Лёха
Шрифт:
— Это у вас, городских, все на блюдечке с голубой каемочкой, булки на деревьях растут — ввернул в отповедь слышанное как-то Семенов.
— А у вас? — подначил его Середа.
— А у нас — шиш. Из деревни все только драть горазды. И раньше не шибко богато было, а сейчас и тем более хрен ты где мануфактуру найдешь. А военное — что одежка, что обужа — все крепкое, качественное, надолго хватит. А потом можно перелицевать. Перешить и носи снова. Это только перед войной сталось жить хорошо, а до того-то всякое бывало. Я вот и голодал. Ты ж, небось, не жрал такие лакомства, как вареный корень лопуха или там щи из крапивы, а?
— Не, мы лебеду ели — усмехнулся Середа. Дояр
— Нам надо еды на первые два — три дня. Потому как нашумели мы тут, надо подале убежать. Жрать готовить будет просто некогда. Надо, значит, не меньше фунта хлеба на человека в сутки. Это на нас четверых — два деревенских хлеба. Муки бы неплохо и крупы. Их готовить можно быстро. Считай на ходу. Крупу водой залил, идешь себе, а она в котелке разбухает, через час недолго поварил — и кушай кашу. Кроме крупы можно и муку взять, из нее болтушку с салом варить. Сало кстати тоже очень бы пригодилось. Сперва в котелке муку слегка обжарить, затем залить водой или молоком, и варить на малом огне четверть часа, добавив сало на посредине. Пальчики оближешь.
— Кончай тут ресторанные речи, и так слюни потекли, кулинар ты столичный — осек Семенова артиллерист.
— Просто мука — дело на все руки. Нам вон старшина Карнач показывал, как лепешки на саперной лопатке жарить. Говорил, что и блины можно так печь.
— Риск больно большой. А я продолжаю настаивать, менять лошадь на другую еду — глупо, тем более, имея в составе отряда бурят-монгола, умеющего готовить конину. Дурь получается — это как найти ящик водки, продать, а деньги — пропить — твердо сказал Середа.
— Чтобы из этой лошадки мяса наготовить — надо неделю потратить на лежку в чаще, коптильню и работу. Да и потом жевать то мясо — не пережевать. Ты конину ел?
— Ел я конину, вполне себе вкусное мясо, на мой взгляд, баранина уступает в разы. Жестковатое, да — кивнул головой артиллерист.
— Где и когда? — заинтересовался Жанаев.
— Здесь. Недавно. Когда нашу батарею ополовинили, побили пушки и тягло, кроме конины и жарить было нечего — точно ответил Середа. Бурят кивнул.
— Варить конину долго, вялить — и подавно. Коняшка немолодая, жизнью траченая, жевать ее мясо — занятие на любителя — уперся дояр.
— Ну, хорошо, Семенов, раз ты тертый деревенский, про крапиву-лебеду в еду помнишь, может, все же не пойдешь в деревню? Корешков нароем. А крапивы я тут недалеко видал цельную плантацию.
— Да некогда нам этим заниматься. Корень лопуха, и корень камыша лучше варить. Брюхо лучше принимае. И долго варить, это не каша. Да и по крапиве, только крапива хорошо, когда молодая. А тут она уже заматерелая. В твой рост будет. Из такой крапивы уже мешки плести можно. Кстати говоря, то же касается и конины. Мясо старой лошади ооочень такое, знаешь, сложно жующееся — хмуро, но терпеливо ответил дояр.
Середа вздохнул. Видно было, что он не переубедился.
— Гробить коняшку ради ста кил мяса, которое еще хрен сохранишь — дни еще теплые — жалько. Вот барана или козла если выменять — да, прямой расчет. А коняшку — жалко. Лучше уж шмат сала, мешок муки и крупы. Вопрос в соли. Жрать конину без соли- то еще удовольствие. Сохранить без соли — тоже. А соли у нас нетути.
— У нас есть трофейная соль от немцев, вроде как немецкий паек — 25 грамм соли на солдата. На скотину точно не хватит, пакетиков соли было 3 штуки — заметил к слову Лёха.
