Лекарство от любви

"День n* Меня снова не взяли на работу, как не взяли в "A", в "В", в "C", в "D", в "Е", в некоторые я сама не пошла, а там, куда пошла, меня кинули на деньги. Классика жанра. Я выдержала испытание отказами и безденежьем, приходя на собеседования в дырявых ботах и далеко не новых шмотках. Полботинка просто отвалилось, когда я пришла домой с новыми сапогами, купленными на "последние" в предчувствии обувной катастрофы. Реально, сложно чувствовать себя королевой в дырявых ботинках... но, я всё время старалась держать в голове картинку того, чего хочу. Только пройдя через "камнедробилку", я получила хорошую работу. Вы думаете, я была рада? Я испугалась. Меня взяли, а я не пошла. Только после того, как меня кинули на деньги, я решилась. Чудом вакансия ещё была свободна, и меня взяли. Видимо, по-другому, со мной было нельзя, только хардкор. Тут я впервые задумалась, почему из всех возможных вариантов я всегда выбирала не те, и моё любимое: "Я вступила в тысячу и одно говно", вдруг обрело новый смысл: "А зачем я это делала?" Ужас, ужас, ужасный, подумаю об этом завтра".

– Поговорим?
– Написала Светлана мне в скайп.

– Конечно.

Мы договорились о встрече, и я заранее продумала вопросы, которые задам Светлане при разговоре.

– Привет!
– Начала она, как всегда, сходу взяв инициативу в свои руки.
– Я так рада тебя видеть! Я сейчас шла пешком, а там такая красота, будто в сказочном лесу, всё сверкает огнями...
– Светлана, по дирижёрски размахивая руками, восторженно рассказывала о зимних видах Москвы, делясь со мной частью этой красоты, и города и своей собственной. Её радость лилась на меня потоками, и я расслабленно улыбалась, слушая её бестолковую, с точки зрения психотерапии, но такую по-детски зажигательную и трогательную, болтовню.

– А что у тебя с работой?
– спросила я её.

– У меня замечательная работа! Я так счастлива, что попала в это место. Там...
– И Светлана так же эмоционально переключилась на описание своей работы.

"Сплошные плюсы", - непроизвольно отметилось в моей голове.

– А как у тебя с Карякиным?

Вот тут моя девочка сразу сдулась, будто в неё плеснули кислотой. Она опустила голову и замолчала.

– Ты ему до сих пор не позвонила и не написала?
– Света молча помотала головой из стороны в сторону, что означало скорбное "нет".

– Света, где логика? В своих дневниках ты пишешь, что хочешь его увидеть, а сама и палец о палец не ударила при этом.
– Она также насуплено молчала, из всех сил стараясь сдержать слёзы. Я же старательно подливала масло в огонь:

– Ты боишься?

Она подняла голову и разревелась. Её глаза смотрели на меня с таким отчаянием, что моё сердце сжалось от боли. "Бедная моя девочка, ты сможешь", - мысленно сказала я, и продолжила:

– Чего ты боишься? Что он тебя бросит? Но он и так тебя бросил. Что не любит? Но ты и так об этом знаешь. Чего ты боишься?

Светлана не отвечала, находясь в каком-то ступоре и продолжая плакать. Я зашла с другой стороны:

– Ты хочешь его увидеть?
– Она закивала.
– Так почему не напишешь?

– Я хотела, чтобы это произошло как-то случайно, чтобы мы столкнулись где-нибудь и...

– Он снова полюбил тебя, так?
– Света закивала, и её лицо озарилось улыбкой. "Солнечный луч на секунду пробил грозовые тучи", - сложилась в моей голове ассоциация.
– Но этого до сих пор не случилось. Как ты думаешь, почему?

– Я даже не знаю, где он живёт...
– Робко начала она. "Умница, давай, давай!" - прошёл мой мысленный комментарий.
– И ты была права, я вообще мало что знаю про него. Я где-то понимаю, что люблю не самого Карякина, а образ, который старательно придумала и натянула на него... Да, ты и сейчас права. Я боюсь. Боюсь узнать, что мой герой и вправду не герой ни разу. Кого тогда я буду любить? Любить можно только героя. К трусу и лжецу можно испытывать жалость, сочувствие, но только не любовь. У меня сейчас есть любовь, не смотря на то, что ты говоришь... эти ужасы... я боюсь, что правда её убьёт.

