Лекарство для покойника
Шрифт:
Они продегустировали текилу три раза и пришли к обоюдному согласию, что мексиканские кактусы вполне годятся для употребления внутрь, а не только для цветочных горшков. Турецкого опять понесло по волнам памяти:
– Мы с Грязновым этой текилой запивали коньяк. Думал – помру. Оказалось – выжил. Сейчас тот же сценарий.
– За исключением разминки портвейном и пивом, – напомнил Солонин, которого после всех событий этого дня закономерно потянуло в сон.
– Ах, да, – смутно что-то припомнил Турецкий, автоматически отключая видеомагнитофон с давно остановившейся кассетой и впадая в состояние прострации. – Вечером посмотрю.
Солонин не отозвался. Его несколько раз перевернуло в пространстве и накрыло черным одеялом.
Вечер затянулся до утра. Очнулись в тех
Затем Солонин приступил к активным действиям. В первую очередь послал запрос в Москву в свою контору на чеченцев, снятых на видео в доме Богачева. Список их чудесным образом оказался у предусмотрительного Турецкого, который полностью взвалил версию «Орлы» на плечи своего коллеги.
Ответ пришел на следующий день.
Семен Барабанов, больше известный как Барабан, завтракал в баре «Аллигатор». Турецкому не понадобилось много времени, чтобы найти его там. Собственно, в оперативной справке, полученной на этого молодого картежника, и говорилось, что искать его следует в прибрежных злачных заведениях, а в первую очередь в «Аллигаторе».
Несмотря на то что никакого криминала за Барабаном не водилось, про него было известно все досконально. Так, на всякий случай. И вот этот случай произошел.
Возраст – 27 лет. Образование – незаконченное высшее – три года актерского училища имени Щепкина в Москве. Семейное положение – холост. Три года назад купил в Ялте двухкомнатную квартиру, в которой живет обычно с конца апреля до середины октября, то есть весь курортный сезон. Барабан зарабатывал на жизнь, обыгрывая в карты всех, кто рисковал с ним сесть играть, и делал это до тех пор, пока из Крыма не уезжал последний отдыхающий. Тогда и он собирал выигранные деньги и отваливал обратно в Москву, чтобы весело и красиво их прогулять – ровно до апреля следующего года. У него были волосы до плеч, темные жгучие глаза и длинные чувствительные пальцы – артистичная внешность, которая, впрочем, скорее подошла бы какому-нибудь музыканту. Для драматического артиста он был всегда чуть аффектирован, и театральные преподаватели раскусили это безошибочно. Но Барабан, вместо того чтобы смириться и играть удававшиеся комедийные роли, настойчиво претендовал на трагические, все больше фальшивил и в результате потерпел полное фиаско – за провал роли Фигаро был с треском изгнан. Позднее он уверял, что провалил ее специально, поскольку «его видение этой работы не умещалось в рамках режиссерского замысла».
Впрочем, компетентные органы причины его профессиональной несостоятельности интересовали гораздо меньше, чем успехи Барабана на поприще азартных игр.
Поставив крест на театре, Барабан сосредоточился на картах и очень скоро добился большого прогресса. Он был своим человеком в большинстве общежитий творческих московских вузов и долгие вечера проводил там, набивая руку. Но очень скоро перестал встречать достойных противников и приступил к активному зарабатыванию денег. В общагах серьезных денег заработать было нельзя, и Барабан переключился на казино. Легальные и подпольные. Он не брезговал рулеткой, игрывал и на бильярде, но в Крыму все свои усилия неизменно сосредоточивал на картах. Отдавая предпочтение коротким, импульсивным играм, имеющим, однако, значительную психологическую подоплеку, – блэк-джек и покер. Вскоре ему стало ясно, что попытки стать актером были действительно маловразумительны, поскольку весь его талант сосредоточился на зеленом сукне.
…На крошечном пятачке между морем и парком функционировало шесть небольших кафе и ресторанчиков. Все они были, конечно, под открытым небом, и только одно заведение, в городском стиле располагалось на втором этаже каменного строения. Это и был «Аллигатор».
