Лекарь-воин, или одна душа, два тела

— Этот мушкет сработан в землях гишпанских, доброе оружие, но бесполезное, замок там сломан, — заявил Архип. — Пытался чинить, да, не сподобился разобраться в премудростях, не дает он искру, и порох не поджигает.

— А ты дай мне этот мушкет и пару пистолей гишпанских мастеров, я попробую разобраться, — попросил я казака.

— Дам, чего ж не дать, разного хламу без ремонту у меня много.

Взяв все необходимое, Архип отвел меня в импровизированную мастерскую, где был примитивный слесарный верстак. Здесь я более внимательно осмотрел мушкет.

Удивительный виток развития огнестрельного оружия в этом мире. В моем прошлом мире в началеXVII века все пользовались в основном самопалами с фитильными замками. Мушкеты были, но тяжелыми, примерно в семь-восемь килограммов, и калибром под двадцать миллиметров. Мною выбранный мушкет калибр имел около двенадцати-пятнадцати миллиметров, и весу в нем было не больше пяти килограммов. Но больше всего меня поразило наличие в конструкции мушкета довольно надежного кремневого ударного замка. Конструкция замка сложновата, и не каждый казак может в ней разобраться и устранить неисправность. Но я ведь учился у Герасима, а он — человек всесторонне образованный и об оружии настоящей эпохи знал очень много. Собственно, он научил меня ремонтировать кремневые замки, так как воспитанники монастыря частенько их ломали.

Поломку в замке нашел не сразу, пришлось повозиться, а когда понял, в чем причина, ремонт занял не больше часа. Разобрал полностью замок. Тщательного его почистил. Следов ржавчины не обнаружил. Затем, разобрав один из пистолей, вынул оттуда подогнивную пружину и установил в замок мушкета — хорошо, что она подошла. Отрегулировал усилие на боевой пружине. Заменил кремень и провел испытание. Все работало отлично, искра была нормальная, надеюсь, для воспламенения пороха ее хватит.

Вернул инструмент Архипу. Казак подивился моему умению, выдал мне пулелейку под этот мушкет, пару килограммов свинца и килограмм пороха.

По-хорошему, нужно испытать мушкет стрельбой, но пока такой возможности нет, пули не отлиты. Вот их изготовлением я занялся, отправившись в кузню. Отлил всего сто семь пуль, на большее свинца не хватило.

Савелий Иванович лично решил просмотреть, как я стреляю. Два деревянных чурбака установили на расстоянии сорока шагов. Неспеша зарядил мушкет, отметив про себя, что шомпол к нему очень удобный. Приложился и выстрелил. Мушкет грохнул громко, и результат был отличным: один чурбак улетел, словно его ветром снесло. Второй выстрел тоже был успешным. Из пистоля стрельнул шагов с двадцати. Попасть то попал, но из мушкета стрелять мне больше понравилось. Пистоль буду использовать только в ближнем бою. Похвалив меня за хорошую стрельбу, сотник отправился решать насущные дела. Я тем временем пошел уговаривать Архипа: мне приглянулась кольчуга двойного плетения из тонких колец. Вид она имела неказистый, покрыта ржавчиной, но когда я ее держал в руках, понял, что она мне будет впору. Как побороть ржавчину я знаю. Странно, но уговаривать Архипа не довелось, он отдал кольчугу сразу, и не стал его вписывать в лист моих покупок. Кстати, мушкет он записал как испорченный и цену поставил мизерную. Спасибо ему. Хороший мужик, не жмотливый.

С лошадью меня пытались надуть. Предлагали старого мерина, с хорошей сбруей и седлом, выдавая его за пятилетнего скакуна. Нет, ну какие удивительные люди!? Обманывать ближнего негоже. Я в Мироновке три месяца общался с коннозаводчиком, и он меня научил правильно выбирать лошадей. Не зря многие покупатели смотрят зубы лошадям, потому что к определенному возрасту, у лошади стираются разные зубы. У предложенного мне мерина, только протезы зубные не стояли, а состояние зубов свидетельствовало о довольно солидном возрасте, за десяток точно. Немного поругавшись, выбрал сам трехлетнего жеребца гнедой масти. Молодой парнишка Ванька, ухаживающий за лошадьми, предупредил меня, что Ирод любит кусаться, но под седлом ведет себя смирно. Сбегал на кухню сотника, выпросил кусок хлеба с солью. Поглаживая и приговаривая ласковые слова, скормил хлеб Ироду, надеюсь, контакт с ним установил.

