Легенды авиаторов. Игровые сказки.
Шрифт:
— Прежде чем начать падать на землю, эти самолеты хорошо себя показали, — возразил дракон.
— А что там усовершенствовали, если конкретно? — спросил штаб-сержант.
— Поражаюсь тебе, Хопкинс! Ты так любишь покопаться в моторе и вдруг берешь самолет, о котором практически ничего не знаешь. — Дракон прищурил глаз. — Это неспроста.
— Да Вася с Ларошем мне голову задурили, — признался Хопкинс. — Они теперь по-японски шпарят. Если есть возможность, то обязательно
— Стало быть, у товарища младшего лейтенанта «самурайский период», — задумчиво произнес дракон. — Буду иметь в виду.
— Как же, «самурайский»! — буркнул штаб-сержант. — Сам-то он полетел на Bf.109.
— Ничего, сегодня тебя сбили, завтра ты всех собьешь, — утешил его дракон. — А если говорить, что конкретно усовершенствовали, так это поставили новое крыло увеличенной площади и кабину сделали закрытой.
— А что конкурс? — поинтересовался Билл Хопкинс. — Состоялся? Или сразу признали, что все было фикцией?
— Ничего не фикцией, — ответил дракон. — Да хоть бы и так, разве штаб армии когда-нибудь признался бы в подобном деле? Нет, все было без дураков. В январе тридцать седьмого аэродром Армейского технического летно-исследовательского института в Тачикава стал местом проведения сравнительных испытаний трех истребителей-конкурентов. Это возле Токио. По-японски называется «Гикен» — это если совсем сокращенно. Чуть менее сокращенно — «Когикен». Если совсем без сокращений, то без бочки коньяка не выговоришь.
— Горыныч, хоть ты не переходи на японский! — взмолился штаб-сержант.
— Ладно, — милостиво согласился Горыныч. — В общем, испытания трех царевичей продолжались до 28 декабря 1937 года. Почти год. После этого штаб армии отказался от идеи подобных конкурсов. Слишком уж большие финансовые потери несла проигравшая сторона. Это раз. И второе — закончились эпические саги, когда у рассказчиков и слушателей хватало времени на многокилометровые поэмы. Теперь требовались поэмы лирические: три куплета — и новый самолет запущен в серию.
— А жаль, — вздохнул Билл Хопкинс. — Наверное, это здорово было — смотреть все эти испытательные полеты, сравнивать, спорить.
— Мы можем здесь доиграть то, во что не наигрались перед Втором мировой, — напомнил дракон. — А в Японии с тех пор сначала отбирали производителей, а потом давали им конкретное задание, ну, те и работали, а остальные занимались своими делами.
— И как «царевичи» себя проявили?
— «Кавасаки» был самым скоростным. Но и самым тяжелым. А «Накадзима» оказался самым подходящим: надежная силовая установка, приличная скорость, простота эксплуатации. С весны тридцать восьмого пошли в серию.
— Угу, — кивнул Билл Хопкинс. — Они много таких аэропланов выпустили. «Накадзима» даже хотела продать лицензию одной мелкой авиастроительной фирме — японской, разумеется, — чтобы та помогла с количеством. Но потом передумала. «Накадзима» и так неплохо справлялась. А правительство вело довольно мягкую налоговую политику, если речь шла о военных заказах.
— Видишь, ты кое-что об этом самолете все-таки знаешь, —
одобрил дракон
.
— Не так много, как следовало бы прежде, чем садиться за штурвал, — возразил штаб-сержант.
— В сорок третьем из-за нехватки алюминия и его сплавов стали заменять эти материалы другими, деревом, углеродистой сталью, — припомнил дракон. — Строили самолеты из эрзац-материалов. Результат был плачевный. Но в начале биографии Ki-27 все обстояло, в общем, совсем неплохо. Это основной японский самолет «номонганского инцидента», он же «конфликт на реке Халхин-гол», он же «необъявленная война с Японией». Впрочем, дебют самолета состоялся в Китае. Первые Ki-27 получил четвертый чутай второго хико дэйтая.
— Опять японский язык! — в отчаянии произнес Билл Хопкинс. — Неужели трудно просто сказать «эскадрилья»?
— В данном случае — не вполне уместно, — ухмыльнулся Горыныч. — 10 апреля 1938 года этот самолет принял первый бой.
— А сегодня — последний, — сказал Билл Хопкинс.
— Ну, так уж и последний, — засмеялся дракон. — Ты слишком тяжело переживаешь неудачу.
— Я вообще не переживаю, — отрезал штаб-сержант. — У меня и нервов нет. Пойду на рембазу, займусь поломанным двигателем от «Аэрокобры». Очень успокаивает... то, чего у меня нет.
48. Явление гладиатора
...— А это что-то новенькое, — прищурился Франсуа Ларош, всматриваясь в самолет, приземлившийся на центральной полосе авиабазы World of Warplanes.
Порыв ветра взметнул длинный белый шарф, который носил французский летчик.
— Когда-нибудь этот пижонский шарфик затянет в винт или прихлопнет фонарем кабины, — предрек штаб-сержант Билл Хопкинс. — Вы не подумали о том, чтобы одеться более рационально?
— В начале двадцатого века, — задумчиво произнес Ларош, — велась ожесточенная полемика вокруг формы цвета хаки. Вы, конечно, слыхали об этом? Раньше армии сражались каждая в своем цвете: красные, синие, в худшем случае — серые мундиры...
Американец прищурился:
— К чему вы ведете?
— Французские офицеры отказывались снимать свои яркие мундиры и натягивать нечто грязновато-зеленого оттенка, — ответил Франсуа. — Перед Первой мировой наши генералы, в ответ на предложение переоблачить всю армию в хаки, дали блистательный ответ: «Красные бриджи — это и есть Франция».
— Мне даже слушать такие россказни больно, — признал Хопкинс. — Это как-то чересчур неразумно.
— Между прочим, для войн в колониях — более чем разумно, — возразил Франсуа. — Когда дикари видели красные штаны, они сразу понимали: перед ними представители высшей цивилизации. Многие вожди не могли похвастаться никакими штанами, тем более красными.
— Товарищ Вася сейчас рассказал бы какую-нибудь поучительную историю про «красные революционные шаровары», — вздохнул Хопкинс.