Легенды. Предания. Бывальщины

— Вишь, какая у тебя шапка — царский подарок. Надобно, чтоб тебе теперь за твои дела царь на ноги прислал подарок — кандалы.

И стал его митрополит уговаривать, чтоб он покаялся и принес повинную богу и государю. Стенька осерчал на него за это, да притворился, будто и в самом деле пришел в чувствие и хочет покаяться, и говорит митрополиту:

— Хорошо, я покаюсь; пойдем на соборную колокольню. Я стану с тобой вместе и оттуда перед всем народом принесу покаяние, чтоб все видели да и тоже покаялись.

Как взошли они на колокольню, Стенька схватил митрополита поперек да и скинул вниз.

— Вот, — говорит, — тебе мое покаяние!

За это его семью соборами прокляли! Товарищи его как узнали, что он семью соборами проклят, связали его и отправили в Москву. Стенька, едучи, сидит в железах, да только посмеивается. Привезли его в Москву и посадили в тюрьму. Стенька дотронулся до кандалов разрывом-травою — кандалы спали, потом Стенька нашел уголек, нарисовал на стене лодку и весла и воду, — все как есть, да, как известно, был колдун, сел в эту лодку и очутился на Волге. Только уж не пришлось ему больше гулять: ни Волга-матушка, ни мать сыра-земля не приняли его. Нет ему смерти. Он и до сих пор жив.

Одни говорят, что он бродит по городам и лесам и помогает иногда беглым и беспаспортным. Но больше говорят, что он сидит где-то в горе и мучится.

РАЗГОВОР БАРИНА С РАЗИНЫМ

Зашел как-то Разин к одному помещику о деле поговорить, а барин сидел за столом за разными яствами и не захотел даже на него глазом посмотреть. Разин сам себя посадил за стол и спрашивает его:

— Ты чего, барин, нахмурился? Не бойся, не объем тебя, запросто побалакать пришел.

Барин осердился, что какой-то мужик к нему зашел да еще к столу присел, ответил:

— Чего мне с тобой, с мужиком-дураком, басни разводить?

— А если ты шибко умный, — сказал Разин, — то вот ответ дай мне на один вопрос: два рога, да не бык, шесть ног, да без копыт. Узнаешь?

— Нет.

— Меня хоть признал?

— Тоже нет.

— То тебя я про рака спрашивал, а меня Разиным прозывают. Дурак ты, а за умного хочешь слыть.

Позвал атаман своих казаков, усадил их за стол, а барина прислуживать заставил. После этого барин и вразумил, что Разин умный мужик есть.

Вот так-то человека встречают по одежке, а провожают по уму.

НЕ СПАСИБО ТЕБЕ, МАТУШКА ВОЛГА-РЕКА…

Сенька Разин был из казаков из донских. Когда он предастся нарочи, возьмет нитки, как лодке быть, и сядут в нее, и под нее плеснет ложку воды, и поплывут из острога по городу и песни поют. Он, по-нашему, как бы как дьявол был. Стреляют в них, стреляют, стреляют. «Стой-ко-те!» — кричит его сила. Перестанут стрелять; они снимут с себя одежды, повытряхнут пули и отдадут назад. А сами стреляют, как «прядь» делают. Сенька заговаривал от пуль.

Слава о его похождениях и о хорошей жисти у него была на всю Россию. Вместе с бродяжной, вольной народ ходил к нему нарочи.

Шел купец, две бочки вина положил на лодку. Разницы остановили. Пристал. Товары набрасывают, набрасывают себе в добычу. Купец смекает, так весь товар выбросают.

— Стойте, — говорит, — братцы, у меня две бочки вина есть.

— А, вино есть! Клади товар в лодку, выкатывай вино-то.

Как пошел купец, его лямошник снял лямку и говорит купцу:

— Прощай, не то иду к Сеньке…

Приходит:

— Возьмите меня.

— А мы таких и ищем!

Одели его, как купца, а стару лапоть побросали в огонь.

Сенька Разин из осилков был. Помер своею смертью.

