Легенды Пустоши

От детей одни неприятности.

— У Таки память хорошая, — повторил он.

Не Аймиру — себе сказал.

* * *

Только стало сереть, они подошли к оазису, с трех сторон зажатому холмами. И тут уж понеслись чуть ли не галопом, но согнувшись вдвое — чтобы их не заметили и потому что Аймиру не терпелось встретиться с бандитами. Глава семейства настолько извелся, что почти уже не реагировал на окрики Таки, потому ускориться пришлось обоим.

Лишь когда впереди появились островки почвы-такыра с проросшими на них чахлыми кустами Таке по грудь, кочевник сумел убедить спутника, что тут лучше двигаться короткими перебежками от островка к островку.

— Где они?! — Аймир приставил винтовку к плечу.

Така был уверен: бандиты вместе с пленниками укрылись в рощице небольших деревьев, до которой по такыру еще шагов двести. А не видно и не слышно их, потому что спят еще, если накануне хорошенько гульнули, как собирались. Но нанимателю о том знать пока не надо.

— Слишком рано, — сказал Така. — Надо подождать.

— Чего ждать?! — взвился Аймир.

— Тише. Недолго уже.

Солнце медленно поднималось над дальними холмами. М-мать вот-вот проснется. Така пришел сюда не ради чужаков, и ему плевать на бандитов. Прежде всего он тут ради благословения М-матери. Скоро она проснется, но бодрствование ее не будет продолжительным. И потому важно успеть поклониться ей и передать свою просьбу — Така в который раз уже ощупал котомку, проверяя, всё ли в порядке, — и только потом настанет черед нанимателя и его проблем. Не раньше.

Первый — самый яркий! — луч ослепил Таку лишь на миг. Зрачки его тут же сфокусировались, зрение восстановилось. Всё, пора.

— У тебя винтовка. Если кто из бандитов станет мешать Таке — стреляй не мешкая. Да не в Таку стреляй, а в бандита. И что бы ни случилось, не уходи отсюда, пока не позову.

— Здесь ждать? Ты что, издеваешься?! Зачем это?!

— Скоро сам поймешь. Если жить хочешь, жди тут. — Така поднялся во весь рост, как велят традиции его народа, и двинул к рощице.

На ходу он больно, до крови, укусил себя за руку — и первые соленые капли упали на такыр. Это приветствие.

Шаг.

Еще шаг.

Еще…

Ничего не происходило. Как и в прошлые разы, когда Така бывал здесь, он испугался, что М-мать не хочет принять его и придется вернуться к семье ни с чем, и…

Такыр вздрогнул под ногами, потек волнами, растрескался.

Позади вскрикнул в испуге Аймир. Только бы стрелять не начал раньше времени.

Из рощицы донесся истошный женский вопль. Така обернулся, чтобы убедить Аймира не дергаться напрасно, но тот вроде и не собирался — стоял, чуть пригнувшись, и смотрел на кочевника широко открытыми глазами.

Что ж, так даже лучше, решил кочевник.

Он пробирался все дальше в глубь священного оазиса. Узнав его, такыр завибрировал под пятками, поприветствовал брата. В груди стало тесно от радости. Така снял котомку, вытащил кувшинчик — на дне плескалась самая малость крови новорожденного сына. М-матери много не надо, чуть-чуть хватит.

Из рощицы выскочил Пупс. Он был без куртки и без штанов, но в шляпе и при оружии в кобурах на поясе. Бандит успел выхватить револьверы, но не успел выстрелить — пуля из винтовки Аймира пробила ему сердце. Труп опрокинулся на рядом растущий куст.

И тут началось.

Казалось, весь оазис пришел в движение, Така едва устоял на ногах. Это М-мать окончательно проснулась.

Теперь было важно не упустить ни единого мгновения. Зубами выдернув из кувшина плотную пробку, Така плеснул алым на такыр, потом на чахлую растительность рядом. И тут же по колючим ветвям к каплям крови заструились белесые нити, коснулись их, втянули в себя, на миг окрасившись. Подарок принят!.. Под ногами Таки из трещин такыра выбирались на поверхность тысячи нитей, касались голеней кочевника, узнавали его и больше не беспокоили, возвратившись туда, откуда выползли. Подобное сейчас происходило по всему оазису — и потому кричали бандиты, слышались выстрелы, вопила женщина…

Така побежал к рощице, и белесые нити убирались прочь с его пути. Он не оглядывался — знал, что края оазиса выгибаются там кверху, как и справа, слева и впереди. Зрелище величественное, под стать полету небесных скатов, и Така обязательно полюбовался бы им миг-другой, как это делал обычно. Но не в этот раз. Ведь надо помочь женщине и ребенку, тем самым выполнив работу, для которой его наняли.

Это же не просто оазис. Это сама М-мать, которая до сего момента возлежала спокойно, прикрывшись такыром и всем, что выросло на нем. А что? Отличная маскировка, приманивающая к тому же добычу.

Бандиты орали уже так, будто их резали живьем.

Ворвавшись в рощицу, Така первым делом ткнул рукой в сплетение белесых нитей, опутавших мальчишку, — и нити привычно отпрянули. Мальца трясло от страха и от боли. Чтобы его вновь не оплели тончайшие щупальца М-матери, Така обмазал конечности и лоб мальчишки своей кровью из прокушенной руки. Точно так же он спас женщину. Той, судя по разорванным одеждам, не дали скучать этой ночью.

Кочевник взглянул вверх. Еще немного — и М-мать опять заснет. Надо ускориться.

— Будьте здесь! — рявкнул он освобожденным пленникам, а сам метнулся мимо сендеров и повозки в глубь рощи, к источнику. Именно там во время пробуждений М-матери рождаются все медузы Донной пустыни — отпочковываются и отползают прочь, теряя хлопья защитной слизи. Если сразу собрать эту слизь, а потом ею смазать тело младенца, ребенок сможет не опасаться ожогов знойного светила.

Именно этим Така и занялся — стал собирать хлопья слизи в котомку. Сегодня М-мать исторгла из своего лона десятка три медуз, так что слизи хватало.

А кровь младенца нужна, чтобы М-мать, испробовав ее и запомнив вкус, передала своим детям — этого человека трогать нельзя, это брат. Как М-мать им это говорит, Така не знал, он никогда не слышал от медуз ни звука…

Края М-матери медленно опустились, она впадала в спячку до следующего рассвета. Теперь о том, что это не просто оазис, но огромное священное животное кочевников, говорили лишь опутанные белесыми нитями тела. Все бандиты, кроме Пупса, были еще живы, но говорить уже не могли — нити-щупальца проникли в рот, забили легкие.

Така замер. Поднялся жаркий ветер. Тут и там, далеко за пределами оазиса, танцевали смерчи над коричневыми пластами холмов.

Холмы, холмы… До самого горизонта только они. И вроде всё, как прежде, а что-то изменилось. В пустыне так бывает — еще вдох назад ничто не предвещало беду, а сейчас…

— Как вы? — Кочевник подошел к освобожденным пленникам.

— Пить… — чуть приоткрылись пересохшие губы женщины.

Красивое лицо ее не скрывала больше ткань и не портили даже заплаканные глаза и размазанная по щекам кровь из разбитого носа.