– Х-ммм...Попробую перевести твои слова. Ты говоришь, что понимаешь тот факт, что Карякин - не тот человек, которого ты ждала и искала, но не хочешь искать другого, потому что?

– Дура?..
– недоумение отразилось в глазах Светланы.

– Нет такого понятия, моя дорогая. Давай конкретизируем на практическом примере. Ты мечтала о красных лакированных туфлях на золотой шпильке в девять сантиметров. Вот ты приходишь в магазин, и "О, чудо! Красные лакированные туфли на золотой шпильке". Всё как ты мечтала. Ты берёшь их в руки. Он такие классные. Ты уже предвкушаешь, как выйдешь в новых туфлях...Какой фурор произведёшь. Примеряешь на ногу, а они не влезают. Маловаты. И размер вроде твой, но вот не лезут. Ты просишь принести другие, а других нет. Ты не отчаиваешься, и впихиваешь себя в эти туфли. Любуешься собой в зеркале, и с болью в пальцах ног понимаешь, что ходить в них ты всё равно не сможешь. Что ты сделаешь с этими туфлями?

Света смотрела на меня ошарашенно.

– Ты что, знала? Про туфли?

– Что знала? Я это специально для тебя выдумала. Для примера. Чтобы было понятнее.

– Уф. Просто у меня был такой случай, с туфлями. Ну, они не красные, и без золотой шпильки, но тааакие красииивые, - растягивая гласные произнесла Светлана.
– И да, они были на размер меньше. И да, других не было. Но я их всё равно купила.

– И что?

– Ну, пыталась растянуть всеми возможными способами. Пыталась даже ходить в них пару раз. Потом почти две недели кровавые мозоли лечила и ходила чуть ли не босиком. А одна мозоль на пятке, потом ещё и нагноилась. Весело, в общем.

– Ничего не напоминает?

– Да я уж поняла. Зловещий призрак времён тотального дефицита. Я думала, что Карякин такой один во всей Вселенной. Но стоило перебраться в Москву, чтобы убедиться в обратном. По крайней мере, здесь есть красивые мужчины. И если постараться, можно найти подходящего. Но сначала мне нужно разобраться, что делать с этим. Хорошо, я напишу ему.

На этом мы закончили разговор. Несмотря на данное обещание, Светлана ещё несколько дней собиралась духом, прежде чем написать Карякину. Вместо обыкновенного женского: "Привет! Как дела? Я соскучилась", - она придумывала дурацкие витиеватые тексты, а я нещадно критиковала их и заставляла переписывать.

Через пару дней я прочитала в её дневнике: "Я сегодня такая счастливая! Под утро мне приснился мой любимый. Он подошёл ко мне, и взял за руку. Я смотрела на него, и сердце моё переполнялось благодатью. На нём был белый костюм, и он выглядел как жених. Его глаза лучились любовью. Он начал говорить: "Я не сказал тебе самого главного..." И тут, бац, будильник испортил всё, зазвенев так не вовремя. Я открыла глаза, потом снова закрыла. Ощущение близости осталось, но картинка уже не вернулась. Ну, вот что это?!"

Видимо, наша беседа каким-то образом и спровоцировала этот сон, вытащив из глубины подсознания некие символы и образы, которые так причудливо сплелись, но моя впечатлительная подруга всё восприняла буквально и, не дожидаясь моей редакции, начала писать своему Карякину. Через несколько дней, в полном замешательстве, она снова попросила о встрече.

– Я ничего не понимаю. Ты говорила, что надо быть искренней. Но я же совершенно искренне написала вот это: "Родной мой, прости меня! Ты самый лучший мужчина на земле. Ничего не бывает в жизни просто так. Я назвала тебя кретином в тот раз, а сама оказалась ещё в более запущенной стадии кретинизма. Я назвала тебя рыцарем, наступающим себе на яйца, но я тоже, из всех сил наступала на горло собственной песне. Обвинила тебя в том, что ты не видишь глубины, но сама была словно слепой котёнок. И вообще, я думала, что безгрешна, но встретилась со своей тенью. Только любовь, которую ты зажёг во мне, помогла выстоять. Ты до сих пор снишься мне. А вчера во сне ты произнёс: "Я не сказал тебе самого главного".