Лекарство от одиночества

– Хорошо, что я тебя поймал. Думал сегодня в обед освободить твою жилплощадь. Спасибо, что позволил перекантоваться. И вообще… За поддержку. Жорка, Эль, во многом помог мне разобраться в себе.

– А я думала, психолог.

– И это тоже. Я не прекращаю терапии.

– Да брось, – хмыкает Бутенко.

– Ну, правда же помог, – пожимает плечами Валов. – Ладно, мне бежать надо. Сдаю Эльку с рук на руки. Смотри, не сильно ее гоняй. У меня на жену планы. Второй медовый месяц, понимаешь ли…

Юра наклоняется и целует меня, будто тот самый второй медовый месяц уже начался. А я какого-то черта взгляда не могу оторвать от Георгия, который тоже на меня смотрит.

– Все. Побегу. Люблю тебя.

И ничего, ничего не замечает. Жмет Жорке руку и уносится прочь, оставляя нас наедине.

– Простила, значит.

– Не знаю. Он вернулся вчера. Неожиданно очень… Ну я и… – пожимаю плечами и добавляю резко, будто бы защищаясь: – Ты же понимал, что так может быть.

– Да. Допускал такую возможность.

– Между нами ничего не было. Ну… вчера, – зачем-то бормочу я.

– Но ведь будет.

– Да, наверное… Прости, я…

– Бог с тобой, Эльвира Валерьевна, я ж по доброй воле в это вперся. С тебя какой спрос? Я так понимаю, Юра не знает, что ты в курсе?

– Нет. Я не представляю, как об этом заговорить, и надо ли вообще, если это все равно ничего не изменит.

– Уверена?

Я смеюсь, глядя в пасмурное небо:

– Нет. Абсолютно. Ни в чем.

Время поджимает, и мы, не сговариваясь, идем в сторону нужного корпуса. Тишина между нами кажется тяжелой, как никогда. Чтобы ее хоть чем-то разбавить, рассказываю грустную историю своих ночных приключений и резюмирую с натужным смешком:

– Сегодня будет очень сложная смена.

Бутенко кивает, пропускает меня в лифт, заходит следом. Кабина дергается. Первый, второй, третий этаж… В звенящей тишине. А потом как взрыв:

– Уходи от него, Эля. Уходи, а?

ГЛАВА 19

ГЛАВА 19

– Ну, вот и последняя капельница! – ободряюще улыбаюсь Вере. – Ты как себя чувствуешь?

– Вообще не очень. Но то, что это последняя порция отравы, не может не радовать.

– Радоваться нужно тому, что она помогла, – назидательно выставляю перед собой указательный палец.

– Ну да, – Вера отводит глаза. – Кстати, я вот что спросить хотела: ты как вообще к балету относишься? У Есении премьера, помнишь Есению?

– Девочку Вершинина? Конечно.

– Ну вот, он подкинул Шведову билеты, но тот уезжает и не сможет пойти. Можем сходить с тобой, чтобы добру не пропасть. Как ты на это смотришь?

– Конечно же, положительно, ты как спросишь! Правда, я ничего не смыслю в балете.

– Ну, если Есения растянется посреди сцены, ты это поймешь.

– Это точно, – смеюсь. – Думаешь, она совсем бездарна?

– Да нет, – удивляется Вера, – почему? Есения и в столице делала большие успехи, насколько я знаю. Но потом что-то случилось, и она вернулась домой.

– Тогда сам бог велит идти. Единственное, надо будет подгадать с работой.

– Это суббота. На семь вечера. Сможешь?

– О, в субботу у меня выходной. Можем даже пораньше встретиться и перед театром забуриться в какой-нибудь ресторанчик. Я так давно никуда не выбиралась с подругами!

– Я только за.

Дверь в палату открывается. Заходит Бутенко. С тех пор, как он предложил мне уйти от мужа, прошло уже две недели. Но я до сих пор со стыда сгораю, стоит только вспомнить, как по-идиотски я на эту просьбу отреагировала.

– Добрый день. Как у нас дела?

