Лекарство от любви

Кай вновь спустился вниз и отыскал ход в кладовую, откуда поднялся с двумя корзинками в руках, нагруженный копченой форелью, фруктами и целой горой круглых сыров различных сортов, многие из которых он не пробовал никогда в жизни. Теперь он намеревался исправить это упущение. Увы — в доме, как, разумеется, и во всем городе, не было свежего хлеба, но Кай решил, что без хлеба он пару дней как-нибудь потерпит.

Наевшись до отвала (не все сыры ему понравились, но форель была превосходна, равно как и маленькая желтая дыня с сочной полупрозрачной мякотью), он почти сразу почувствовал сонливость, не удивительную после целого дня, проведенного в пути, и отправился на поиски спальни.

Спальни находились на том же этаже в левом крыле. Войдя в коридор, уже почти совсем темный — надо было зажечь светильники на стенах или хотя бы взять канделябр со свечами, но Кай собирался сразу завалиться спать и не стал с этим заморочиваться — он впервые почувствовал неприятный запах. У него мелькнула мысль, что это, вероятно, какая-то испортившаяся еда, оставленная в одной из комнат — или даже неопорожненный ночной горшок. Оставалось надеяться, что он найдет спальню, где этот запах не чувствуется. Кай остановился перед высокой дверью, украшенной резьбой, и потянул на себя круглую позолоченную ручку.

Вонь ударила ему прямо в нос. Всю комнату наполнял тяжелый дух разложения, смешанный с запахом каких-то лекарств. Не то чтобы этот дух был убийственно сильный, но достаточный, чтобы Кай тут же инстинктивно перешел на дыхание через рот. В комнате было почти совсем темно — последний свет умирающего дня едва пробивался сквозь задернутые вишневого цвета шторы — и все же Кай различил большую кровать под балдахином, белые подушки, свешивающиеся на пол простыни — и фигуру под одеялом.

Первым побуждением Кая было захлопнуть дверь. Он не мог различить никаких деталей, но его нос ясно говорил ему, что в комнате лежит труп. Изольда ошиблась, говоря, что здесь их нет. Старики и больные, на которых, вероятно, тоже подействовала ее магия, но которые просто физически не могли исполнить ее приказ… Она не подумала о них, просто не подумала. А все, кто мог ухаживать за ними, ушли. Ради любви не только слуги бросили господ, но и дети — отцов и матерей…

Но в тот момент, когда рука Кая уже давила на дверную ручку, фигура под одеялом шевельнулась.

Кай замер, всматриваясь во мрак и пытаясь определить, не почудилось ли ему. Нет, вот опять — короткое, судорожное движение под одеялом.

— Вы… меня слышите? — хрипло спросил Кай. Ничего более умного не пришло ему в голову. Не спрашивать же «с вами все в порядке?» и «вам нужна помощь?» (Разумеется, нет; разумеется, да.)

Лежавший ничего не ответил. Возможно, не слышал; возможно, не мог говорить, и слабое движение рукой — это было все, на что он был еще способен.

Но если он еще жив, откуда же этот запах? Впрочем, больной старик, уже четыре дня — или три, когда там Изольда изгнала горожан? — ходящий под себя, конечно, не будет благоухать. Но запах все же больше походил на смрад гнилого мяса, чем выгребной ямы. Ну, возможно, какие-то язвы и пролежни…

Демоны, меньше всего Каю улыбалась роль сиделки. Но он не мог теперь просто захлопнуть дверь и уйти, оставив этого человека медленно умирать в собственном дерьме. Вычищать это дерьмо он точно не будет… но, если нет никакой возможности вызвать помощь… он может, по крайней мере, нанести удар милосердия. Кай выехал из Фламмештайна, как уже привык за эти дни, в кольчуге под курткой и со шпагой на поясе, и оружие было по-прежнему при нем.

Кай вошел в комнату.

— Не бойтесь, — сказал он. — Я помогу вам.

