Лёха

— Товарищ командир отряда, группа бойцов изучает матчасть по гранатам. Проводит занятие лейтенант Берёзкин.

Явившийся командир кивнул, сказал, что молодцы, и тут же представил подошедших вместе с ним незнакомых людей:

— Вот, товарищи. У нас пополнение, прошу любить и жаловать — капитан Гамсахурдия, техник-лейтенант Абдуллин и красноармеец Хренов.

Капитан картинно козырнул с шиком бросив ладонь к виску, техник-лейтенант покосился, и тоже отдал воинское приветсвие, но спокойно, без пафоса, а красноармеец сначала головой кивнул, потом смутился и тоже пятерней махнул. Сидевший рядом с Лёхой Сиволап тихонько хихикнул.

— Теперь товарищи разместятся, освоятся, дальше воевать вместе будем — заявил довольный командир и кивнув, чтоб продолжали занятие, свалил вместе с новоприбывшими. Лейтенант продолжил про гранаты, но Лёха почуял, что как-то настроение у препода упало, что ли.

Наконец, пришло время долгожданного обеда. И после тяжелой ночки пшенка пошла на «ура». Лёха свой котелок выскоблил дочиста, словно во время прошедшего приключения по лесам вчетвером.

Тем, кто участвовал в вылазке дали поспать после обеда и даже неугомонный Берёзкин и железный Бендеберя завалились дрыхать. Проснувшись, Лёха с неудовольствием отметил, что и спать теперь стало жестко, хотя у него ложе было весьма недурное — во время очередного похода за харчами ухитрились бравые вояки свистнуть несколько мешков, а потом набили их отменным сеном, такие спальники были только еще в девкиных землянках. Но вот вспомнилась оставшаяся в далеком будущем постель с чистым бельем и навороченным под анатомию человека матрасом, и Лёха взгрустнул. И тут же пришлось взгрустнуть еще разик, потому что уже проснувшийся Семенов, весьма угрюмо глядел на потомка. С другой стороны в их временном жилище — банальном шалаше, если уж точно, дрых и Середа, и Бендеберя тут же храпел, словно рашпилем по железяке стругал, и лейтенантик в своем углу посапывал деликатно, потому вряд ли сейчас дояр начнет разбирательство на тему: «Какого черта лысого ты, мерзавец, решил тут остаться?»

— Ты чего? — на всякий случай запустил пробный шар Лёха.

— Да я с этим капитаном поцапался, теперь он меня будет жучить, видно, что злопамятная скотина. Будет мне теперь небо с овчинку — ответил мужественный Семенов.

— Когда это ты успел? — удивился Лёха.

— Да в карауле на подменку встал, а тут эта стрекоза тонконогая этих гусей привела. Слово за слово — я им всем велел лечь и не жужжать. Они и легли. Егоза эта, Дьяченко, теперь тоже волком смотрит, испортил я ей весь праздник.

— Формально вы полностью правы, как часовой, и если капитан порядочный человек, то только одобрит такое ваше поведение — словно и не спал только что, бодро заявил из угла лейтенант.

— Вот леший вас забери, болтуны негасимые, что — поспать трудно было, хай вам грець! — забухтел, шурша своим спальником, заворочавшийся Середа.

— Так и спи себе дальше, тебя ж за ноги никто не тянет — огрызнулся дояр.

— Мешаете же. А кстати, тащ летнант, что это за новенькие? — продолжая устраиваться поудобнее, спросил артиллерист.

— Один вроде командир батальона был. Хотя по уму должность майорская — как бы про себя отметил лейтенант и продолжил: «Второй говорит, что пиротехник. Третий — шофер» — закончил Берёзкин.

— Пиротехник? Он что, фейерверки делает? — отозвался удивленно Лёха.

— С чего ты взял? Пиротехник — он специалист по взрывчатым, горючим и прочим той же породы веществам — пояснил лейтенант задумчиво.

— Это, типа, подзорвать мастер?

