Легкое сумасшествие по имени любовь

Фонтейн вошел в кухню. На нем были шорты-велосипедки и нейлоновая рубашка цвета арахисовой карамели.

— Ну, как свидание? — спросил он.

— Очень весело, — ответила я, дрожащими руками пытаясь достать кофейную кружку.

Он нахмурился, сведя темные брови:

— Что случилось?

— А то ты не знаешь, какой дурой я себя выставила.

Брови сошлись еще больше:

— О чем это ты? Что стряслось?

Я вернула кофейник на подставку и наконец-то сделала глоток. Кофе обжег мне нутро, но каким-то загадочным образом не утолил жажду.

— А Дез вам не сказал? — Я уставилась на Фонтейна налитыми кровью глазами.

Фонтейн помотал головой. Его челка мотнулась со стороны на сторону.

— Нет, не сказал. Давай выкладывай. — Он придвинул стул и сел.

Неужели Дез не разболтал о моем позоре? Ричард бы устроил целый спектакль из этого случая. Он любил повторять рассказы о моих неудачах. Например, о том, как я издала необычайно громкий пук на похоронах как раз в тот момент, когда священник спросил, хочет ли кто-то взять слово и чем-нибудь поделиться. Или о том, как мы ужинали с его боссом, и я вдруг обнаружила, что у меня рукав испачкан какашками Джордана.

— Так Дез не рассказал вам совсем ничего?

— Он сказал лишь, что вы хорошо провели время. А теперь выкладывай свою версию. — Фонтейн с нетерпением похлопал по столу.

— Я ревела.

— Ты — что делала?

— Да. Рыдала, как маленькая девочка. — Я решила рассказать все, как было.

Фонтейн в ужасе прижал ладони к щекам:

— Но почему? Почему ты это делала?

Очередная порция кофе была не такой горячей, и ощущения, будто мне перерезали горло, не возникло.

— Ну, на тридцать процентов это было из-за сакэ, и на семьдесят — потому, что он представил меня какой-то лощеной девке как соседку.

Фонтейн втянул воздух сквозь сжатые зубы:

— Вот гад.

Я кивнула:

— Представляешь?

В кухню вплыла Доди в ослепительно-желтом шелковом халате.

— Доброе утро, солнышко. Как прошел вчерашний вечер? — пропела она.

— Мы как раз его обсуждаем, — буркнул Фонтейн. — Похоже, наша Сэди маленько сдвинулась.

— Да уж не маленько, — пробормотала я.

— Она не шутит. Я там был! — крикнул Джаспер, сбегавший по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Прелестно. Теперь я могу поделиться ужасающими подробностями вчерашнего вечера со всеми сразу.

Джаспер чмокнул Доди в щеку, щелкнул по уху Фонтейна и состроил рожу мне. А затем стал наливать себе кофе.

— Ну ладно. Давайте думать. — Фонтейн поставил локти на стол и сцепил пальцы. — Что там у нас в сухом остатке?

Я вздохнула и покачала головой:

— Я хорошенько перебрала. Он назвал меня соседкой. Я заплакала. Он никогда не пригласит меня снова. Какой может быть сухой остаток?

Фонтейн нахмурился:

— Когда ты говоришь «заплакала», ты имеешь в виду, что по твоей щеке скатилась крошечная слезинка, или ты размазывала сопли по физиономии?

— Я бы сказал, нечто среднее, — ответил за меня Джаспер.

— И вовсе нет! Это было совсем не так ужасно!

— Сэди, ты высморкалась в скатерть.

— Я не могла этого сделать! Это была моя салфетка.

— Нет. Можешь мне поверить. Ты потянула скатерть. Дезу даже пришлось схватить лежавшие на столе очки, чтобы они не упали.

О боже! Оказывается, все было куда хуже, чем я думала. Но я ничего этого не помнила!

Доди крепко обняла меня и похлопала по спине.

— Не волнуйся, дорогая, — произнесла она. — С кем не бывает. Дез поймет. Но ты хотя бы помнишь, погладила ли ты его… ну его?

— Что??? — Я задохнулась.

— Его. Ты же знаешь, как мужчины любят говорить о себе.

— Эго, — перевел Фонтейн.

— О да, полагаю.

— Видимо, все не так уж плохо, если Дез заходил к нам сегодня утром, — заметил Фонтейн.

— Может, он хотел взглянуть на трупик, — поддразнил Джаспер.

Я ущипнула его за руку.

— Этим ты мне не поможешь!

— Да я и не пытаюсь.

— Да уж понятно.

— Ладно, ладно. — Джаспер засмеялся и отодвинулся от меня на безопасное расстояние. — Я буду хорошим мальчиком и скажу, что все было не так уж страшно.

— Значит, я не сморкалась в скатерть?

— Увы, это ты все-таки сделала. Правда, я полагаю, Дезу это показалось забавным.

— Да ты что?! — Фонтейн не поверил. — Это же ужасно!

— Ой, как будто ты не делал вещей и похуже! — вспылила я.

— Эй, то, что два взрослых человека по обоюдному согласию делают у себя в комнате — или в лифте, — тут не обсуждается! Но в скатерть в ресторанах я никогда не сморкался.

— И я тоже не сморкалась. Просто вытерла слезы. — Память внезапно стала возвращаться ко мне.

Джаспер склонил голову, уступая:

— Ладно, твоя взяла. Можно сказать, вытиралась, а не сморкалась.

— Вот видите!

— Я что-то запуталась, — заявила Доди. — А почему ты плакала?

— Потому что он назвал меня соседкой!

Джаспер фыркнул:

— Но ты и есть его соседка, тупица. Что тут оскорбительного-то?

— Тебе не понять, — пробурчала я.

— Это уж точно.

— Боюсь, я тоже не понимаю тебя, дорогая. Почему это тебя так задело? — спросила Доди.

Боже, да что с ними такое?

— Все равно. Уже все равно. Потому что Дез такой… — Я потрясла в воздухе руками, подбирая слова, которые вертелись на языке, но никак не хотели складываться в предложения. — А я такая… ладно. Все это к лучшему! — выпалила я и огляделась, чтобы понять, осознали ли они то, чего я так и не сказала.

Доди нахмурилась:

— Вот что, юная леди. Ты думаешь, в тот дождливый день, когда я первый раз уселась в машину Уолтера, я не переживала? Он был взрослым и таким опытным, а я была тощей девчонкой в дешевеньком платьице, промокшей до нитки, в веснушках с головы до пят. Знаешь, я никогда не была слишком умной. — Она похлопала себя по розовой пене кудряшек, из которых торчали бигуди. — Но я хотела подкатить к нему, и ничто не могло остановить меня.

Фонтейн и Джаспер с улыбкой переглянулись. Им уже доводилось слышать эту историю.