Лекарка поневоле и 25 плохих примет

Вообще, ореховка мне ужасно нравилась. Молодые орехи собирали прямо с куста, варили в молоке или воде и добавляли немного мёда. И не фундук, и не нут, и не миндаль — нечто среднее, нежное и при этом сытное. Вроде бы полуночники её не ели, считая едой для бедняков, но лично я такого никогда не пробовала и буквально влюбилась в новое блюдо, одинаково вкусное как в горячем, так и в холодном виде.

— Ох, уважила старуху, — довольно посмотрела на результаты моих трудов наставница. — Оставайся, а? Всё веселее вдвоём.

— Я подумаю, — дипломатично ответила ей, не желая отказывать в лоб.

Нет уж, соседствовать я больше ни с кем не стану — пожила уже, спасибо! Хватило впечатлений на три жизни вперёд.

Когда на небе показалась луна, я вышла в огород и полила грядки с ночными цветами. Они благодарно блестели каплями воды в лучах луны, чаруя необыкновенной красотой.

Странный мир этот Довар. Никак не могу понять, нравится он мне или нет.

Шельма составила мне компанию, а попугай, судя по всему, спрятался под крышу, поэтому киса осталась безраздельной властительницей всех окрестных клумб, но интерес к ним потеряла.

С лунным светом по деревне разливалось умиротворение. Тёмные избы с закрытыми ставнями казались уснувшими. Птицы перекликались где-то совсем далеко. На молчаливых деревянных крышах отдыхала ночь, а я нашла устроенный меж фруктовых деревьев настил и легла, разглядывая чужие звёзды.

Нужна цель. Нужен план. Нужны средства.

Пока что у меня не было ни одного, ни другого, ни третьего, но опускать руки рано.

Если бы не Шельма, я бы, может, двинулась к Разлому сразу. А теперь вроде как и не хотелось. Не тащить же её с собой в неизвестность? Но и оставлять страшно: как она без меня? И как я без неё? Жизнь с целыми половичками, непокусанными столами и непогрызенными углами — такая скучная. Лучше продержаться пару месяцев, пока она не подрастёт, подкопить денег, освоиться.

А дальше она либо начнёт вести себя прилично, либо заматереет и уйдёт в лес. Оставаться в Армаэсе надолго смысла нет, но и рвать когти прямо сейчас — тоже.

Для начала нужно собрать долги, заработать денег, подъесть припасы, сходить в город на разведку и заручиться рекомендациями от наставницы.

Вернувшись в избу бабки Грисы сильно заполночь, мы с Шельмой забрались на печку и уснули.

Примета шестая: ворованные саженцы лучше приживаются

После полудня к бабке Грисе заявился посетитель, староста Феурмэса. Это село было куда крупнее того, где жила Лана, поэтому и староста тут был куда масштабнее — еле в дверь вошёл, на ходу вытирая пот с высокого, переходящего в лысину лба.

— Ну и жарень… — выдохнул он вместо приветствия, не замечая меня.

Я уютно в обнимку с Шельмой развалилась на печке и всерьёз подумывала о том, чтобы сегодня с неё не спускаться. После вчерашних медицинско-бытовых подвигов тело налилось горячей усталостью, помноженной на исходящее от каменной кладки тепло.

— Вот доживёшь до моих лет, никакая жара тебе будет не страшна, будешь мёрзнуть даже летом, — в тон старосте отозвалась наставница, кутаясь в шерстяную шаль.

— Дак страшно так долго жить. В Кербенне, люди говорят, девка боевым магом стала. Куда мир катится, а?

— Девка?

— Агась. Из благородиев, из Болларов проклятых. Люди говорят, в штанах ходит.

— Ну что с них, с проклятых взять? Чай не просто так их прокляли… Солар ей судья, — хмыкнула бабка Гриса. — А ты чего припёрси?

— Да жена… Лютует, спасу нет. Я ей слово — она мне дюжину в ответ. Кричит… Ругается… — протянул толстяк и заискивающе спросил: — Я вот думаю: мож у неё это, как его… бешенство матки?

