Лекарство от боли

— На Земле есть места с похожей архитектурой, — задумчиво ответила она, напрочь игнорируя вопрос.

В детстве она до дыр зачитала книжку с мифами Древней Греции, адаптированную для детей. И теперь узнавала знакомые очертания. Чуть более изящные, и сохранившиеся куда лучше, чем на фотографиях и картинках.

— Возможно, — Филис окинула здание задумчивым взглядом и с интересом взглянула на нее. — Наша анатомия очень близка. Никто не знает, когда и как зародилась жизнь на Киорисе.

— Разве у вас нет научных теорий? Или… легенд?

— Легенды… — жрица коротко, но не обидно рассмеялась. — Я могу рассказать несколько самых известных и интересных, но пока лучше ознакомимся с фактами.

Внутри музей выглядел непривычно пустым. Никаких ковровых дорожек и ограждений, гидов, предлагающих экскурсии, и даже посетителей. Сплошной камень стен и пола, прохлада, а еще непередаваемое ощущение древности.

— Наши ученые полагают, что человек не был рожден на Земле. Возможно, наши предки прибыли из космоса. И сейчас я готова в это поверить.

Саша обернулась, отыскивай глазами спутницу. Та уже подошла к боковой стене, где взяла одну из емкостей, стоящих на полке. Проверила содержимое, поднесла к тускло светящемуся прямоугольнику у бокового прохода. Раздался едва слышный щелчок, вспыхнула искра, и на металлическом носике зажегся огонек.

— Лампа?

Только теперь девушка смогла понять, на что похожа емкость. Лампа Аладдина. С изогнутой ручкой, крышечкой и длинным, узким носиком.

— Нам предстоит окунуться в прошлое, а для лучшего погружения стоит использовать то, чем пользовались наши предки, — мягко ответила жрица, прикрывая огонек свободной рукой, и кивком головы пригласила ее пройти следом.

Саша с внутренним трепетом шагнула к ней. Сердце забилось чаще, а ладони стали влажными. В животе скрутился узел из страха и предвкушения. Нечто новое, неизвестное, возможно привлекательное, а возможно… ужасное.

Оказалось, что в проходе отсутствуют окна. А на стенах примерно через каждые два метра располагались масляные светильники, лишь немного разгоняющие темноту. Девушка обернулась, чтобы убедиться, что светлый зал совсем рядом.

— Внизу расположены залы, рассказывающие о далеком прошлом. По мере приближения к современности мы будем подниматься, сделаем полный круг и вернемся в холл.

Голос жрицы удалялся, и Саша, тяжело вздохнув, последовала за ней. Тени дрожали на стенах, а отсветы пламени придавали одеянию жрицы зловещий, кровавый оттенок. Пол плавно опускался все ниже, а воздух становился более влажным и холодным. В какой-то момент даже показалось, что они спускаются в могилу.

Девушка замерла, хватая воздух губами, и оперлась рукой о стену, пытаясь справиться с приступом паники.

— История Киориса насчитывает порядка трех тысяч лет, когда наши предки начали вести первый календарь, который, к счастью, сохранился до наших дней.

Голос Филис немного успокоил. Она остановилась и подошла к стене, подняла лампу выше. И среди теней вдруг проступили вполне заметные контуры. Словно… барельеф. Саша сама не заметила, как подошла ближе и протянула руку, чтобы коснуться изображения.

Круг, разделенный на двенадцать секторов с изображением животных в каждом. По бокам выстроились предположительно столбики цифр, чем-то похожих на римские. Даты? Года? Снизу тянулась витиеватая надпись, почти стершаяся от времени. Дрожащие пальцы коснулись букв. А с губ сорвался вздох.

— Три тысячи лет…

Совсем немного, если подумать. Но результат, которого достиг Киорис, впечатляет. Земля, конечно, научилась отправлять корабли в космос, но вот о перелете через всю Солнечную систему речь пока не идет. Точнее уж точно не в те же сроки.

— Тогда было смутное время…

Жрица двинулась дальше, освещая отдельные барельефы и рисунки на стенах, изображающие мужчин в античных одеждах, так хорошо знакомых по мифам. Они сжимали в руках оружие. Сражались или охотились.

— Киорийцы еще плохо осознавали свои особенности. И потакали им. Общество строилось на силе. Слабые не выживали.

Младенцы, падающие со скалы. Старики, прыгающие в волны. Мрачные, темные краски и светлые воды, принимающие всех. Кажется, нечто подобное было в Спарте.

— Женщин использовали для деторождения и ухода за домом. Замуж продавали. Устраивали особые праздники сватовства, когда всех незамужних девушек свозили в одно место, где они демонстрировали свои таланты. Но главное — себя самих, чтобы пробудить кого-то из мужчин.

Танцующие, поющие, играющие на музыкальных инструментах, ткущие ткани женщины в светлых одеждах с застывшими улыбками на лицах. Их наверняка пытались показать счастливыми. Радостными. Но почему-то по спине пробежал холодок. И такой знакомый страх невидимой рукой сдавил сердце. Дыхание стало тяжелым.

— Чем знатнее мужчина, тем выше выкуп. Тем большие привилегии может получить семья девушки. Дочерей ценили. В их образование вкладывались большие деньги в расчете на то, что затем все затраты будут возмещены.

— А если нет? — пискнула Саша.

Ей показалось, что она спросила тихо, но узкий коридор вдруг ответил эхом. «Нет, нет, нет, эт…»

— Тех, кто долго не выходил замуж, принимали в гаремы богатых господ. Наложницами. За них тоже платили выкуп, пусть не как за жен, но все же. Супруг заводили для рождения детей, а остальных — для удовольствия.

— А если наложница беременела?

— Такое случалось редко. Непробужденный мужчина не способен зачать ребенка. А пробужденный, как правило, стремился завести детей от пробудившей его женщины. Считалось, что пробуждение — дар Богов. Оно — единственно верное предназначение и не стоит изменять ему. По крайней мере, в том, что касается потомков. Наложницы принимали специальные отвары, чтобы не забеременеть. А если такое случалось, к ним приглашали лекаря, который устранял проблему.

От того, как спокойно Филис рассказывала о прошлом, стало тошно. На лбу выступила испарина. А по спине пробежали мурашки. Стоило только подумать о судьбе несчастных наложниц, и дурнота подкатывала к горлу. Сколько их было? Сотни? Тысячи? Женщины, лишенные свободы, выбора и возможности завести ребенка, потому что кто-то решил, что это неправильно? Неужели такое могло быть на Киорисе? Который на ее, земной, взгляд казался просто ожившей сказкой?

Несколько минут они в молчании переходили от одной картины к другой, демонстрирующей моменты быта. Женщин за домашними делами и мужчин с оружием. Светлые тона для одних, темные для других.