Лекарь Империи 7
Шрифт:
Мешки под его глазами стали темнее и глубже.
Щеки, обычно полные и румяные, слегка ввалились, придавая лицу нездоровый, сероватый оттенок. Даже его фирменный, идеально сшитый костюм-тройка выглядел помятым. Немыслимо для педантичного до мозга костей Журавлева.
— Ого! — присвистнул в моей голове Фырк. — Да его как будто всю ночь били! Или он всю ночь пил горькую!
— Проходите, — Журавлев махнул рукой на кресла. — Садитесь. Нам нужно поговорить.
Его голос тоже изменился. Пропала обычная напыщенность, елейность, фальшивая доброжелательность. Остался просто глухой, усталый
Я молча сел в кресло напротив него. Кобрук, понимая, что ее роль сейчас — быть незаметным свидетелем, устроилась за маленьким приставным столиком в углу. Журавлев закрыл глаза и начал медленно массировать виски. Молчание длилось секунд двадцать — долгие, тягучие, гнетущие секунды.
Он собирается с духом. Ему предстояло сказать нечто, что шло вразрез с его натурой и гордыней.
Наконец, он заговорил, так и не открывая глаз.
— То, что я увидел сегодня в операционной…
Он сделал паузу. Затем открыл глаза и посмотрел прямо на меня.
Его взгляд был странным — в нем не было привычной враждебности, не было подозрительности. Просто пустой, усталый взгляд побежденного человека.
— Это было невероятно. Просто невероятно. За тридцать лет работы в Гильдии я присутствовал на сотнях операций. Видел работу лучших хирургов Империи — Мастеров-целителей из столичных клиник, профессоров из Военно-медицинской академии, даже дважды присутствовал на операциях, которые проводил личный лекарь Его Императорского Величества.
Он откинулся в кресле, уставившись в потолок.
— Но то, что сделали вы сегодня… Само по себе извлечение паразита из артерии — это уникальный случай, который войдет во все учебники. Таких достоверно описанных случаев в медицинской литературе — от силы пять-шесть за всю историю. Но то, КАК вы это сделали…
Я молчал, не показывая никаких эмоций, хотя внутри все было напряжено до предела. Я ждал. Ждал, где будет подвох. Такие, как он, не делали комплиментов. Они расставляли ловушки.
Журавлев медленно покачал головой, словно пытаясь отогнать наваждение.
— Этот… паразит… он же сам прыгнул вам в пинцет. Я стоял в трех метрах, за стеклом, и видел это своими глазами на большом мониторе. Это было похоже на… на какую-то форму целительской магии. Хотя я знаю из вашего досье, что вы не маг.
Не маг. Просто у меня есть ручной, невидимый бурундук-загонщик. Деталь, которую в досье почему-то не указали.
— А потом, — продолжил Журавлев, и его голос начал набирать силу от переполнявших его эмоций, — разрыв артерии. Я, честно говоря, подумал, что все, конец. Пациент умрет, вы провалились, можно писать рапорт о вашей профнепригодности и закрывать это дело. Но вы… вы просто заткнули разрыв пальцем и продолжили оперировать. Одной рукой! Вы наложили сосудистую заплатку, работая одной, чтоб её, левой рукой!
Его голос дрогнул. В нем прозвучала смесь профессионального шока и благоговейного ужаса.
— Вы знаете, сколько хирургов в нашей Империи способны на такое? Может быть, трое. Максимум пятеро. И все они — живые легенды с сорокалетним стажем. А вам сколько лет? Двадцать пять?
— Двадцать четыре, — ровным голосом поправил я.
— Двадцать четыре! — Журавлев всплеснул руками. — В двадцать четыре лет — техника
и хладнокровие уровня Грандмастера!Он наклонился вперед через стол, сцепив пальцы в замок. Его взгляд был прикован ко мне.
— Поэтому, Разумовский, я делаю то, чего никогда в своей жизни не делал. — Он произносил слова медленно, с трудом, словно выталкивая их из себя. — Я беру свои слова и свои действия в отношении вас обратно. Все. Полностью. Категорически.
В кабинете повисла мертвая тишина. Я услышал, как Кобрук в углу беззвучно открыла рот от изумления. Я же сохранял полную невозмутимость, хотя внутри все было напряжено до предела.
Журавлев, «цепной пес Гильдии», признает ошибку? Это не просто неожиданно. Это аномально.Как если бы крокодил решил стать вегетарианцем и пришел извиняться перед антилопами. Что-то здесь было не так.
— Вот это поворот! — раздался в моей голове восторженный визг Фырка. — Толстяк извиняется! На камеру это надо было снимать! В историю войдет!
— Мне тяжело это признавать, — продолжил Журавлев, потирая переносицу. — Господи, вы даже не представляете, КАК мне это тяжело. Моя гордость сейчас корчится в агонии. Но…
Он снова посмотрел на меня, и в его глазах появилась новая, странная, почти фанатичная решимость.
— … но такому таланту, такому уникуму, как вы, нужно не палки в колеса вставлять, а всячески содействовать. Помогать. Расчищать дорогу от бюрократической шелухи и завистливых бездарей.
Это был поворот не на сто восемьдесят градусов. Это был поворот на триста шестьдесят с выходом в другое измерение.
В чем был подвох? Какую новую, еще более хитрую игру он затеял теперь? Я активировал Сонар, направляя тонкий, невидимый луч на Журавлева.
Начал считывание базовых физиологических параметров. Сердцебиение — семьдесят два удара в минуту, ровное, синусовый ритм. Дыхание — шестнадцать вдохов в минуту, глубокое, спокойное. Микровибрации голосовых связок при речи… соответствовали искренней, не лживой интонации.
Данные Сонара были однозначны. Физиологических признаков лжи не было. Но это не означало, что он говорит правду. Опытный оперативник или высокопоставленный маг мог контролировать свою физиологию.
Нужен был другой метод.
— Фырк, — мысленно позвал я. — Проверь его. Ныряй внутрь, посмотри, что там.
— Не могу! — тут же пришел ответ. — У него на груди амулет висит, под рубашкой! Мощный! Создает вокруг него защитный барьер, как кокон! Я сквозь него не пройду!
Понятно. Гильдейские инспекторы высшего ранга носят персональные защитные артефакты от ментального и эфирного воздействия. Логично.
— Тогда просто понаблюдай за его аурой. Врет или нет?
Фырк спрыгнул с моего плеча, невидимой тенью подбежал к столу Журавлева и встал на задние лапки прямо перед ним, внимательно вглядываясь в его энергетическое поле.
— Не врет, двуногий! — через секунду доложил он. — Вот это да! Толстяк честно кается! Поле ровное, чистое! Чудеса в решете!
— Понимаю, вы в шоке, — Журавлев криво усмехнулся, видя наши с Кобрук ошеломленные лица. — Учитывая мои действия последних дней — слежку, допросы, откровенные попытки дискредитации. Но поверьте, на все это были свои причины.