Легенды о доне Хуане (Жуане). Дон Жуан на сцене

 Обидно зло,

 Обидней во сто крат

 Любовь и благородство невпопад,

 Самовнушённые по школьным книгам,

 Меж тем когда читаем книги мы,

 То лишь щекочем слабые умы

 Мечтаньями великих о великом,

 Иначе бы — Толстого прочитал,

 Так сразу бы

 Философом и стал.

 Жизнь старше книг.

 Уже через неделю

 Наташе ожиданья надоели,

 И та решила с долей озорства

 Зайти к Вадиму, выбрав путь окольный,

 Пока что на правах подруги школьной,

 А не по праву тайного родства.

 Оделась хоть и скромно, но прилично.

 На этот раз

 Она была практична.

 При встрече рек

 На берегу крутом

 Гордеевых стоял высокий дом.

 Не бредя каменными городами,

 Их дом стоял ещё со старины,

 Когда Гордеевы и Кузьмины

 Дружили семьями или домами.

 С кедровыми венцами

 Дом крестовый

 До сей поры глядел

 Почти как новый.

 И берег,

 И река напротив дома

 Наташе были с детских лет знакомы.

 Не зная ни заботы, ни тоски,

 Они в реке купались,

 Внешне кроткой,

 В гордеевской переплывали лодке

 На золотые свейные пески.

 Ах, детство, как ты далеко-далече!

 Когда глупы мы,

 Жить намного легче.

 Где две реки

 В одну соединились,

 Там воды цветом надвое делились.

 Наташе стало странно, как она

 Той разницы тогда не углядела:

 Река же половиной голубела,

 А половиною была темна.

 Душою смутной постигая что-то,

 Она вошла

 В тесовые ворота.

 Уже в дому,

 Ухоженном на диво,

 Она застала только мать Вадима,

 В заботе разбиравшую бельё.

 Та увидала гостью и запела:

 — Как выросла да как похорошела! —

 И принялась усаживать её,

 Украдкой пряча в уголок косынки

 Две тайно

 Недоплаканных слезинки.

 По тем слезам

 Наташе ясно стало:

 И здесь её мамаша побывала.

 Жестокая в стремлении своём,

 Она почти что — не почти, а точно —

 Сравнялась в дипломатии челночной

 С американским госсекретарём,

 Но Тимофевны редкие задатки

 Не принесли

 Желаемой разрядки.

 И всё-таки она,

 Как дипломат,

 Уже имела некий результат.

 Её переговоры, то есть ссоры,

 Неумолимо привели к тому,

 Что в этот день

 В гордеевском дому

 К отъезду сына началися сборы,

 А сам он, пережив однажды страхи,

 Сойтись с ней снова

 Не нашёл отваги.

 “Всё для меня!” —

 Вадима был девиз,

 Родителям же этот эгоизм

 Сначала не казался трудной ношей:

 “Всё для него, а значит, и для нас!”

 Но, как и у других, им от проказ

 Единоличника жилось всё горше.

 Родить второго не хватает сметки,

 То и страдают

 Семьи-однодетки.

 Отец сердился,

 Но хитрюга-мать

 Грехи сынка умела прикрывать.

 Вот и теперь, колючим взглядом глядя,

 Как будто бы не зная ничего,

 Заговорила слёзно про него,

 Кивнув на фото:

 — Уезжает Вадя... —

 Покуда рос, был и душа и плоть,

 Завёл жену —

 Отрезанный ломоть...

 На карточке,

 Вниманьем привлекая,

 К Вадиму льнула женщина другая...

 Как будто нож по сердцу полоснул,

 Как будто гром по голове ударил,

 Как будто молний огненные твари

 Обвили грудь и задушили гул.

 Забыла всё, очнулась в жути дрёмной

 На берегу,

 На половине тёмной.

 Там омут был.

 Черней, чем эбонит,

 Он притягал Наташу, как магнит,

 Как взгляд удава свою жертву манит.

 О, красота!.. Недаром говорят,

 Что пожилых страдания дурнят,

 А молодым их красоту чеканят.

 Она была красива несомненно,

 Но красотой теперь

 Уже надменной.

 Ни горьких слез,

 Ни жалостного вздоха.

 Что скажешь ты мне, милая эпоха?

 Ведь на земле всё та же маета,

 Хотя века над миром пролетали.

 О, сколько женщин!

 Как они глядели

 В холодные речные омута!

 Но не у всех у них, как у Наташи,

 Невидимый хранитель

 Был на страже.

 Высокая,

 Она наверняка

 И на себя глядела свысока,

 Чтоб умереть, собой пренебрегая,

 Уже ступила на ступени дна,

 Вдруг ощутила то, что не одна,

 Что с ней уходит вместе жизнь другая,

 И эта Жизнь уже,

 Как выкрик с мест,

 Активно выражала

 Свой протест.

 Всё это

 О Жуановой супруге

 Я в Марьевке пишу, а не на юге,

 На той пишу Назаркиной горе,

 С которой видно, как, углы меняя,

 Бывает своенравной речка Яя

 В дождливой предуборочной поре.

 Вчера услышал с берега стенанья,

 Что утонула

 Липецкая Таня.

 Ах, Таня!..

 Шестиклассница всего,

 Жила напротив дома моего,

 Мне довелось улыбкой с нею знаться,

 С утра в подмогу маме, говорят,

 Она пасла у берега телят,

 А вечером решила искупаться.

 По выходе на берег окунулась,

 Нырнула вновь

 И больше не вернулась.

 Ах, Таня, Таня!

 Мне бы жизнь воспеть,

 А не твою бессмысленную смерть.