Легион Урфина Джюса

От такой невиданной наглости Гвин растерялся и как-то сразу проникся уважением к этой птице с большими полномочиями:

— Слушаюсь, господин ворон.

— Так-то лучше. Господин Гвин, после того, как вы соверршите следущий ррейс — из-за этой горры вылетит летающее чудовище. Ваша задача: прри появлении чудовища вы должны закрричать — «Ррудокопы! На нас напали ррудокопы! Это дрракон! Это ррудокопы!». Вы запомнили текст, господин Гвин?

— Запомнил. Чего там не запомнить — «напали рудокопы, дракон, рудокопы» ничего сложного. А позвольте вопрос, господин ворон?

— Никаких вопрросов! И никому ни слова. Сейчас вас освободят. Всё, что от вас нужно — это точно сыграть свою рроль. И запомните, господин Гвин, вы должны так оррать, чтобы вас было слышно в самой Когиде.

После этих слов ворон вспорхнул и полетел за ту самую гору, из-за которой должно было появиться какое-то чудовище. Кабр Гвин отказывался верить в происходящее, однако то место, куда клюнул ворон, болело вполне по-настоящему. Мысли о скором освобождении полностью затмили окружающую реальность и он сам не заметил, как чуть было не вбежал в штольню.

— Эй, придурок, куда так несёшься?

— Ты чё, паря, не наишачился ещё?

— Гвин-старина, пищеблок в другой стороне…

Зубоскальство грузчиков и забойщиков вернуло его в реальность. И он даже на мгновенье остановился.

— Что, братан, поди дом вспомнил, ага? — с сочувствием спросил здоровенный детина-штрафник с кайлом и закованный в ручные кандалы.

— Угу…

— Эх… У меня тоже так бывает… Вспомнишь дом, речку, маму-старушку… И как будто уносишься отсюда… Эх, каторга проклятая…

Глядя на кандалы, у Кабра Гвина невольно заныли натерые запястья и лодыжки. Один раз его заковывали в кандалы на 5 дней за провинность. Но это была полная фигня, по сравнению с тем, что было совсем недавно, когда их всех заковали не только в ручные, но и в ножные кандалы и погнали этапом в Когиду. Там, на месте, ноги им расковали, а вот руки — нет. Там они пахали, как проклятые, на строительстве амбаров, складов, конюшен и прочих хлевов. Затем их погнали на поля, где под палящими лучами солнца и свист плетей они собирали урожай. Затем снова заковали ноги, и снова этап… И вот теперь, за пререкания со стражей, заковали Большого Марка (как звали этого самого детину в кандалах).

— Веселей шевелись, ребята! А то налетят вертухаи с плётками! — крикнул один из грузчиков.

Большой Марк ударил кайлом и затянул песню, которую подхватили остальные катаржане:

Бур калёный «тук» да «тук»,

да цепей кандальных звук.

Веселей, ребята, бей,

сил, ребята, не жалей.

Веселей, ребята, бей,

сил, ребята, не жалей…

Остервенело поющие грузчики, умываясь кто потом, а кто слезами, закидали тачку Гвина породой и он двинулся наружу. Сердце бешено стучало. В голове огнём полыхало только одно — «правда или нет, правда или нет?». Он так и не понял, показалось ему или нет, но он вроде как услышал карканье. Очень сильно хотелось оглянуться и посмотреть на верх, но он сдержался.

Вывалив породу, он всё-таки поднял голову и стал жадно цепляться взглядом за хребет горы над которой кружился ворон. Тот самый или нет — неизвестно. Но кружил.

Стоящий на скале и укрытый под навесом деревянного грибка стражник взревел:

— Э! Чё, сука, встал? Я те… Ааа… хххх-ааа-хххх, — стражник захрипел и стал пытаться хватать себя за спину.

Страшно перекошенное лицо и дико выпученные глаза вертухая говорили о том, что с ним что-то случилось. Все кто был рядом, а это пара стражников и десяток катаржан, в недоумении уставились на происходящее. Внезапно стражник рухнул вниз. Из его спины торчало оперение арбалетного болта.

Кабр Гвин в ужасе глянул на хребет. Глянул и обомлел. Огромная чёрная тень, раскинув страшные нетопыриные крылья, заходила от солнца. Казалось, что жуткая тварь нацелилась прямо на него. Несмотря на то, что Гвин реально жутко испугался, свою роль он всё-таки не забыл:

— Рудокопы!!! Это рудокопы!!! Напали рудокопы!!! Это дракон!!! Спасайся, кто может!!! Рудокопы привели дракона!!! Рудокопы!!! — Кабр орал так, что аж сам обосрался от ужаса.

Над гребнем хребта появилась фигура в каком-то балахоне, которая, размахивая коротким мечом, заорала:

— Второй взвод обходи слева!

Над входом в штольню, из-за скалы появился ещё один человек в таком же балахоне и с заряженным арбалетом в руках. Человек тоже начал кричать:

— Свободу каторжанам! Бей стражу! Ребята, бей стражу! Смерть стражникам! Свободу каторжанам!

— Бей стражу! Свободу каторжанам! — сам не зная почему, но Гвин сразу же подхватил эти слова, увидев выбегающих из штольни каторжников, — да здравствуют рудокопы!

— Бей их, ребята! — взревел Большой Марк.

— Свободу каторжанам! Смерть стражникам! — донеслось сверху.

Подняв головы, каторжане увидели, что на драконе сидит человек и, размахивая сияющей саблей, кричит:

— Смерть тиранам! Свободу каторжанам!

Пока арестанты долбили немногочисленных охранников, дракон устремился к караулке стражников, которые даже не думали сопротивляться, а сразу же ломанулись драпать, кто куда. Однако, закованный в кольчугу толстый старший надзиратель стал размахивать саблей и призывать стражников вспомнить о долге. Двое действительно вспомнили и, схватив копья, последовали за своим предводителем.

Урфин не стал задерживать на них внимание, а устремил Крокодрона в погоню за убегающими. Пролетая над тем, кто бежал самым первым, птерокодил ловко откусил ему голову, после чего приземлился, пробороздив землю когтями. Страшной силы удар огромного хвоста выбил дух из ещё одного стражника. Двое оставшихся с дикими воплями ужаса бросились кто куда.

— Хорошо бегут?

— Великолепно, батяня!

— Вот и пусть бегут. А мы пойдём поглядим, что там происходит.

— Бать, а если этот живой?

— Ну так добей.

Хруст черепа под мощными челюстями избавил от дальнейших сомнений на этот счёт.

Тем временем оставшиеся в живых четыре стражника, ощетинившись копьями, сплотились вокруг старшего надзирателя. Шлемов ни на ком не было — охранники ленились таскать доспехи. Кольчуги то были только у двоих, не считая их командира, которые орал, обращаясь к каторжанам:

— Братцы, да кого вы слушаете! Да всем известно, что рудокопы людоеды и мужелюбы! Бей их, ребята! Послужите отчизне! Я сам за вас похлопочу перед Кокусом! Всем амнистия, братцы!