Лекарь для захватчика

Присутствие императора в Рьене делает мой дом объектом пристального внимания. Мне приходится нанять целый штат слуг и выписать мебель, чтобы лорды, которые тащатся в замок, не посчитали себя оскорбленными. Я встречаю их при полном параде, и они лицемерно кланяются, не понимая моего статуса. То, что император благосклонен ко мне, не дает им покоя. А еще они посещают деревню и всякий раз восклицают: «Ваше высочество, это невероятно!» Улицы в Рьене чисты, дети опрятны, есть школа и настоящий «фельдшер» в лице обученной мною Асиньи, местные жители заняты работой и получают зарплату. На моем столе различные угощения, всего в достатке.

Те лорды, что раньше смотрели на меня с презрением, теперь не могут скрыть изумления. А мне плевать. Я извлекаю выгоду: договариваюсь о том, что сыры и мед на стол его величества и знати будут поступать из Рьена, настаиваю на том, что нужно расширить лекарскую школу в столичном университете и организовать обучение сестер милосердия, акушерок, а также анестезиологов и врачей различной специализации. А еще, я полагаю, нужно заставить каждого землевладельца позаботиться об обучении своих людей.

Советники, бесконечные вереницы просителей, военные командиры – все пытаются штурмовать спальню его величества. И всем я оказываю прием, если камергер императора, лорд Мале, велит мне это от имени Уилберга.

Когда прибыли герцог Бреаз и граф Денвер, взмыленные и грязные после дороги, они тотчас были направлены к императору, а лишь затем им было дозволено поесть и помыться.

Реиган никому ничего не спускал, будь то друг, брат, сват или собственная жена. Он требовал доклад в строго установленное время – в шесть утра каждый божий день, но сперва начинали носиться его слуги, потому что он изволил бриться. Мэтр Финч каждое утро торчал у него по четверть часа, и лишь затем Реиган принимался за дела. Граф Денвер, которого Уилберг называл просто Гийом, практически спал у постели его величества, потому что дела с южным королевством становились все хуже, а отложенная коронация, болезнь и отсутствие прямых наследников Уилберга ставили Эсмар под сильнейший удар.

Все жутко торопились поставить Реигана на ноги, поэтому одного Финча оказалось мало. В Рьене теперь толклись и другие лекари со своими ланцетами для откупоривания крови, теориями о волшебных точках на теле и гармонии жидкостей, и я передала его величеству, что, если он хочет умереть, то может воспользоваться их услугами.

Этих шарлатанов не было уже к вечеру. Но наши отношения с Реиганом не стали теплее. Напротив, они настолько обострились, что мы и пяти минут не могли провести друг с другом без обмена «любезностями». Особенно после того, как однажды утром он сказал: «Сегодня я говорил с капитаном Эртом, Анна». Подобные его выпады меня безмерно бесили, потому что я никогда не знала, что за ними последует. «И что?» – кажется, спросила я. «Я усилил твою охрану. Капитан Эрт головой отвечает за твою безопасность». «Отлично!» – выпалила я, еще не представляя к чему это ведет. «Ты очень важна, Анна. Если ты неожиданно пропадешь, это меня расстроит». «Пропаду? То есть, вы имели в виду, сбегу?» И в ответ получила: «Да, я имел в виду именно это».

Реиган Уилберг исключил все мои попытки бежать еще до того, как я озаботилась ими.

И вот теперь он требует меня к себе.

После трудного дня, когда я почти три часа провела на болотах, чтобы понять, как упростить получение заготовки из руды, меня пригласили в покои императора.

Едва я вхожу, все кланяются. Я раздраженно одергиваю платье, подол которого несколько измазан в грязи. За день я вспотела и потеряла монарший вид. Увидеть у постели больного всех и сразу я не ожидаю: герцог Бреаз, граф Мале и Денвер, хранитель императорской печати, главный поверенный и несколько приближенных слуг – все глядят на меня.

Кланяюсь и бросаю встревоженный взгляд на Уилберга, который лежит в постели. Лицо у него нечитаемо, но я априори не жду ничего хорошего.

