Лекарство от боли
Шрифт:
— Тогда территории Киориса делились между разными городами. И каждый считал себя важнее. Сильнее. Лучше. Часто случались конфликты из-за территорий, пока однажды не появился талантливый полководец, сумевший объединить под своей рукой три самых богатых города, а затем завоевавший территорию всего материка. Он стал первым императором.
Чеканный профиль, отлитый в неизвестном сплаве металлов, выглядел достаточно грозно. В нем угадывались смутно знакомые черты Икара. Прямой нос. Жесткая линия подбородка. Широкая бровь. Давний предок, однако, выглядел куда опаснее. Более хищным. Жестоким. Да и каким может быть полководец? Не добрым и милым уж точно.
— Цезарь?
— Что? —
— Его не свергли?
— Пытались, и не раз… Но Птолемей был хитер. Или мудр. Он отправил исследовательскую экспедицию вдоль змеиного архипелага, и она наткнулась на второй материк, куда Птолемей отправил тех, кому хотелось власти. Он обещал отдать им земли, которые они смогут завоевать и удержать. Все желающие отправились к новым берегам, а император смог спокойно править. И дожил до глубокой старости.
— А жители другого материка? У них все шло также?
— Не совсем…
Они прошли еще несколько метров, все дальше углубляясь в темноту. Тьму и пыль веков. Теперь свет лампы озарил совсем иные краски. Яркий голубой, нежно-зеленый, пудрово-розовый. Цвета так ошеломили, что Саша даже сразу не смогла понять, что видит перед собой. А осознав, восхищенно вздохнула.
Цветок, в сердце которого спала женщина. Точнее ее силуэт лишь угадывался, складываясь из более ярких контуров лепестков. Огромный бутон окружали листья, словно обнимая и защищая, а вокруг раскинулась небесная лазурь. Или водяная гладь?
— Нимфея. Водяная лилия. Некогда герб и название государства, которое пыталось противостоять Птолемею…
Сердце сжалось, а в горле встал комок. Что-то подсказывало, что самая мрачная часть истории еще впереди…
Глава 30
…— Нам мало известно о том, как проходило становление государства в Нимфее. Но, как известно из летописей того времени, достигшие другого материка путешественники были поражены архитектурой, а также искусством и библиотеками того государства. Сохранились воспоминания одного из генералов Птолемея, который описывал вид открывшегося им города. Куда более просторного, чистого и красивого, чем любые города Пафоса — так называлось государство Птолемея.
Новый барельеф оказался исполнен в совершенно иной технике. В нем сохранилось куда больше деталей фона, горы в дали, солнце скрывающееся, или поднимающееся из-за них, и город, раскинувшийся у подножия. Саша потянулась к сохранившемуся осколку древности, но так и не решилась коснуться. Настолько хрупким он казался. Отсветы пламени и игра теней создавали поразительный эффект. Будто изображение оживало.
— Так красиво…
— Столица Нимфеи — Александрия. Все, что от нее осталось — лишь пара барельефов. Нимфеей управлял Сенат, который предложил путешественникам вести торговлю. Хороший металл и оружие, которым славился Пафос в обмен на предметы быта, искусства, краски и драгоценные камни.
— Они отказались, да? — уже понимая, что будет дальше, спросила девушка. — Зачем платить за то, что можно взять даром?
— Именно так. Генералы забрали подарки, оставили немного оружия в залог будущих отношений и вернулись к своему императору. А он велел собрать армию…
Следующие картины и осколки керамики отражали сражения. Черный, белый, красный. Простые краски, известные пафосцам. Нимфейцы, владеющие куда большим количеством оттенков, не изображали войну. И лишь через несколько метров свет лампы выхватил на стене полотно. Воины, склонившие головы, стоящие на коленях
пленные или рабы, а возможно и те, и другие. И в центре, возвышающаяся над всеми фигура в темных одеждах и венце. А перед ним молодой мужчина в доспехах и женщина в светлых одеждах. Вот только на лице ее совсем не видно радости.— Старший сын Птолемея возглавил войска, именно он отдал приказ сжечь Александрию, чтобы устрашить другие города и сломить сопротивление. Однако война длилась долгих пять лет. Победа досталась Пафосу. Но сын Птолемея в одном из городов встретил девушку и пробудился. Она была дочерью одного из сенаторов, которую мудрый отец отправил к дальней родне, чтобы уберечь от ужасов войны.
— Не вышло… — выдохнула Саша, рассматривая лицо девушки. Бесспорно красивой, утонченной и глубоко несчастной. Она смотрела на мужа с тоской и таким отчаянием, что сердце сжималось в груди.
— Не вышло, — эхом ответила жрица. — Их свадьбу приурочили к окончанию войны. Но на самом деле, как известно из сохранившегося дневника Ксении — новой императрицы Пафоса и Нимфеи — сын Птолемея овладел ей еще в первый день, когда вырезал ее близких и забрал ее себе. И два года до конца сражений она жила пленницей и бесправной наложницей при главнокомандующем армии.
— Ужасно…
— Так два государства объединились в одно, а Птолемей провозгласил себя императором уже всего Киориса. Он прожил еще долгих десять лет после окончания войны и умер в окружении детей, внуков и доверенных людей, считая свою жизнь великой и полной свершений. Именно так написано в его биографии, которую писал с его слов один из плененных ученых Нимфеи.
Саша только покачала головой, не в состоянии сказать ни слова. Всегда хочется, чтобы тот, кто причинил много боли и горя, мучился так же, как и его жертвы. Чтобы его наказала жизнь или судьба. Чтобы… восторжествовала справедливость. Хоть какая-то. Но как показала история, справедливостью в жизни даже не пахнет. И, пожалуй, именно это удручало ее больше всего.
Дальше картины и барельефы постепенно менялись, они стали подробнее, искуснее, явно лучше, чем грубые работы пафосцев, но все же не столь ошеломляющими как то изображение Александрии. И где-то в глубине души поселилась печаль по безвозвратно утраченному искусству и знаниям. Нечто подобное происходило и на Земле, только лишь с меньшим размахом.
— Пафос многое взял от Нимфеи. В том числе Сенат — как орган управления столь большой территорией. Государство поделили на провинции, и у каждой в Сенате имелся свой представитель, доводивший новости и пожелания народа до императора. Нимфея долго находилась в упадке и крайне медленно восстанавливалась после окончания войны. А Пафос тем временем процветал. Он получил богатства, знания, лучших мастеров и мудрецов, сыну Птолемея досталось богатое государство, устрашенное его отцом. И многие годы он лишь пожинал плоды труда своего родителя. Как делал его сын и его внук. Но ничто не вечно…
Они остановились перед огромной картой, так похожей на то изображение Киориса, что показывала Клео. Не столь детальное, более грубое, но сделанное в ручную и с большим трудом. Горные хребты, реки, леса, озера, песчаный берег и бескрайний океан с цепочкой островов. Тонкие линии, очерчивающие границы провинций, названия, нанесенные красивейшей вязью. От мастерства захватывало дух.
— Почему мудрость проигрывает насилию?
Саша взглянула на Филис, в отсветах пламени ее лицо выглядело более жестким, четче проступили скулы и подбородок. Глаза стали темнее и загадочнее. В них крылась тайна. И знание. А еще печаль.