Лекарь-воин, или одна душа, два тела
Шрифт:
Вернувшись во двор сестры, отправил ее позвать двух мужиков-соседей, они мне понадобятся, чтобы надежно зафиксировать Захара.
Заставил Захара выпить вместительную кружку перевара. Затянул веревочный жгут повыше локтевого сустава, тщательно вымыл руки переваром, обезболил руку Захара при помощи иголок, и приступил к операции. Вскрыв место перелома, я с радостью увидел, что мозоль еще до конца не сформировалась, и мне будет легче привести все в порядок. Перелом был удачным, если можно так сказать, без осколков, а со смещением я разобрался быстро. Сложил правильно кости, еще раз проверил, на отсутствие осколков. Затем заштопал руку Дашкиного мужа, очень надеюсь, что все прошло нормально. Всю операцию Захара надежно удерживали мужики, не давая возможности пошевелиться. Он только зубами скрипел, но
— А ты сильно изменился, Васька, — с улыбкой произнесла сестра. — Такой здоровенный вымахал, да еще и лекарствуешь. Никогда бы не подумала, что из тебя что-то получится.
— Мы все меняемся, сестрица, ты тоже уже не та перепуганная девчонка, показывающая мне язык по любому поводу. У тебя семья, дети, муж. Хозяйством обзавелась. Я так понимаю, у тебя все хорошо?
— Вот выздоровеет Захар, тогда все станет, как прежде. Грех жаловаться. Жили и живем мы с Захаром в мире и согласии, двое деток у нас, Ванятка и Анютка — племянники твои. Говорят, когда в семье рождается сын, то появляется отец, а когда рождается дочь, то появляется папочка. Захар стал настоящим папочкой, Анютка от него ни на шаг не отстает, несмотря на возраст малый.
— Это радует. Оно и понятно, родная кровь.
— Да, родная. А ты домой вернулся насовсем или только проведать?
— До осени постараюсь помочь маме по хозяйству, а потом вернусь в монастырь. Архимандрит Иона какой-то особенный урок мне удумал.
— Оставайся, я сейчас на стол соберу, поужинаем, ты расскажешь о своей жизни.
— Что там рассказывать. Нигде я не бывал особенно. В основном в монастыре науки постигал. Один раз был в Киеве.
— А Лавру видел?
— Видел и поклонился святым мощам, которые в печерах есть.
— Все, теперь я тебя никуда не отпущу, пока не расскажешь все.
Застолье Дашка организовала быстро. Соседские мужики хряпнув по паре чарок, и по-быстрому закусив, ушли по домам. А я остался, рассказывал сестре о своем житье-бытье. Правда, о знании нескольких языков не распространялся, зачем ей лишняя информация. Когда уже стемнело, засобирался домой. Проверил Захара. Спал он, и температура у него нормальная. Наказал сестре контролировать ношение руки Захаром на косынке, сказал, что буду приходить ежедневно, проверять состояние ее мужа.
Глава 7
На следующий день определялся с объемом работ, которые мне необходимо выполнить на подворье мамы. Скажу так, то, что я увидел в первый день, это только самая вершина айсберга, а мужской работы было очень много. Прикинул, что я могу сделать самостоятельно, и для каких работ мне нужна помощь профессиональных плотников. Собственно, плотничать я умел неплохо, в монастыре наловчился, но я боялся, что не справлюсь с работой один. А потом сел, все разложил, так сказать по полочкам, и понял, что если никто мне мешать не станет, то за пару месяцев я управлюсь.
Доски, брусья и гвозди пришлось покупать, а материалы для новой изгороди в лесу набрал сколько угодно. Работа закипела. Начинал день с посещения Захара, и заканчивал, когда становилось совсем темно. Выматывался конкретно, сил хватало, чтобы умыться и добраться до постели, вырубался в момент. Мама пыталась как-то ограничить мое трудовое рвение, хотя прекрасно понимала, что хозяйство было почти десять лет без мужского пригляду, многое требовало внимания. Привел в порядок сарай, птичник утеплил.
