Лекарство от одиночества

– Ладно. Пойду.

И я сбегаю, опасаясь обернуться и прочитать в Юркиных глазах интерес к другой. В конце концов, всему можно найти оправдание. Всему, кроме его измены. Может, если вспоминать об этом почаще, искушение его простить со временем сойдет на нет? А пока это такая борьба с собой! Каждодневная изнуряющая борьба. Хватит ли на нее моих сил? Я не знаю. И надо ли бороться с собой?

Поднимаюсь в квартиру. Готовлю кофе из капсул, которые позавчера мне привез Бутенко. Я, конечно, возмутилась, что сама могу купить нам с Мишаней все необходимое. Вот только чуть лучше станет! Но Георгий съехал на то, что машина у него редкая, и капсулы на нее довольно трудно найти. Может, и так, конечно, откуда мне знать? Я же их еще не искала. Но говяжья вырезка, которую он притащил вместе с капсулами, в числе дефицитных продуктов точно не числилась. Как и овощи, продающиеся в палатках на каждом шагу. Я открыла было рот, чтоб поспорить, ну или, на худой конец, договориться о компенсации затраченных на нас средств, но Бутенко, не иначе как прочитав мои мысли, так зыркнул, что я тут же затолкала кошелек обратно в сумочку.

Так и жила. Отвлекаясь на редких гостей, сына и полоскание горла. И с виду, наверное, казалось, что я держусь огурцом. Вряд ли кто догадывался, что со мной происходит на самом деле. Скольких сил мне стоит даже просто встать утром с кровати.

Машина пищит, сигнализируя о том, что мой напиток готов. Подношу чашку к носу, принюхиваюсь. Так и есть… Ко мне потихоньку возвращается обоняние. Наконец-то. В блаженстве жмурюсь. Телефон оживает, как раз когда я ставлю чашку в раковину. Звонит Вера, зовет на пляж.

– Давай, Эльвира. Проводим последний день лета достойно.

– Ну, давай. Ты с Семеном будешь?

– Нет. Но если хочешь, бери с собой Юру.

– Да ну. Рабочий день ведь, – бормочу я, а поймав себя на том, что выдумываю какие-то мало относящиеся к делу отмазки, решительно добавляю: – Да и расстались мы, Вера.

Вот и все. Теперь и друзья в курсе. А для меня это, поверьте, большой шаг. Все равно, что признаться в том, что по всем фронтам проиграла…

– Значит, ты от него ушла.

– Да. Бутенко пустил в свою квартиру пожить.

В трубке немым укором повисает молчание. Да знаю я, знаю! Неправильно это. Но тогда я меньше всего о том думала, а сейчас… Ну, какой у меня выход на самом деле?

– Ясно. Тогда будь готова, я заеду за тобой сразу после заседания кафедры, где-то около двенадцати.

Прощаемся. Торопиться мне некуда, но ведь я так и не распаковала чемоданы, и бог его знает, есть ли среди собранного барахла купальник? Я так спешила, что банально не помню. В памяти то утро запечатлелось смазанным черно-белым пятном, перечеркнутым Юркиным «узкоглазый».

Открываю молнию на самом большом чемодане. Сглатываю. Пока те стояли в ряд у стеночки, как будто еще оставался шанс все переиграть. А разобрав их, я словно сжигаю за собой мосты. Глупость, конечно. Что стоит собрать их снова? Казалось бы, нет ничего проще, тогда какого черта мне в этом обыденном действии видится что-то фатальное? Злясь на себя, вытряхиваю шмотье на пол. Что-то распихиваю по полкам, что-то кладу в комод. Нахожу злосчастный купальник, шорты и футболку, которые вполне подойдут для поездки на пляж. Достаю сланцы. Все выходит быстрее, чем я думала. Когда Вера звонит сообщить, что подъехала, я уже одеваюсь. Бросив ей, что бегу, еще раз прохожусь взглядом по выпирающему из чашечек верху груди. И почему только мне этот купальник казался приличным? Примеряю другой – та же история. В конце концов, сдаюсь и, оставив все как есть, надеваю поверх футболку. В канун первого сентября вряд ли на косе будет много отдыхающих. Глядишь, никто не пристанет.