— Не совсем. Взорвать — это сапер-подрывник. А вот пиротехник… Хотя, вообще-то должен вполне справиться. Слушайте, а ведь мы можем красивые диверсии теперь устраивать! Поезда взрывать, мосты!

— Это вы, тащ летнант, размечтались, учено говоря.

— Вот и вовсе и нет — возмутился по-мальчишечьи Берёзкин.

— Вот и да. Не говорю уж о том, что неизвестно, что за мастер этот самый пиротехник, надо будет вначале подальше от него держаться, а то полетят руки-ноги, как перелетные птицы, но у нас и взрывчатки нет в принципе — умудренно заявил сержант.

— А снаряды со склада?

— Тащ лейтенант! Там той взрывчатки граммов двадцать! Меньше, чем в гранате! Вы вот толковали про карманную артиллерию, так еще вопрос, что сильнее бабахнет — РГД или гочкисовский снарядец.

— И нафига они такие маломощные? — удивился Лёха.

— Они летят дальше. И точнее — сказал, как обрезал, Середа.

Помолчали. Потом неожиданно лейтенант заявил:

— А вы, товарищ боец, не тушуйтесь. Мы не в царской армии, так что ничерта вам этот капитан не сделает.

— Ага, вот назначат его главным и будем мы тут строем маршировать под его дудку — хмуро отозвался Семенов, и потомок отметил про себя, что лейтенант не так, чтоб очень уверенно выглядел.

Впрочем, как ни странно, а никаких поползновений со стороны капитана этого в ближайшие несколько дней отмечено не было. Вообще на люди этот Гамсахурдия показывался неохотно, важничал, показывая свою значительность и недосягаемость. Вот пиротехник оказался вполне кампайнеским парнем и моментально снюхался и с раненым танкистом и с Середой. Совместной судорогой головного мозга, как метко выразился Середа, эта гоп-компания даже представила пред ясны очи командира отряда проект адской машины, годной для подрыва в нужный момент чего-либо важного. Правда, в проекте было две слабых стороны — как уже говорилось выше, просто не было взрывчатки, а во-вторых, для создания этого монстра инженерной мысли требовалось раскурочить одну винтовку, потому как вся идея была в том, чтобы использовать в нужный момент затворную раму с затвором для удара бойка не по патрону в стволе, а по детонатору в мине. Увечить винтовку командир не согласился, потому что оружия в отряде не хватало, но похвалил и посоветовал дерзать дальше. А пацанята, искавшие в окрестностях всякое полезное, получили задание присматриваться к разным штукам, в которых мог быть вожделенный тол.

К огорчению пацанят, не было тут сильных боев и затяжных бомбежек, вот в сотне километров — там да, по слухам колотились сильно. Но поди, проскочи эти сто километров по дорогам, на которых верховодят немцы.

Жизнь в партизанском отряде уже вошла в определенную колею, пошла определенная рутина, этакое душное безветрие, которое обязательно должно было закончиться грозой, это все ощущали, но пока житье было «як в колхози» по меткому выражению командира отряда. Как-то незаметно произошло формирование разных подразделений, поделивших публику сначала на боевых и тыловых, потом потихоньку откристаллизовалась разведка, зашуршала по ближайшим деревням, налаживая контакты с верными людьми, сработались первые группы и, в общем, праздношатающихся в лагере не стало. Лейтенант Берёзкин, наконец-то, сумел отпроситься на выезд, благо обязательной строевой подготовкой кроме него было кому заниматься после прихода в отряд новых двух командиров. Выезд был весьма так себе — всего-навсего на колхозное поле за картошкой, но как-никак это была вполне себе военная операция с транспортной группой обоза в виде двух телег, десятком безоружных таскателей и семеркой вооруженных партизан, включая самого лейтенанта, ефрейтора, новоиспеченного снайпера Суркова, конного бурята и тройкой неразлучных шелапутов — Сиволапа, Азарова и Гнидо. Видно было, что лейтенантику сидение безвылазное в лагере было как нож острый и он выпорхнул на уборку картошки, как птичка из клетки.