– Все хорошо. Еще минут пятнадцать, – бормочу я и устремляюсь к выходу. Тогда я тоже сбежала, кстати. Как будто боялась, что Георгий насильно прикует меня к себе в случае отказа. Ну, не дура ли? Надумала себе всякого. На какое-то время поверив даже, что Жорка непременно попытается на мне отыграться. А ведь он с тех пор ни разу косо на меня не взглянул. Идиотка. Подозревать Бутенко в такой низости… Бутенко, который делает, кажется, все, чтобы облегчить мою новую жизнь. Да он на глаза мне старается лишний раз не попадаться. Словно знает, что мне невыносимо встречаться лицом к лицу с последствиями той ночи. Пересекаемся мы исключительно по делу. Но даже в эти моменты он разговаривает со мной предельно вежливо и корректно. А я все равно, как дикая, смотрю куда угодно, но не на него, и, вот как сейчас, тороплюсь поскорее смыться.

С другой стороны, меня, наверное, можно понять. Уж очень испугало меня его предложение бесцеремонным посягательством на то, что я всегда считала неизменным. Это было как кощунство. Как осквернение святыни. Ведь мой брак, мои отношения с Юрой в самом деле были для меня святы. И все во мне на дыбы встало, когда Бутенко бросил – «Уходи от него». Странно, да? Особенно потому, что в глубине души я уже и сама не отрицала такой возможности.

И не отрицаю. За эти две недели я, сколько ни старалась, так и не смогла забыть о Юркином предательстве. Я готовила ему завтрак, а перед глазами мелькали мучительные картинки его измены, я лежала под ним и думала о том, было ли ему с любовницей лучше. Я кивала, когда Юра завел очередной разговор о втором ребенке, и сама прикидывала в уме, как скоро после родов он отодвинет Мишку на второй план. Я садилась в машину к мужу, и каждый чертов раз осматривалась тайком, выискивая доказательства его измены. В какой-то момент даже стало интересно, что я буду делать, если найду в бардачке чужие трусы. Сделаю вид, что не заметила их? Съем и это, боясь скандалом разрушить наше с мужем хрупкое перемирие?

Я задавала все эти вопросы и медленно истекала кровью, замещая ее потерю ненавистью к себе.

– Ты выглядишь грустной. Опять какие-то проблемы с Юрой? – осторожно интересуется Вера, отпивая из бокала вино. Мы сидим в одном из лучших ресторанов морепродуктов. Нарядные и красивые. Но если честно, даже это не поднимает настроения. Тут Вера права.

– Уверена, что хочешь этим грузиться?

– Иначе бы не спрашивала.

Вообще я не очень привыкла делиться своими проблемами. Может, потому что у меня до поры до времени их просто не было. Не знаю. Но с той же Верой мы сблизились во многом как раз потому, что ни она, ни я не чувствовали необходимости трясти грязным бельем перед кем бы то ни было.

– Юра мне изменил. Давно. Еще до рождения Мишки.

Лицо Веры каменеет. Она в каком-то потерянном жесте трет лоб и надолго зависает, глядя в окно.

– И этот туда же. Что же они делают, Элька? Вы были последней парой, на которую я смотрела и цеплялась за мысль, что не все еще в этом долбаном мире потеряно, а теперь... Дай угадаю, тоже с секретаршей?

– Со старшей медсестрой, Вер. – Почему-то становится весело, – У Юрки нет секретарши.

– Считай, одно и то же, – отмахивается она.

– Ну, да. Такая пошлость. А почему тоже? – осторожно интересуюсь я. – Неужели твой Шведов… Серьезно?!

– А что тебя удивляет? – Вера горько улыбается, кроша хлеб.

– Ну-у-у, он производит впечатление абсолютно на тебе повернутого человека. Ты уж прости, если что не так.

– Не за что прощать. Он и есть повернутый. Иначе бы давно уже меня отпустил.

– А ты… хотела уйти?

– Я уходила. – В глазах Веры мелькает сталь. И я понимаю, что она, вся такая нежная и воздушная снаружи, имеет негнущийся стержень внутри. Вот, кто бы точно не стал межеваться, как я.