Мама пожаловалась, что в сильные холода в погребке подмерзают овощи, даже в бочках с солениями иногда ледок появляется. Вывод, погребок мелкий, вот мороз и добирается до содержимого. Из данной ситуации выход один, нужно углублять. Чем, собственно, и занялся, разобрав верхнюю часть погребка. Не один раз вспомнил тяжелый труд шахтеров, добывающих уголь в тесных
и темных забоях, и это я ворчу, работая при свете дня. Землю я никуда не вывозил, а ссыпал рядом, потом использую на строительстве «холма славы». Закопался я на глубину своего роста, полагаю, этого достаточно. Потом на возке из леса таскал сухие дубовые бревна, используемые для стоек и перекладин. Благо у мамы сохранились отцовы столярные инструменты. Перекрытие погребка делал в два наката, пусть и провозился я дольше, но зато у меня была уверенность, что за двадцать-тридцать лет дубовые бревнышки не сгниют, и погребок не завалится, а соленья да припасы всякие не подмерзнут лютой зимой.На крыше дома поменял десятка два досок, хорошо, что стропила я нашел в нормальном состоянии, не поел их короед. Для надежности всю крышу просмолил. Влетело это мне в копеечку, но для нормальной жизни мамы мне ничего не жалко. А деньги — пока они есть, а с Божьей помощью еще заработаю.
С изгородью возился прилично. Решил поставить ее на полметра выше, чтобы зимой меньше снега во двор наносило, ведь мама уже в летах, чистить дорожки ей уже тяжеловато.
Полюбовался творением своих рук, остался доволен.
— Сынок, ты каждый день надрываешься, пошел бы по селу, посидел бы с парнями и девчонками, — как-то вечером, сказала мама. — Не один раз у меня спрашивали, когда ты наконец-то выйдешь на улицу.
— Я же никого из моих ровесников не знаю. Сама ведь помнишь, какой я был.
— То было давно, а сейчас ты парень хоть куда. Я даже старосте сказала, что ты отцово наследство принял, и теперь ты в доме полновластный хозяин. Вот, не знаю, что с землей делать. Обрабатывать ее надо, а у нас нет ни лошади, ни орудий. Все, что было при твоем отце, я отдала дядьке Игнату, вытребовать назад не получится. Да он и не отдаст ничего.
— Пока не торопись с землей. Дядька Игнат тебя с нее дает зерно и овощи, на прокорм тебе хватает. Неизвестно, как жизнь повернется, может мне дадут урок вдали от земель наших, тогда помочь я тебе не смогу, а сама ты с землей не сладишь, зарастет она бурьянами. Завтра пойду сено для коровы заготавливать, покажешь мне нашу делянку.
Мама делянку показала. От села она не очень далеко, примерно в километре, перевезти сухое сено проблем не составит.
Еще солнце не взошло, а я уже топал на покос. В сумку через плечо загрузил нехитрую снедь, флягу с водой и точильный брусок. На плече нес отклепанную и хорошо наточенную косу. Косить по росе одно удовольствие, коса как бы плывет по траве, да и на руки нагрузка небольшая. Примерно через час, я снял рубаху, жарко мне стало. Я донашивал одежду отца, мама выдала мне ее, сказала, что мою одежду надо беречь. Возражений с моей стороны не последовало, хотя одежда отца была мне коротковата. Когда солнце стояло в зените, решил перекусить и немного отдохнуть, навалил я травы порядочно. Пожевал сало с хлебом и луком, запил водой родниковой. Подкрепился, а значит, готов к новым трудовым подвигам. Пока работал, голова была занята мыслями.
Вот тружусь я не покладая рук, стараюсь улучшить жизнь маме. И что интересно, я ее не воспринимаю, как родного человека. Есть большая доля уважения, есть благодарность за заботу обо мне, а вот такого щемящего сердце чувства родства, почему-то нет. Конечно, спасибо маме, что она в свое время родила владельца моего тела, пусть и нездорового, но именно благодаря этому телу у меня появилась возможность прожить еще одну жизнь. Какой она будет, неизвестно, но уже те девять с небольшим лет, прожитые мной в этом мире мне понравились. Пусть не так много я увидел, как хотелось, но я приобрел навыки, используя которые, я в какой-то степени облегчаю жизнь людям. Взять того же Захара. Ему была уготована судьба калеки, который не мог толком заниматься хозяйством. Еще немного, и стал бы он пить горький перевар от безысходности. Хозяйство бы пошло под откос, несмотря на все усилия Дашки, а там гляди и в нищету свалиться могли. Сейчас уже все позади. Рука у Захара в полном порядке, болей он не испытывает. По моей рекомендации потихоньку ее нагружает, и примерно через два-три месяца забудет о болячке вообще. Дашка радуется, Ванятка с Анюткой с рук Захара не слазят в свободное время. Польза от врачевания очевидная. Выходит, слова моего иновременного деда, идти и лечить, я претворяю в жизнь.