Лекарство от любви

— Сдохни! — выплюнула средняя, низкорослая, но фигуристая брюнетка. Возможно, она бы плюнула ему в лицо, но его повязка делала подобный жест бессмысленным. (Эта повязка наверняка будила дополнительные зловещие слухи среди его врагов, хотя среди слуг Изольды были и те, кто видел его без повязки и знал, что в его лице нет ничего такого, что следовало бы скрывать. Что, впрочем, способно было лишь усилить зловещность слухов.)

— Стало быть, вы хотите моей крови, — констатировал Кай. — Ну что ж. Вы ее получите.

Он шагнул обратно к столу, поставил на него фонарь, затем демонстративным жестом снял перчатки и принялся рыться в ящике, звякая инструментами. Вытащил какой-то жуткий изогнутый нож, зазубренный по внешнему краю — «для чего его используют, кожу им снимают, что ли?»

— Кай, — предостерегающе сказала Изольда, — не стоит.

— Ничего, мне не жалко, — отметил он, с интересом осматривая нож на глазах у приговоренных — а затем вдруг положил обратно и поднял маленький ножик для очинки перьев, лежавший рядом с письменным прибором. Попробовал остроту лезвия. Затем с некоторым усилием провел по кончику левого указательного пальца.

Выступила капля крови.

Кай подошел к высокой и помазал окровавленным пальцем ее лоб. Обреченная мгновенно побледнела до синевы — хотя прежде казалось, что дальше ей бледнеть уже некуда — и на ее лице выступили крупные капли пота. Спазм перехватил ее горло, ноздри расширились, тщетно пытаясь втянуть хоть немного воздуха. Тело резко выгнулось, ударившись головой о стену, и забилось в конвульсиях, лязгая оковами; на губах запузырилась пеня, глаза закатились. Еще несколько мгновений — и все было кончено. Труп повис на цепях, некрасиво раскорячившись; пена и кровь из прокушенной губы капали на пол; в воздухе запахло мочой.

Кай шагнул ко второй приговоренной.

— Ты и правда колдун, — пробормотала она с ужасом, вжимаясь в стену.

Бенедикт провел пальцем по ее лбу. Все повторилось.

Он перешел к третьей, «серой мышке», которая рефлекторно рванулась вбок, натягивая цепи — а потом вдруг овладела собой и гордо выпрямилась, вскидывая подбородок: давай! Глаза ее при этом смотрели не на Кая, а на Изольду.

— Кай, — подала голос та, — мне жаль прерывать твой эффектный спектакль, но…

Он выжидательно обернулся.

— … я хочу посмотреть, как ты делаешь это простым прикосновением. Без крови.

— Хорошо, — кивнул Бенедикт и положил правую ладонь на лоб последней заговорщицы — почти таким же жестом, каким родители проверяют, нет ли жара у ребенка.

На этот раз процесс занял на несколько мгновений больше. Но результат был тем же самым.

— Вот, значит, что было уготовано мне, — медленно произнесла Изольда, глядя на трупы.

Кай надел перчатки. Теперь он тоже знал, как это выглядит. Лошадь продержалась чуть дольше, но на то она и лошадь…

— Прислать тебе лекаря обработать палец? — спросила Изольда. — Я бы могла мгновенно залечить его своей магией, но для этого мне бы пришлось взять тебя за руку.

— Пустяки, это ничтожный порез. Затянется сам за считанные часы.

— Ну хорошо. Промой хотя бы, иногда и маленькая ранка может загноиться…

— Изольда, — усмехнулся он, — я не ребенок, а ты не моя мать.

— Нет, — согласилась она, — но у меня на тебя большие планы, и мне не нужны неприятные неожиданности. Строго говоря, мне не нужны никакие неожиданности — никогда не понимала людей, находящих удовольствие в сюрпризах. Всегда настаивала, чтобы отец заранее сказал, что подарит мне на день рожденья… Ну что ж, пошли ужинать. Не жалеешь, что мы не сделали это сначала? Зрелище было не слишком аппетитным.

— У меня крепкий желудок, — заверил ее Кай.

— У меня тоже. Когда каждый день видишь в зеркале то, что вижу я, иначе и быть не может. Ладно, идем.

Два дня спустя Изольда позвала его на ужин на пару часов раньше обычного. Кай никогда не жил по расписанию, но все же поинтересовался, чем вызвано это отклонение от ставшего уже привычным распорядка.

— Я уезжаю, как только стемнеет, — ответила она, аккуратно цепляя вилкой кусочек запеченной рыбы. (Изольда вообще ела очень аккуратно, несмотря на изуродованный рот.)

— Куда? — удивился Кай. Он ждал, что Изольда со дня на день перейдет в наступление на Империю, но вот эта произнесенная будничным тоном фраза никак не вязалась с началом похода по завоеванию мира.

— Хочу навестить Кербельсбург, — сказала она все так же буднично.

— Зачем? — Кай, конечно, понимал, что будет со всяким городом, который «навестит» Изольда. Но зачем брать этот город, совсем не ключевой в стратегическом смысле, до начала основной кампании? Изольда могла бы просто спокойно проехать мимо в ходе общего наступления… Впрочем, в ее случае все традиционные представления о военной стратегии вообще летят к демонам.

— Я тебе подарю умирающий город, — улыбнулась она. Впрочем, из-за особенностей ее лица трудно было отличить улыбку от кривой усмешки.

— Ты что, восприняла мое стихотворение настолько всерьез? — опешил Кай.

— Мне вообще давно нравятся твои стихи о мертвых городах. И «Мертвый город спускается к морю с холмов», и «Когда твоя нация сгинет в кровавом чаду…» Никогда не была ни в одном, но я так и видела, как брожу по этим пустым улицам и площадям, где на балконах растет трава, эхо шагов гулко отражается от растрескавшихся плит и ветер скрипит одиноким ставнем… Помню, как меня поразила идея о том, что, возможно, весь смысл существования человечества — только в том, чтобы оставить после себя живописные руины:

И люди нужны лишь затем, чтобы кануть во тьму, Оставив планете свой город, свой каменный остов… Так участь полипов совсем безразлична тому, Кто смотрит в закатных лучах на коралловый остров.

Хотя и непонятно, кто бы мог оценить их живописность в обезлюдевшем мире. Может ли красота быть самоценной, или она только в глазах смотрящего? Вроде бы очевидным кажется второе — уж кому, как не мне, это знать! — но есть ведь и объективные, математические законы гармонии…

— Хмм… не следует все же принимать стихи так буквально и путать лирического героя с автором. С одной стороны, мне бы хотелось остаться последним человеком на земле и бродить по мертвым городам, но с другой — я вовсе не хочу гибели цивилизации. И ты ведь, я надеюсь, не собираешься истреблять население Кербельсбурга ради удовольствия побродить по опустевшим улицам?

— Нет, конечно. Я просто велю им уйти в горы. Нам нужны новые кузницы и мастерские — и те, кто будет все это обслуживать.