Семенов постоянно находился в карауле, отчасти потому, что всерьез не хотел встречаться с капитаном не будучи лицом неприкосновенным, отчасти потому, что командир отряда гордился тем, что в системе дозоров есть у него «пулеметное гнездо, прикрывающее наиболее опасное направление».

Середа копался с ненаглядной пушкой и жучил свой самособранный расчет, а вот Лёхе досталось самое унылое — узнав, что он писарь из финчасти, командир, не моргнув глазом, назначил горемыку в писарчуки при штабе отряда. Попутно, комиссар тут же навострился и запряг безответного менеджера в выпуски дурацких «Боевых листков». Ну, то есть с точки зрения Лёхи они были выспенними и дурацкими, а партизаны читали с удовольствием это подобие местной стенгазеты и всерьез радовались, когда их там хвалили и огорчались — когда, соответственно, порицали. На счастье Лёхи с бумагой в отряде была проблема и потому бурная деятельность комиссара ограничивалась тем, что не всегда было на чем писать, а то бы он тут нагромоздил. Впрочем и по основной деятельности писанины было много. И приказы и хозбумаги — все это теперь выводил своим, как на грех, разборчивым почерком менеджер, вспоминая с печалью компьютер, принтер и шариковые ручки. Вот и сейчас он трудился, внося изменения в накладные по продуктам и мечтая о пицце с пивом и солянке с бифштексом. Увы, судя по накладным, на обед и ужин опять будет пшенка, потому как все консервы отряд заныкал в двух тайниках, а вот этой крупы было в достатке. Вообще-то грех жаловаться, теперь Лёха был более сообразителен, чем в начале своего анабазиса. То, что ему выделили закуток в штабном эээ… А как назвать это здание? Скорее всего подошло бы название — навес. Так вот, у потомка был в этом навесе огороженный уголок и даже столик с чурбачком. И сидел он не абы как, а за занавеской из промасленной бумаги. Которую почему-то называли «противоипритной накидкой». Так что вполне себе чин. Поточил перочинным ножичком химический карандаш и продолжил сверку.

— По-моему ты несправедлив! И это проявление мелкобуржуазности! — совершенно неожиданно раздалось совсем рядом. Из-за занавесочки не видно было, кто влетел на всех парах в штаб, но голос явно комиссаров. Лёха навострил уши. Тон был очень резкий, а вот по громкости недостаточно, по привычке, начальство общалось друг с другом вполголоса, потому как в лагере все-таки ушей вокруг много.

— Ты мене еще что теплое скажи! И потрудись выбирать выражения, а то всерьез обижусь! Я тебе опять ховорю — дворянская это порода, я на них насмотрелся! Аристокрэтия хрузинская! — огрызнулся легко узнаваемый командирский голосина. Потомок понял, что лучше ему прикинуться ветошью, раз начальство промеж себя ругается, не время вылазить.

— Вот я и говорю, что ты просто терпеть грузин не можешь. А это, извини, для коммуниста ни в какие ворота! Да, я знаю, что ты с ними воевал и брата твоего там убили, но это не повод так относиться к целому народу!

— Да ладно тебе, народ… Если б их тогда руськие от персов не защитили, не было бы этого народа. Вырезали бы их всех, к чертовой матери. Это им, понимаешь, пороху хватило Сочи с Абхазией оккупировать, пока мы с белыми пластались, кот на крышу — мыши в пляс, потом-то отхватили херои по сусалам и от нас и от белых… Вояки! Ты знаешь, что мне этот сукин кот заявил? Нет? А он мне заявил, представь себе, что раз он старший по званию, то я должен ему передать все полномочия по руководству отряда! А ты мне про мелкобуржуазный национализм! Явился! Не запылился! Я ему — будьте ласковы, позанимайтесь строевой подготовкой, а он мне — я, дескать, командир батальона, а эта работа для сержанта! Видал, миндал? Не, я тебе точно говорю — он из недобитых и вражина!