Когда Турецкий вошел внутрь, он на несколько секунд забыл о Барабане, Богачеве и прочих служебных делах. Потому что прямо перед ним в полумраке стоял внушительный двухметровый крокодил. Через несколько секунд, выйдя из оцепенения
и адаптировавшись к тусклому освещению, Турецкий сообразил, что аллигатор, вернее, его чучело находится на подставке. Рядом с ним располагались два аквариума с разноцветными рыбками, в которых Турецкий ничего не понимал, а над левой стенкой в ряд стояли еще три небольших аквариума, в которых в общей сложности было четыре крокодила размерами до полуметра. Пятый зверь лежал в отдельном аквариуме, гораздо больших размеров, с камнями, зарослями водорослей и даже фонтанчиком. Да и сам он был немаленький, хотя, конечно, не такой, как чучело его собрата. Собственно, уверенности в том, что перед ним живые особи, у Турецкого не было: все крокодилы, пребывая в самых разнообразных, зачастую как будто и неудобных позах, были совершенно неподвижны. Но перед тем как подняться в бар, Турецкий видел на улице плакатик: «Кормление крокодилов – ежедневно в 22 часа».Турецкий взял себе темного пива и присел за соседний столик, глядя на включенный телевизор, а боковым зрением улавливая интерьер.
Барабан сидел недалеко от него. Перед ним стояла пустая тарелка и недопитая чашка кофе. Барабан был настолько погружен в себя и сидел не шелохнувшись, что начинал смахивать на крокодила.
Внезапно он встал, положил на стол купюру и вышел ни с кем не прощаясь. Через десять секунд Турецкий последовал за ним.
Барабан вышел на набережную и пошел вдоль пляжей, как будто прогуливаясь. Впрочем, вид у него был вполне соответствующий: шорты «бермуды», мятая футболка, шлепанцы. Но Турецкий хорошо видел, что каждый пляж Барабан тщательно исследовал, прежде чем окончательно миновать. Через пятнадцать минут такой экскурсии взад-вперед Барабан наконец спустился к воде. Разделся до плавок, вынул из кармана шортов карточную колоду, небрежно кинул ее сверху одежды (так, чтобы было хорошо видно со стороны) и ушел купаться.
Турецкий тоже спустился на этот пляж, заплатив полторы гривны за вход (про себя отметив, что Барабан-то прошел свободно, вероятно, его там хорошо знали), и расположился в двух метрах от вещей картежника.
Барабан не плавал вовсе. Он лежал на спине в двадцати метрах от берега. И как только заметил какого-то мужчину неподалеку от своих вещей, живо развернулся к берегу.
Через десять минут они уже играли в покер и травили анекдоты. Еще через пятнадцать Турецкий выигрывал сорок девять долларов и пытался угадать, когда Барабан перестанет его заманивать и попытается раскрутить на полную катушку.
Судя по тому, что Турецкий выигрывал на небольшие комбинации вроде нескольких пар «двоек», «тройки» и лишь один раз получился «стрит», можно было предположить, что Барабан хочет дать ему почувствовать вкус и более сильных комбинаций.
С другой стороны, сорок девять баксов. Не так уж и мало. Ушлые московские хозяйки, скажем, та же Ирина Генриховна, на такую сумму могут умудриться сделать массу всего полезного. Может, стоит прекратить? Турецкий не стал развивать эту пораженческую мысль, а просто при очередной сдаче, которую делал Барабан, за какие-то доли секунды надел на него наручники.
Карты посыпались у Барабана из рук, и черные глаза начали медленно вылезать из орбит. Он открыл было рот, но Турецкий его опередил.
– Да, – сказал «важняк», – согласен, красивая работа. А ведь давно не пробовал. Впрочем, кажется, когда я последний раз это делал, наручники были похуже, чем теперь.
– Вы кто? – прохрипел Барабан.
Турецкий молча продемонстрировал ему корочку.
– Но почему?!
– Просто ты мне не симпатичен. Мне кажется, что ты порочишь наш образ жизни.
– Какой еще образ?! Что за бред!
– У тебя были неприятности с органами?
– Нет, – сказал Барабан чистую правду.
– Видишь как славно. Значит, теперь будут.
– Я честно играю, это все знают! И здесь, и в Москве!
– А это уже неважно, голубок. После того как я проведу тебя по набережной в наручниках и здесь, и в Ялте, работе твоей – капут. И здесь, и в Москве. Ты уж мне поверь, психология обывателя мне хорошо знакома. Через полчаса про тебя все всё будут знать. Даже такое, о чем ты сам понятия не имеешь.