До косы доезжаем на удивление быстро.

– Ого, Эль… – играет бровями Вера. – Ты добавила, что ли? – рисует руками в воздухе внушительный бюст.

– Нет. Ты что? Думаешь, я, как всякая разведенка, пустилась во все тяжкие?

– Ну, ты еще не разведенка, – вносит поправку Вера, стягивая шорты с тощих бедер.

– Ага, – скептически закатываю глаза. – У меня все впереди.

– Или нет. Я думала, ты мне врача посоветуешь.

– Хочешь импланты? – удивляюсь, разглядывая красивую Верину единичку.

– Нет, но мало ли. Вдруг мне придется прогнуться под Шведова и удалить молочную железу?

– Ты под навес сядь, и не придется, – хмурюсь я, с опозданием вспомнив, что подруге противопоказано находиться на солнце. – Слушай, может, мы вообще зря сюда приперлись?

– Я тебя умоляю. Что, мне теперь не жить?

– Операция была недавно.

– И черт с ней. К тому же у нас низкий уровень ультрафиолета.

– Слушай, Вер, у тебя же вроде нет показания к удалению.

– Ты это Шведову скажи. Он готов меня выпотрошить, лишь бы только жила. Я смеюсь, говорю, мол, будет тебе еще одно чучело. Человеческое! Эксклюзив.

Вера осекается, прочитав по моему взбледнувшему лицу, как дико звучат ее шуточки.

– Вер, Верка… Ну, ты чего, малыш? Не думала обратиться к психологу?

Вера растирает лицо ладонями:

– Может, и надо. Ты прости, что я…

– Ну что ты? У Бутенко попроси номерок. Он наверняка знает специалистов, работающих с похожими случаями.

Вера срывает порыжевшую к осени травинку, сует задумчиво в рот.

– Да, надо. Но не сегодня. Потому что сегодня я планировала кайфовать. Давай обо всем забудем? Смотри, как красиво. Знаешь, подобравшись к черте, оптика совершенно меняется. Прозреваешь, как после операции по удалению катаракты.

– Ага. Красиво. Пойдем, искупаемся?

– Наперегонки!

Тут я, конечно, весьма переоцениваю свои силы. После болячки бежать нет сил. Это не бег, а какая-то пародия. Валюсь в воду, поднимая фонтан брызг.

– Ой, Вера, мы с тобой как два инвалида.

– Почему как? Мне вообще-то полагается группа, – улыбается она, по-собачьи смешно приближаясь ко мне. В ужасе закусив язык, гляжу на подругу. Только я могла так опростоволоситься! Только я…

– Вера, – шепчу, облизав губы. – Прости, пожалуйста.

Я еще что-то бормочу и пропускаю момент, когда Вера начинает ржать.

– Ой, Элька…

– Да ну тебя! Я уж было решила, что смертельно тебя обидела. А ты… – плещу в лицо подруги водой.

– Нельзя мне обижаться. От обиды все женские болячки. Надо отпускать. Это мне Бутенко сказал, кстати. Так что инфа – сотка.

– Врешь! – щурюсь я, уверенная, что Вера опять хулиганит. – Он не мог. Это же антинаучно.

– Зато вполне в духе буддизма.

Я резко останавливаюсь и с головой ухожу под воду, не нащупав дна под ногами.

– Бутенко – буддист? – изумляюсь я, выныривая и отфыркиваясь, как кит. Соленая вода выедает глаза – я плачу.

– Ты не знала?

– Нет. Удивила – так удивила. Я думала, это сугубо наша местечковая мода. Ввиду историко-географических особенностей, так сказать. А Бутенко все-таки – парень пришлый. Он даже рыбалку не любит, прикинь? За столько лет не проникся!

– Зато у него дед – японец.

– А?

– Коммунист. Их там в свое время преследовали люто. Так он сбежал. Самому генсеку написал письмо с просьбой предоставить его семье политическое убежище, представляешь? Но дали только ему.