Вот как не стало Сеньки, его товарищи пели:

Не спасибо тебе, матушка Волга-река, — Исподелала часты городочки, Испоставила крепки караулы…

МАРИНА-БЕЗБОЖНИЦА И СТЕНЬКА РАЗИН

В Орловом кусте обитала атаманша Марина-безбожница, а в Чукалах жил Стенька Разин. Местности эти в то время были покрыты непроходимым лесом. Марина со Стенькою вели знакомство, и вот когда Марина вздумает со Стенькою повидаться, то кинет в стан к нему, верст за шесть, косырь, а он ей отвечает: «Иду-де» — и кинет к ней топор. Марина эта была у него первой наложницей, а прочих до пятисот, и триста жен.

И не могли Стеньку поймать. Поймают, посадят в острог, а он попросит в ковшичке водицы испить, начертит угольком лодку, выльет воду — и поминай как звали! Однако товарищей его всех переловили и разогнали, а он сам ушел и спрятался в берегу, между Окой и Волгой, и до сих пор там живет: весь оброс мохом, не знать ни губ, ни зуб. Не умирает же он оттого, что его мать-земля не принимает.

И оставил этот разбойник здесь клад, под корнями шести берез зарыл его. А узнали про это вот как: сидел один мужичок в остроге вместе с товарищем разбойника. Вот тот и говорит ему:

— Послушай, брат, в таком-то месте лежит клад, мы зарыли его под корнями шести берез, рой его в такое-то время.

Стало быть, уж он не чаял, что его выпустят на вольный свет, а может быть, раскаялся и дал зарок.

Вышел этот мужик из острога, пошел на указанное место, а березы уж срубили и корней не знать. Рассказал он про это всему селу: поделали щупы, однако клада не нашли, а клад-то, говорят, все золото да серебро — целые бочки.

БОЧКА ЗОЛОТА

Давно уже это было, лет сорок назад… Есть у нас на селе столетний старик, Лапоть прозывается. Промышлял он больше охотой и пошел в лес за дичью да и заблудился. Никогда с ним допрежь такой беды не случалось: идет туда, идет сюда, а лесу и конца-краю нет. Три дня бродит; харчи все повышли, да и пороху не стало. Сутки уже без хлеба, а дороги все не найдет. На четвертый день к ночи видит он: стоит гора, а в, горе пещера с широкими воротами. Возле ворот большой камень; упал он на этот камень и заснул, — шибко, значит, умаючись был. Много ли, мало ли спал, только проснулся он к ночи, протер глаза, осмотрелся и пошел в пещеру, — нет ли де тут какой ни на есть живой души. Только видит: стоят бочки, много их стоит везде, куда ни глянешь. Походил он промеж них, покликал, нет никого. Подошел он к одной бочке, открыл дно и обмер: бочка полна золота. Он к другой, третьей — везде золото. Только отошел от него маленько страх-то, и думает он: наберу я себе этого золоту и пойду, — авось с голоду не помру и как ни есть выберусь из леса, все ж таки с деньгами.

Стал он этта набирать себе золота и в картуз, и в карманы, и в полы, только вдруг кто-то хвать его за плечи…

— Стой, — говорит, — старина. Зачем мое золото берешь?

Лапоть содрогнулся, сотворил трижды крестное знамение, глядит: стоит перед ним седой-преседой старик, борода по пояс белая, стоит и креста не боится.

— Не пугайся, — говорит, — меня, не трону: я — Стенька Разин. Берегу, брат, я это золото про православных христиан и разделю им его, когда наступит время. Возьми, — говорит, — себе сколько нужно, а остальное поклади опять в бочку: будет на твой век и малого.

Поклал Лапоть в бочку золото, — оставил себе всего два пригоршня, — поклонился старику в ноги и пошел.

— Укажи, — говорит, — дорогу, куда мне идти.

— Иди, — говорит Стенька, — вот в эту сторону, а дорогу сам найди: указывать не буду. Как придешь домой, расскажи, что видел и слышал… Хотели меня бояре московские казнить, да не пришлось им. С той поры живу я здесь, проклятый православною церковью.

Два дня шел Лапоть лесом, вышел наконец в поле, а там и до дому недалеко. С той поры живет он себе достатком. Много было охотников добраться до пещеры. Много их ходило, много их искало, только никто не нашел, да и сам Лапоть в другой раз уж не нашел. Слышно, Стенька кажинную ночь летает над Волгой, а к утру скроется. Только я этого не видел.