Лекарь Империи 10
Шрифт:
— Проницательны, господин лекарь. Очень проницательны.
Он кивнул одному из охранников — короткий, почти незаметный жест. Но его поняли мгновенно.
— Введите противоядие.
Второй охранник — коренастый детина с лицом боксера — достал из подсумка автоинъектор. Опустился на одно колено рядом с «умирающим» товарищем.
Сорвал защитный колпачок и вонзил иглу в шею — точно в проекцию яремной вены. Без суеты.
Я наблюдал, но уже не как участник драмы, а как лекарь. Десять секунд. Пятнадцать. Двадцать…
Вот оно.
Цианоз
Реакция на антидот почти мгновенная. Значит, яд и противоядие — парные, скорее всего, из одной лаборатории. Быстродействующий нейротоксин и специфический ингибитор.
Красивая работа.
«Отравленный» закашлялся, сел, потирая горло, и виновато посмотрел на Императора.
— Прошу прощения, Ваше Величество. Не рассчитал дозу. Чуть не переиграл.
— Потом разберемся, — отрезал Александр Четвертый и снова повернулся ко мне. — Благодарю за заботу о моих людях. Теперь объясните — как догадались?
Я усмехнулся. Не удержался.
Обвел взглядом всех присутствующих. Васнецов перестал теребить свои янтарные четки — застыл, превратившись в статую. Громов вспотел еще сильнее, если это вообще было возможно; по его лицу текли настоящие ручьи.
Анастасия смотрела на меня с… интересом? Предвкушением?
А Серебряный в своем углу по-прежнему казался частью тени.
— С самого начала это походило на дешевый фарс, Ваше Величество.
Анастасия дернулась, словно ее хлестнули кнутом. Ее губы инстинктивно сжались в тонкую линию. Защитная поза, задетое самолюбие. Она, видимо, была одним из режиссеров этого балагана. И ей очень не понравилось, что главный актер отказался играть по ее сценарию.
— Меня вызвали сюда якобы для важного разговора. Угрожали. Шантажировали. Загоняли в угол как дикого зверя. И все ради чего?
Я сделал театральную паузу.
— И что же в этом странного? — Анастасия все-таки не выдержала, скрестила руки на груди.
— То, что содержание разговора можно было передать по телефону за тридцать секунд. «Илья Григорьевич, сходите в архив Снегирева, поищите еще информацию». Все. Конец связи. Но нет — меня притащили в подвал, устроили целое представление…
— Двуногий, осторожнее, — прошептал Фырк на моем плече, нервно перебирая лапками. Как будто его кто-то слышал. — Не зарывайся. Император — это тебе не Кобрук, у него чувство юмора может быть очень… летальным.
Но все мои слова были расчетливы и точно выверены. Я знал по каким правилам я играю. Тем более адреналин бурлил в крови, требуя выхода, и мысли, до этого разрозненные, складывались в стройную, неопровержимую картину.
— Серьезно? Для этого нужна была тайная встреча в подвале? Окружение охраной? Весь этот… — я обвел рукой помещение, — театр?
Васнецов наконец подал голос. Тихо, размеренно, словно отсчитывая слова по своим четкам:
—
Возможно, мы перестарались с антуражем.— Перестарались? — я покачал головой. — Дальше стало еще веселее. Мне начали навязывать философию «убийства ради спасения большинства». Проблема вагонетки в чистом виде. Пожертвовать одним, чтобы спасти пятерых.
Император сделал шаг ближе. Всего один шаг — но температура в комнате словно упала на несколько градусов.
— И что же вас смутило в этой дилемме, господин лекарь?
— Сначала — ничего. Признаюсь честно, эта тема меня задела. Как лекаря. Как человека, который дал клятву «не навреди». Я даже начал сомневаться — а вдруг действительно нет другого выхода? Вдруг придется выбирать меньшее из зол?
Перед глазами на долю секунды вспыхнула картина из прошлой жизни. Ночь. Перевернутый автобус. Запах крови и горелой проводки. Крики, стоны…
И я, молодой ординатор, с зажатыми в липкой от крови руке сортировочными бирками. Красная — в операционную немедленно. Желтая — может подождать. Зеленая — ходячий.
И черная… черная для тех, кого уже не спасти. Проблема вагонетки — это игрушка для сытых философов в теплых кабинетах.
В реальной медицине, на поле боя со смертью, нет простых ответов. И я сразу почувствовал фальшь в их словах, в их давящей, показной убежденности.
— Но потом я понял — меня намеренно провоцируют. Склоняют к неправильному выбору, нагнетая обстановку. Давят на эмоции, а не на логику. Классическая манипуляция.
— О, браво, двуногий! — Фырк мысленно зааплодировал своими крошечными лапками. — Ты их раскусил как гнилой орешек!
— А когда заявили, что в подвал приедет сам Император…
Я фыркнул. Ради антуража. Не любил этого, но так было нужно.
— Простите, Ваше Величество, но это уже было слишком. Перебор. Ту мач, как говорят студенты.
— Почему же? — голос Александра Четвертого стал холоднее. Опасно холодным.
Но я уже взял разгон.
— Император? В подвал захудалой больницы? Серьезно? Это не ваш уровень, Ваше Величество. Слишком большой риск для слишком размытой цели. Вы бы не стали так рисковать ради простой проверки какого-то провинциального целителя. Если бы меня позвали во дворец с пышным приемом, я бы еще поверил. Ну или на худой конец встреча тет-а-тет в частной резиденции. Но не подвал.
Громов нервно сглотнул. Я слышал, как щелкнул его кадык. Пот катился по его лбу градом, капал на воротник рубашки, оставляя темные влажные пятна.
Император — это не просто человек, это символ, центр тяжести всей государственной машины. Его безопасность — приоритет номер один.
Любой его незапланированный выезд — это масштабная операция с привлечением десятков, если не сотен, агентов личной охраны, гвардии, местной полиции.
Проверяются все маршруты, все подвалы и чердаки.
А тут — приехать в крысиную нору, известную только этой группе сомнительных личностей? С десятью охранниками? Это не риск, это идиотизм. Так не поступают.