Ощущаю на себе излишне горячий взгляд герцога Бреаза, но не успеваю подумать о причинах такого внимания, потому что камергер его величества вдруг подносит Реигану какую-то бумагу, на которой тот размашисто ставит подпись, а хранитель печати извлекает из футляра саму печать.

Я на секунду теряюсь.

Не приговор ли мне там оформляют? Судорожно тяну носом воздух, глядя на Реигана, а он преспокойно смотрит в ответ, а по взгляду ничего не разобрать. Ничегошеньки.

И вдруг главный поверенный зачитывает:

– Ваше высочество Антуанетта-Аннабель в замужестве Уилберг, специальной дарственной грамотой его императорское величество передает вам земельный надел и замок Рьен безвозмездно с правом отсрочки выплат налогов в государственную казну и приоритетом на торговлю по направлениям, согласованным с его императорским величеством и гильдией торговцев, с приоритетом на открытие школ и лекарских корпусов от тинского университета по согласованию с его императорским величеством и Орденом веры. Специальным указом его величество закрепляет за вашим высочеством имения Лодж, Торбен и Касл и доход от них, передает в пользование рудники в Дрейбе, закрепляя пожизненную безвозмездную ренту. Его величество передает вашему высочеству разово двести тысяч саваев безотчетно и по пятьдесят тысяч на развитие исследований, проектов и работ при условии использования результатов на благо Эсмара. Его величество закрепляет за вашим высочеством размер ежегодного содержания, которое не подлежит изменению даже в случае смерти его величества и наследуется вами в полном объеме, в размере ста тысяч саваев.

Голос поверенного стихает.

Все молчат.

За окном бьется ветер, скребут ветви деревьев.

Я медленно веду взглядом в сторону постели и замираю, натыкаясь на взгляд мужа. Не понимаю. Мысли путаются, но я пытаюсь разгадать, в чем подвох. Как Уилберг хочет меня переиграть? Вздумал обмануть? Или… усыпить мою бдительность?

Я сжимаю зубы и молчу. Благодарной не выгляжу, и Реиган бросает своему камергеру:

– Оставьте меня и ее высочество наедине.

Его синие глаза в отблесках свечей кажутся черными – я вижу только их и тону в них. Не замечаю, как комната пустеет. Улавливаю, как меняется настроение мужа. Оказывается, я выучила все характерные для него жесты, движения и даже мимику.

– Ты чем-то недовольна, Анна? – спрашивает он.

Когда он последний раз был самим собой, а не чертовым императором? Он, вообще, был хоть раз беззаботным или счастливым? Добрым?

– Ваше величество, вы пытаетесь меня купить?

На его губах замирает усмешка.

– Может, я хочу тебя отблагодарить. Ты помогла мне, я ценю это.

– Что ж, спасибо, – поджимаю губы, но слова рвутся из меня против воли: – Но вряд ли мне понадобятся все эти имения, деньги и земли, если вы хотите меня казнить. Разумеется, я счастлива получить от вас все эти милости, но лучше бы вы дали мне развод.

– Анна, – отсекает он.

Меня вдруг душит обида, и я порывисто бросаю:

– Мне ничего от вас не нужно, если цена этого – моя свобода.

Реиган горько смеется, вздыхает и слегка запрокидывает голову назад, глядя в потолок.

– Ты настоящая волчица, кем бы ты ни была. Не принимаешь ни наказаний, ни милости, – и он снова смотрит на меня, и его синие глаза сверкают решимостью: – Я не потребую ничего взамен.

– Ничего?

– Ничего, Анна.

И он наблюдает за мной с ухмылкой, как за зверем, которого необходимо приручить. Я стискиваю зубы, ощущая, как накатывает внутренняя дрожь.

***

Меня переполняют очень сильные эмоции, и я хочу поскорее уйти. Не привыкла терять лицо на людях, но мне сию минуту требуется это самое лицо уткнуть в подушку и прорычать: «Катись к черту, Уилберг!» Или еще что-то покрепче, исконно русское. А я обычно не превращаюсь в истеричку так легко.

Пытаюсь уйти. Безмолвно.

– Хотя кое-что я попрошу, Анна… – догоняет меня снисходительно-насмешливый голос Реигана.

Я будто знала, что это не может быть так просто. Безо всякого подвоха.