Легенды Оромеры. Великий Орёл

Оддбэлл счёл, что пока ещё оболочка удерживает газ, лучше посадить аппарат на воду и довериться буйству волн, нежели дожидаться, пока молнии добьют неуправляемое судно в воздухе и в конце концов рухнуть в те же волны за верной смертью, уже не имея при себе огромного блока плавучести.

Так думал своею разрывающейся от боли головой мистер Блэст, включая компрессор на откачку газа из оболочки в баллоны. Чем больше его сохранится в сжатом виде, тем больше шансов добраться до берега живыми.

На удивление, компрессор исправно заработал — видимо, в аккумуляторах осталось ещё вполне достаточно энергии.

Снижение аппарата пошло активнее. К тому же гроза то ли откатилась южнее, то ли просто выдохлась — но шторм начал ослабевать. Ещё несколько минут — и вверху среди непроглядной клубящейся облачной каши стали проглядывать кляксы по осеннему пронзительно-синего неба. И как ни странно — резко потеплело. Даже при неработающем отоплении в гондоле уже не хотелось залезть в кресло с ногами, намотав на себя всю имеющуюся на борту более-менее плотную ткань.

В углу закряхтел, выпутываясь из одеяла, лис Борн.

Синие кляксы в небе стремительно расширялись, тесня облака, разрывая их, превращая из тяжёлых и неповоротливых сумрачных громад в безобидные клочки, быстро тающие в распахивающемся во всю ширь послештормовом небосводе. Низкое, но всё ещё щедрое на свет и ласку солнце мощным лучом пробило истончившуюся завесу и довершило бой, начатый небом и ветром, окончательно утвердив победу над разбушевавшейся стихией. Охристо-золотые блики заплясали на утихающей океанской зыби, и мир озарился светом, безоговорочно указывающим Аду, где его место.

Снова послышался протяжный металлический скрежет. Дирижабль тряхнуло.

Под напором порывистого низового ветра правый винт не выдержал и начал сходить с цапфы, срывая резьбу фиксирующего его кока. Левый пропеллер пока держался, но и его судьба была предрешена. Стрелка высотомера плясала около отметки в сотню ярдов. Стихающие океанские волны неспешно вздымались под гондолой, словно грудь великана, уснувшего после долгого и трудного дня.

Оддбэлл завернул вентиль баллона, отключил компрессор и установил нулевой тангаж. Дирижабль выровнялся, чуть накренившись вправо, и ветер тут же потащил его в поворот оверштаг.

И тогда Сэмюэль Вудд увидел землю.

Глава 64 Легенды Оромеры. Великий Орёл СХВАТКА. (Александр Игнатьев)

Людвиг очнулся от своего волшебного сна ближе к вечеру.

Скорее всего, трёхметровый жёлтый питон ещё долго бы наслаждался неслышимой музыкой жизни, переполнявшей его от найденного им цветка. Но короткий зимний день уносил с собой солнце, и он просто замёрз.

Аккуратно сняв растение со скалы, он спрятал его за пазуху, ближе к сердцу и улыбнулся, вспомнив ту, которая своим мимолетным взглядом умела дарить ему счастье.

Среди темноты сумерек профессор, наконец, пришёл в себя и, вдруг, понял – вокруг стояла неестественная тишина.

Такого оглушительного молчания не бывает никогда и нигде. Всегда в лесу ли, в горах, или даже в доме, среди безбрежной пустоты слышится крик птицы, шум воды, шелест листы, стук покатившегося камня, или... скрип половиц.

До Людвига постепенно дошло, что надвигается что-то ужасное, и природа, в отличие от жёлтого глупого профессора-питона, подготовилась к встрече с природной неизбежностью.

Он схватил мирно стоящую лошадку за повод и уверенно пошёл вперёд, в ночь, по каменистой равнине, усеянной валунами и россыпями чёрных, сливающихся с ночной тропой камней. Людвиг только приблизительно знал, что где-то на западе в ущелье протекает речка, вдоль которой проложена торговая тропа. Но в поисках цветка он резко отклонился к востоку, и искать в беспроглядной тишине караванный путь – было абсурдом.

Надо было где-то найти укрытие и переждать непогоду.

Между тем, постепенно усиливался прилетевший из-за гор, с моря, ветер.

Вначале он только дул в лицо, забираясь за воротник толстой куртки. Потом стал больно щипать руки и шею, впиваясь своими колючими иглами в лицо.

Лошадь недовольно фыркала и пятилась назад, а человек, с усилием сомкнув замерзающую руку на поводьях, шёл вперёд, в поисках хоть какого-то грота, или пещеры.

Через полчаса совсем стемнело.

Ветер усилился и проникал теперь внутрь, к телу, сквозь меховую тёплую одежду. Лошадь сопротивлялась и не шла вперёд. Она словно звала его свернуть с пути, остановиться и подумать, но профессор твердо знал, что если он сейчас остановится в этой снежной мгле, то завтра от них останется только небольшой сугроб, который, возможно, даже найдут через несколько лет караванщики, в виде жалких остатков не до конца растащенного по норам диких зверей костяка.

Через час бессмысленной борьбы с метелью и с сопротивляющимся животным, Людвиг сильно ослаб. К тому же он периодически спотыкался и отбил себе ноги. Колени его дрожали, он всё чаще останавливался, переводя дух и пытаясь успокоить больно стучащее о грудную клетку сердце.

Лошадка категорически отказывалась показывать тупое смирение в этом мире вьюги и камней. Её взгляд давно налился кровью, и в лошадиной голове билась мысль: «Бежать и спасаться!».

В какой-то момент она всхрапнула и попятилась. Людвиг мешком повис на поводьях, не в силах крикнуть, или как-то одёрнуть беснующееся животное.

Руки, обожженные холодом, свело, и повод вырвался, разрезая ладонь.

Лошадь почувствовала свободу и, захрапев, поскакала. Людвиг, каким-то невероятным маневром, почти в прыжке, уцепился за её хвост, и она волокла его по камням, дополнительно разбивая лицо. Силы оставили профессора, и он упал, оставшись один на один с ветром, снегом, болью и отчаянием.

С трудом собрав силы, он встал на четвереньки и, вдруг, прямо перед собой, на расстоянии вытянутых рук, в круговерти беснующихся снежинок каким-то седьмым чувством угадал пустоту пропасти.

«Моя смерть близка, – подумал он и попытался перевести дух. – Я тащил лошадь, а она пыталась спасти нас обоих. Может, хоть она выживет», – Людвиг с трудом встал и огляделся.

Мгла была непроглядной.

«Но это буду не я, а лошадь», – закончил он свои мысли.

Слева было намного темнее, и человек, с трудом, дополз к чёрной стене. Там, на узком карнизе, он и нащупал большой сухой ствол дерева. Карниз защищал от метели и с огромным старанием, мечтательный математик, кое-как замотав кровоточащие замёрзшие руки, смог разжечь костёр. Сухое тепло вместе с дымом проникло под куртку, и Людвиг смог немного согреться. Сильно хотелось есть и пить. Ветер выл, и он, прижавшись к холодному камню, сомкнул глаза и тихо уснул.