Последним, чем я обзавелся в арсенале, была одежда. Взял два комплекта шаровар и рубах. Выбрал короткие подштанники из шелка, нательной шелковой рубахи, к сожалению, не было. На осень запас толстую шерстяную свитку, кафтан из грубого сукна и шапку. Если до зимы не управимся с врагом, доведется покупать теплый жупан. С сапогами не получилось, черных или коричневых не нашлось, а красные или зеленые, явно не мой фасон.

Осмотрев и проверив качество моей подготовки к походу, сотник отпустил меня, наказав через два дня быть с восходом солнца у его подворья с запасом продуктов на неделю дороги. По деньгам я не разорился, истратил четыре с половиной серебряных рубля, три из которых ушли за коня и сбрую с седлом.

К себе во двор вернулся верхом на Ироде. Он пытался в первые минуты сбросить меня, но я крепко натягивал поводья, не давал ему свободу. В галоп не пускал, а мелкой рысью прошелся по селу. Проехал всего ничего, а отвыкшие мышцы тела заныли, значит, завтра начну упражняться, а то засмеют казаки.

С Людмилой встретились у стожка. Удивляюсь, его еще никто не перевез в свое хозяйство — нам же лучше. Моя любимая сразу же бросилась в мои объятия, залилась слезами, когда я сообщил об отъезде через два дня. Поплакав, достала из маленькой торбочки крестик на крепком кожаном шнурке.

— Пусть тебя хранит Господь и моя любовь от всех невзгод и недугов, — произнесла девушка, одевая мне на шею крестик. — Это серебряный крест, его давно купила мама. Когда узнала, что ты уходишь в поход, отдала мне, и велела, чтобы я лично надела на тебя.

Затем Людмила поцеловала меня.

— Спасибо, милая за подарок, теперь я вдвойне защищен.

— Как это?

— А у меня на груди с детства отпечатался лик Иисуса. Разве не видела?

— Покажи.

Развязал рубаху, и несмотря на плохую видимость, ночь ведь на дворе, показал девушке шрам. Если внимательно присмотреться, то можно разглядеть на груди крест и распятие на нем. Я удивлялся, прошло столько лет, а ожог не поменял форму и не утратил четкости.

— Значит, будем хранить тебя вместе, — подвела итог осмотра Людмила.

— Давай, милая, сходим в село, я тебя с моей мамой познакомлю.

— Боязно мне. Кто я тебе?

— Если согласишься, то завтра же обвенчаемся в церкви, отец Павел поможет. Станешь моей законной перед Богом и людьми женой.

— Моя мама в церковь не ходит, с того дня, когда нас выгнали из Лесного. Не верит она священникам, а молится Богу дома. Так может, вначале пойдем к моей маме, попросим ее благословения, а к утру вернемся в Заречье.

Так и поступили. Людмила, держа меня за руку, вела по известной ей тропинке. Честно скажу, без ее помощи, я бы не отыскал их избу и за месяц. Отмахали по лесу километров десять, не меньше. Удивительно, но Варвара Игнатьевна нас ждала. В горнице ярко горели свечи, а на столе лежала Библия в кожаном переплете.

— Прибежали просить благословение? — глядя на нас пристально, спросила женщина.

— Ухожу в поход, хочу, чтобы ваша дочь осталась здесь моей венчаной женой, если вы дадите на то согласие.

— В блуде вы уже давно пребываете, но надеюсь, Господь простит ваши прегрешения. Станьте, дети, на колени.

Прочитав «Отче наш», Варвара Игнатьевна, трижды перекрестила нас иконой с ликом Богоматери.

— Люби, слушай и почитай мужа своего, рожай ему детей, и будь верной женой, — напутствовала травница. — А ты, Василий, будь надежной опорой семье, и держи жену в узде крепко, колоти за дело, но не до смерти. Сладилось у вас, на то воля Господня.

— Спасибо вам, мама, — в один голос произнесли мы с Людмилой, поднявшись с колен, и поклонились Варваре Игнатьевне.