— Брешенство подкладки! — возмущённо ругнулась наставница, передразнивая. — Глаза б мои тебя не видели! А ты чего хотел, когда мать в дом приволок? Свекруха жену твою со свету скоро сживёт, до ручки довела. Ты глаза-то разуй, боров тугодумный! Тебе б приятно было, если б в твоём хозяйстве тебе на каждый сраный горшок устраивали сначала досмотр, потом выговор?

— За матерью догляд нужон, старенькая она уже.

— Да она, чай, младше меня!

— Энто да, вот только она не магичка, поэтому здоровье-то уже не то.

— У меня тоже не то. И сил с каждым днём всё меньше и меньше, а всё ж как-то копчу избу сама. Вон, к Ланке в Армаэс скоро будете ездить, особливо ежели чего несрочное.

— Мать совсем слабая, не могу я ей от дома отказать. Не могу. А жёнка бесится, мать-то её никогда не жаловала, вот она и припоминает, что по молодости-то было… — пожаловался староста и горестно вздохнул: — Мож, зелье ей какое успокоительное дать…

— Зелье, — хмыкнула наставница. — Ты к ней как подойдёшь с зельем этим, так она тебе его на голову и наденет. Лучше вон, пирожков Ланкиных возьми. Дашь и матери, и жёнке, авось, не будут бушевать.

Стрельнув глазами в мою сторону, бабка Гриса вынула из кулька парочку пирожков, чтобы оставить себе, а остальное вручила толстяку.

— Пирожки с начинкой особой, да только не переборщи. По одному в день — и хватит. Посмотришь… А коли эффект будет, то за добавкой к Ланке приходи — я такие печь не умею. Цену она за них, правда, ломит порядочную, ну дак ты не обеднеешь. А нервы жёнины надо беречь. Довольная жена — залог счастья в избе.

— Это точно… Благодарствую, — обрадовался староста, заглянул в кулёк и сцапал один пирожок, целиком отправив в рот, быстро прожевал и крякнул: — У самого уже нервишки шалят, так и к бутылке недолго начать прикладываться. Ну, бывай, Гриса. А к Ланке-то заеду, коли будет повод.

Староста ушёл, так и не заметив нашего с Шельмой присутствия. Я спустилась с печи и поблагодарила наставницу:

— Спасибо!

— Не за что, душа моя. Я ж к тебе со всем сердцем. Ты, кстати, домой-то не торопись. Завтра как раз ярмарка будет, сходишь, носом поводишь, продуктов купишь. А сегодня всё одно делать нечего — колодец почистишь. Старая я уже стала, спина не гнётся, а ты молодая — быстро справишься. Ещё с печки золу успеешь выгрести, да дымоход заодно прочистить. В молодых руках-то дело спорится, — лукаво улыбнулась она. — А уж я в ответ чем смогу подсоблю: буду пациентов к тебе слать, всё одно сил на них у меня уже почитай нет. И за зелья твои честь по чести расплачусь.

В общем, бабка Гриса меня перехитрила — отказать ей я не смогла и целый день батрачила под её чутким руководством. Шельма ходила за мной хвостом, но на грядки больше не покушалась — из зарослей сливы за ней бдил попугай, которого три года назад выходила целительница. Его привезли с собой морячники, однако обращались с ним дурно — держали в тесной клетке и морили голодом. Умный птиц неоднократно пробовал сбежать, и последняя попытка увенчалась успехом, только хозяева отпускать его не пожелали — подстрелили в небе.

До участка бабы Грисы он дотянул, а потом рухнул с неба ей практически на голову. Как говорится, с неба счастье привалило. Она его и подлечила, и откормила, и к делу приспособила, потому что нахлебников страсть как не любила, даже пернатых.

К вечеру у меня гудели ноги, а Шельма окончательно разочаровалась в концепции гостевания — ни коврик погрызть, ни наглого попугая за хвост поймать, ни в медовый горшок залезть. Сплошные ограничения.

Однако я захотела остаться на еженедельную ярмарку — присмотреться к ценам и людям. Раз уж решила на пару месяцев задержаться здесь, не в Армаэсе же мне покупать червивое мясо, муку с жучками и прогорклый творог, тем более что за зелья наставница расплатилась действительно щедро — дала сто двадцать арчантов.