— Итого заготовленная конина пропадет. И еще — прибить и разделать скотину — это весь день точно уйдет. Все будут по уши в крови, а мыло
у нас есть? — кивнул колхозник. Середа поморщился.— Тут товарищи говорили, что жрать захочешь и подметку прожуешь — ответил он.
— Только вот нам надо сразу запастись алоэ, и маслом для лечебных клизм, после того, как та конина картечью выходить будет. Читал я такое, было дело, что у азиатов — китайцев вроде такая казнь была, когда осужденного кормили только мясом, и у него мясо вызывало такой запор, что палкой не пробьешь. И дох такой преступник от кишечной непроходимости в китайских муках — заметил Лёха. Ему не улыбалось жевать непонятно что за конину.
— Нелепость какая! Ну, сколько тебе еды дадут? Пуда два, больше-то не унесешь! Два пуда это 32 кг, а лошадь весит больше 200 всяко, выгодный обман, да! Плюс хвост. И от мертвого осла уши впридачу. Кулацкие настроения какие-то — заворчал артиллерист. Как и положено украинцу, он очень туго поддавался на переубеждения в споре.
— А нам выбор невелик. Так ить деревня-то на еде всегда сидела, она и условия диктовала. Менять-покупать — это все в пользу деревни. Тем более время поджимает не деревню, а нас. Над ними-то не каплет, а вот над нами. Оно, конечно, мы можем явиться с пулеметом наперевес и реквизировать, что на глаза попадется. Хотя деревня — она тоже гадости делать умеет. Можем и не уйти, зароют на огородах в виде компоста — терпеливо пояснил Семенов, чем удивил Лёху.
Середа выразил мимикой, жестами и прочими телодвижениями категорическое несогласие и потом предложил пойти всем вместе. Но осторожный дояр и здесь не пошел навстречу.
— Мне одному сподручнее. А если что пойдет наперекосяк? Я-то ночью в лесу не потеряюсь, а как вас потом искать? Нет уж, сидите тут, отсыпайтесь. А я сейчас тронусь потихоньку, мне еще у деревни надо будет посидеть, пооглядываться. Мало ли.
— Винтовку с собой не бери, лучше вон у Лёхи пистолетик возьми, по ночному времени и в избе удобнее будет. И еще пусть на толокно меняют и шмат сала, на край — бутыль с льняным маслом. Яйца тоже вполне в обмен, вареные, они долгонько хранятся, если на жаре не держать. Или меду еще можно бы — стал подавать дельные советы артиллерист, убедившись, что не видать ему конины, как своих ушей, а не менее упрямый Семенов все же пойдет в деревню.
— Масло то нам зачем? — удивился менеджер.
— Пожарить чего. Вкусно будет — на манер Жанаева ответил артиллерист, похоже и сам задумавшийся, а зачем им масло.
— Кого жарить-то? Нам вон даже ежи не попадались! — занудел Лёха.
— Видчепись! Да хоть что пожарить! Хоть пиявок!
— Это ты дал!
— Польский национальный деликатес «Пиявки на гусиной крови», между прочим. И чехи такое жрали.
— И как готовить?
— Это когда у гуся ощипывается грудка, на нее садятся пиявки, а когда наберут крови — снимаются и жарятся на масле, и получается королевский деликатес! — гордо заявил Середа.
— Ну, если нам гусь подвернется, мы и без пиявок обойдемся! — засмеялся тихонько Семенов.
— Одно другому не помеха — торжествующе заметил гордый своей маленькой победой Середа. Лёха ничего не возразил, вспомнив, что вообще-то насекомых в его время тоже за деликатес почитали. Всяких там кузнечиков, сверчков и тараканов. Ничем пиявки не хуже. И к слову сейчас он бы и кузнечиков бы жареных на масле поел бы с удовольствием, не густо было с едой последнее время. Дояр тем временем быстро собрался. Перед тем, как уходить, точно и старательно рассказал, где эта деревня, где дом деда, посоветовал не суетиться — если все будет отлично, он вернется с харчами к полудню, чтобы не следить по росной траве.