отошли в названный пункт только солдаты первого башкирского полка.

Совершенно неожиданно для Колчака там, где числился на фронте башкирский корпус, оказалось пустое место. Более того, теперь уже нужно было считаться с тем, что перешедшие на сторону Советов башкирские части будут действовать совместно с войсками Красной армии. Потеря войск означала потерю сочувствия и поддержки населения. Это была крупная брешь в военных и политических расчетах Колчака накануне Уфимской операции.

Деньги правительства А. В. Колчака.

Еще хуже, как выяснил Колчак, обстояло дело в Уральской казачьей армии, о чем свидетельствует следующая выдержка из разговора Дутова с уполномоченным Оренбургского войска при ставке Колчака. «Проезжавшие от Деникина, – заявил в этом разговоре Дутов, – к Колчаку два офицера рассказывали, что уральцы перед Рождеством почти все разъехались на праздники и ловлю рыбы. Сам начальник штаба говорил: «Полков у нас 19, но в полку не больше 150 шашек… дисциплины никакой… выборное начало… митинги… неисполнение приказов… самовольные уходы с позиции, комитеты в частях… Сотнями и дружинами часто командует писарь или фельдшер, а офицеры за урядника…»

Процесс революционизирования и классового расслоения в казачьих войсках ширился и углублялся – приостановить его не могли никакие призывы и ухищрения белогвардейской верхушки казачества. Вслед за башкирским корпусом слабым местом Западного фронта оказались Оренбургская и Уральская казачьи армии. Успешное наступление 1-й Красной армии в январе 1919 года создало угрозу Оренбургу. 16 января Колчак вынужден был отдать директиву, начинающуюся словами: «В целях спасения Оренбурга…» Директивой предлагалось командующему Западной армией нанести удар в стерлитамакском направлении и продолжать наступление в юго-западном – в тыл наступающим на Оренбург красным. Одновременно подтверждалась генералу Ханжину необходимость продолжать энергично готовиться к выполнению основной задачи Западной армии. Предусматривалась также переброска войск из Сибирской армии на помощь Дутову. Но спасти Оренбург оказалось уже невозможно.

Падение Оренбурга 22 января 1919 года усилило развал армии Дутова. Вслед за Оренбургом наступил черед г. Орска.

26 февраля Дутов, разуверившись в получении реальной помощи от Ставки, обращается непосредственно за немедленной помощью к командующему Западной армией генералу Ханжину: «…Части 2-го конного Оренбургского казачьего корпуса, не оказывая никакого сопротивления противнику, отошли… Положение г. Орска катастрофическое, некоторые части совершенно вышли из подчинения. Есть случаи грабежа складов, транспортов… Невозможно учесть, во что выльется операция…»