Лекарство от одиночества
Шрифт:
Славка отмахивается, ему не до этого. Он тычет Мише под нос очередное выловленное чудо-юдо. Всё сплошь в колючках и с торчащими в три ряда зубами. В этих водах полно вот таких уродцев. Мишка, естественно, в полном восторге. Ему чем мерзопакостней тварь – тем интереснее. Бр-р-р.
– Смотрю, Юра еще не остыл, – тихо замечает Бутенко.
– М-м-м, – неопределенно пожимаю плечами.
– Эль…
– Да?
– У тебя все хорошо?
Открываю глаза. Ловлю на себе внимательный взгляд Георгия Борисыча. Как-то так вышло, что за столом мы с ним остались одни.
– Конечно. Почему
– Да так. Не бери в голову. Юра говорил, ты на работу планируешь возвращаться?
– Ага.
– Жаль. Я все надеялся, что ты восстановишься в универе.
– Да ты что, Борисович, поздно. Мне сколько лет?
– Сколько? – смеется Бутенко. – Девчонка еще совсем. Тридцати нет.
– Девчонкой я к тебе на практику пришла. С тех пор утекло море воды.
Судно качается, время лениво ползет вперед. Кто-то возвращается к столу, кто-то уходит. Льется неспешный разговор. То о рыбалке, о чем же еще? То о яхте. Мужчинам жуть как интересно, что тут да как устроено, но лично мне эти все параметры и прочие характеристики ни о чем не говорят. Да и другим девочкам тоже. У нас завязывается своя беседа. О высоком. Об уникальности этих мест, их непростой истории…
– Намешалось тут всего – будь здоров, – кивает Слава. – Генетическая Санта Барбара! Мы ж как? Дай бог, если своих прабабок знаем, а кто там дальше – неведомо.
– Ну а на кой тебе это знать, Слав?
– Как это? А вдруг у меня в предках – короли?
– Семейные деревья всех ныне живущих со всеми ранее жившими сплетаются в непроходимые заросли уже поколений через тридцать.
– И что это означает?
– То, что все мы друг другу братья, – усмехается Юра.
– Все равно ничего не понятно. Вот допустим, ты выглядишь как среднестатистический европеец, так?
– Слав, заканчивай базар, – вмешивается Бутенко.
– А что я такого говорю? Европеец же? Ну! А Мишка – япошка. И как так получается? Ну, если отбросить вариант, что он от соседа… – гогочет Славка. Гогочет не со зла, не понимая, что этот смех нам с Юрой – на раны солью.
– Ты сейчас на что намекаешь? – вскипает Валов и медленно так, бочком, выходит из-за стола.
– Юра! – взвиваюсь я. – Юр, успокойся…
– Какой, на хер, сосед?! Ты сейчас на что, блядь, намекаешь? – повторяет Валов.
– Да ни на что. Ты какого фига закусил удила, Юр? – вроде как идет на попятный Слава. – Не знай я, что Элька в тебя влюблена, как кошка, подумал бы, что тебе правда глаза колет…
Вот тут Юра на него и бросается. А дальше – все как во сне. Драка, крики, и будто в слоумо – мой сын, летящий за борт.
От автора: Вера и Семен - герои книги "А я тебя да" - на этом сайте данная история не представлена.
Олигарх Вершинин - герой книги "Девочка. Девушка. Женщина"
ГЛАВА 8
ГЛАВА 8
Минуты, которые уходят на то, чтобы достать Мишку из воды, в моей вселенной растягиваются на триллионы лет. За это время происходит столько, что все и не упомнить. Я, кажется, тоже бросаюсь к борту, между двух металлических планок которого Мишка так легко проскочил, но кто-то оттаскивает меня прочь, крича в ухо:
– Нет, Эля, нет! Юра прыгнул за ним,
Стас, и еще два парня… Они его достанут. Не надо, Эля. Слышишь?А я брыкаюсь. И тогда этот кто-то вяжет меня по рукам и ногам теплым пледом, наваливается сверху, прижимая к остывающему дереву палубы, и негромко командует:
– Тихо! Только прислушайся! Они уже поднимаются.
И так уверенно, так спокойно звучит этот голос, что я, будто сама вынырнув из бездны, делаю жадный вдох.
– Жор, мы можем чем-нибудь помочь? – беспокоится Вера.
– Где-то был термос. Налей ей чая погорячей и послаже.
Кажется, это Бутенко? Плевать. Отдышавшись, я вновь начинаю вырываться. Меня топит паника. С каждой секундой небо становится все темней, последние отблески солнца тают в сиреневой дымке. В воде уже ничего не разглядеть. А в ней мой сын. Мой маленький мальчик… Сколько времени у него есть? Пять минут? Десять?
– Эля, смотри. Смотри, Мишку достали! Он даже не нахлебался.
Я приподнимаюсь, опираясь на руку, в момент, когда Мишку как раз затаскивают на палубу. На четвереньках подползаю к своему малышу. Растолкав всех помощников, не видя их лиц, принимаюсь сдирать с сына спасательный жилет и мокрую одежду.
– Давай в каюту его.
– Тащите чай!
– А лучше в горячий душ. Эля, сюда пройдите.
Голоса удаляются и приближаются на волнах приливающей к ушам крови. Я слышу… И Юру, и олигарха, и Шведова. В спасательной операции участвуют, кажется, все присутствующие на яхте.
«Надо будет их поблагодарить. Когда-нибудь потом. Когда я найду в себе силы отлепиться от Мишки», – мелькает в голове здравая мысль, и все вокруг снова меркнет.
В следующий раз я себя осознаю уже в каюте. Мишка теплый, переодетый в сухое и завернутый в одеяло. Сидит у меня на руках. Я покачиваю его и что-то напеваю… Юра с нами, рядом. Он тоже уже в сухом. В отличие от сына, Юре мы не брали одежду на смену. И где он откопал свой наряд – спортивные штаны и худи, остается только догадываться.
Остаток вечера в памяти откладывается вспышками. Вот мы сходим с яхты, вот опять откуда-то слышатся голоса…
– Эля, давай я его понесу.
– Нет! – рявкаю я, осторожно, с сыном наперевес перебираясь с покачивающейся палубы на понтон.
Машина, дорога, кажущаяся бесконечной... Встречные огни фар, от которых воспаленные глаза начинают сочиться солью. Я жмурюсь и скольжу губами по темным волосам крепко спящего сына. Чувствую на себе Юркины взгляды в зеркале заднего вида… Все вспышками, да. Какими-то выхваченными в хаотичном порядке подробностями.
– Давай я его понесу.
– Нет. Просто дверь открой.
Дом встречает нас звуками работающего телевизора и ароматами ужина.
– Как погуляли? – выглядывает из гостиной свекровь.
– Хорошо. Только устали. Мы сейчас же ляжем.
Когда Мишка родился, его сразу отселили в отдельную комнату, ведь Юре нужно было как-то высыпаться. Но сегодня мне плевать на заведенные правила. Я укладываю сына рядом с собой и вырубаюсь, стоит только щеке коснуться подушки. Утром мне требуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Зевнув, нащупываю телефон. С удивлением гляжу на многочисленные сообщения в мессенджере.