В ответ снова что-то шевельнулось, но ответа голосом не последовало. Лицо лежавшего виделось Каю лишь темным овалом на подушке. Кажется, его обрамляли длинные седые волосы… возможно, это не старик, а старуха…

Бенедикт подошел к окну и раздернул занавески на всю ширину. Свет солнца догорел уже не только на самых высоких городских шпилях, но и на облаках, медленно плывущих над ними; оставалось еще минут десять, прежде чем сумерки сменятся окончательной тьмой. Кай развернулся и быстро подошел к кровати. Наклонился под балдахин, стараясь лучше разглядеть лицо в тающем свете…

С подушки на него скалился череп, обтянутых желтой пергаментной кожей. Так Каю показалось в первый момент. Но, конечно, никакое разложение не могло зайти так далеко за три дня. Нет, этот человек — кажется, это все-таки был мужчина — иссох почти до скелета еще при жизни. Но теперь — Кай смотрел на почти беззубый ввалившийся рот с отпавшей нижней челюстью, на мутные бельма глаз, на заострившийся нос, похожий на костяной клюв, на неестественно бледную кожу и темные пятна, выступившие на скулах — нет, это определенно было лицо трупа, и трупа уже не первой свежести. Кай протянул было руку к этому лицу, желая удостовериться — и, не коснувшись, брезгливо отдернул. Этот человек был мертв уже несколько дней, вне всякого сомнения.

Но как же он мог шевелиться?! Ведь Кай это видел и слышал!

Некромантия под запретом. Мертвецы не встают. Не должны вставать. Но он совершенно один в пустом городе… в наступающей ночи… с этим… и сколько таких этих здесь еще может быть?!

Были ли в библиотеке Фламмештайна книги по некромантии?

Изольда! Неужели это еще один твой тест?!

Кай ухватил одеяло за угол и резким движением отбросил его с трупа. И в тот же миг огромная крыса, перепачканная чем-то липким, со злобным писком метнулась с кровати и тяжело плюхнулась на пол. За ней из жуткой дыры, прогрызенной в животе старика, вывернулась еще одна — и сиганула следом за первой. А за ними и третья.

Кай шарахнулся назад в ужасе и отвращении. В темноте слышался торопливый цокот коготков, скользящих по вощеному паркету.

Минуту спустя, сбежав вниз по покрытой ковром лестнице, Кай выскочил на улицу. Разумеется, о том, чтобы подыскивать другую спальню в этом доме, не могло быть и речи. Красная дверь с медвежьей мордой мягко закрылась у него за спиной.

Перед глазами Кая все еще стояло лицо мертвеца. Долгая болезнь и смерть сильно изуродовали его черты, и все же Бенедикт не сомневался, что белые остатки когда-то густых бровей и нос крючком принадлежали тому же человеку, что и на парадном портрете в холле. Основатель династии, возможно, самый богатый человек в городе — и уж точно один из самых уважаемых… Ни деньги, ни авторитет, ни большая (шестеро!) семья — ничто не спасло его от болезни и жалкой и жуткой смерти. Один, брошенный всеми посреди бесполезной роскоши, не способный ни встать с кровати, ни отбиться от крыс, которые, возможно, не стали пассивно дожидаться его кончины…

Этот город не пуст. Сколько здесь еще трупов? А также живых крыс и, возможно, проголодавшихся собак? При внезапном нападении во тьме даже шпага — не очень хорошая защита, особенно против стаи…

Каю резко расхотелось наслаждаться мертвым городом еще два дня. И уж тем более — оставаться на его улицах в сгущающейся ночной темноте. Надо было срочно искать другой ночлег, пока неразгоняемый ни единым огоньком мрак окончательно не покроет все. Казалось бы — заходи в любой дом, вероятность напороться в темноте еще на одного мертвеца — или на голодного пса — ничтожна. Но все-таки не нулевая…

Ему повезло — пройдя пару улиц, уже во тьме он наткнулся на вывеску гостиницы. Не той, где останавливался в прошлый раз, а более крупной и солидной. Здесь, как он надеялся, внутри уж точно не ждало никаких неприятных сюрпризов. Впрочем, из трапезной пованивало гниющими фруктами, но Кай решил не привередничать и поднялся на второй этаж. В первом от лестницы номере, куда он заглянул, на момент приказа Изольды явно кто-то жил — постель была смятой, а полотенце несвежим, зато соседний номер призывно пах чистым и выглаженным бельем. Раздевшись наощупь, Кай растянулся на кровати.