Лекарство от одиночества

Жорка тоже улыбается, скосив глаза вниз.

– Что? – переспрашиваю я.

– У тебя, кажется, талия поплыла.

– Да?

Машинально касаюсь рукой живота, не став досматривать все оттенки эмоций, написанных у Жорки на лице. Слишком сладкие они. И одновременно с тем горькие. Ведь по правде я не с ним совсем хотела бы их разделить.

В саду меня встречают так, словно я с войны вернулась. Еще бы. Неделю Мишку забирали бабушки с дедушками и… отец. О, да. К Валову у меня ноль вопросов.

– Ой, а у тебя же кресла нет, Жор!

– Обижаешь.

Бутенко выходит и достает из багажника новенькое навороченное автокресло. И во мне это отзывается очередной теплой волной.

– Зачем ты тратился? Ну, вот сколько там раз оно понадобится?

– Много. Или ты думаешь, я так быстро от вас откажусь? – хмыкает Бутенко, скосив на меня взгляд. А я, не зная, как реагировать, закусываю губу. Ведь честней всего по отношению к Георгию было бы признаться, что на отношения со мной у него нет шансов. Но он так старается, что я не могу. Вместо этого я пересаживаюсь к сыну назад. И всю дорогу до нашего дома, а потом и до дома Георгия, мы с Мишкой болтаем обо всем, что с ним произошло, пока меня не было.

– А мой блатик тут? – тычет Мишка пальчиком мне под ребра. Я невольно бросаю взгляд в зеркало заднего вида и залипаю в черных Жоркиных глазах.

– Или сестричка, – сдвигаю маленькую ладошку чуть ниже.

– Дочку хочешь?

Мы впервые об этом говорим. Веду плечом, вдруг осознав, что все это время была в таком стрессе, что о поле ребенка даже и не задумывалась. А ведь меня мог ждать сюрприз, который полностью исключало ЭКО. Там я с первых дней знала, что ношу сына.

– Не знаю. С одной стороны, да. С другой… С парнем я хоть уже знаю что делать. А ты? – спрашиваю, поддерживая разговор, притворяясь, что мы – счастливые родители, которые ждут ребенка, а не совершенно чужие друг другу люди и тем самым создавая для нас иллюзию нормальности.

– Я бы дочь хотел. Сын у меня уже есть, – огорошивает Бутенко. Я вздёргиваю брови. Нет, ну а что? Он ведь никогда не рассказывал о своей прошлой жизни. Было глупо думать, что в его возрасте Георгий не был женат и не обзавёлся потомством. – Мы когда пол узнаем? Примерно недель через семь?

– Да, где-то так. Не терпится?

– Надо ж успеть ремонт сделать.

– Ты собираешься делать ремонт?

– В его комнате. Или ее.

– Серьезно, будешь так заморачиваться?

– А что тебя удивляет?

Он…. Наверное, больше всего меня удивляет он. Но этого ведь не скажешь. К счастью, избавляя меня от ответа, мы, наконец, доезжаем до цели. Я выхожу, и пока Георгий открывает ворота, помогаю Мишке выбраться из машины. Верчу головой по сторонам, ошеломленная открывающимися красотами. Краски настолько яркие, что режет глаз. Золото берез, багрянец рябин и ильмы, все оттенки охры и зелени мхов, укрывающих отвесные склоны – нет ничего красивее.

– Миша, давай, опускайся на землю. Маме нельзя тебя таскать.

– Хочу на ручки! – куксится сынок.

– Тогда иди ко мне.

Жора раскрывает объятия, и Мишка послушно перебирается в его руки. Правда, хватает его ненадолго. Стоит парню завидеть батут, как он начинает извиваться ужом, требуя немедленно поставить его на землю.

– Неугомонный, – улыбается Георгий.

– Да.

Идем рядышком за Мишкой вглубь территории. Перед глазами расстилается бескрайний океан. Лазурные волны в белоснежных шапках пены, разбиваясь о камни, взмывают вверх миллионами сверкающих брызг. А по округе, словно эхо осени, разносится шум прибоя.

– Вчера сюда приплывали косатки. Вон там целая стая гоняла сивучей.

– Да ты что? – восхищаюсь я.

– Угу. Хочешь, здесь ужин накрою? Вдруг еще приплывут.

– Хочу.

Тем более что в дом идти у меня совсем нет желания. Стыдно вспоминать, чем закончилась наша последняя встреча.

Жорка устраивает меня в садовом кресле и уходит за толстым пахнущим горькими травами пледом.

– Закутайся.

– Может, тебе помочь?

– Сиди.

Вечер идет своим чередом. Жорка разжигает очаг, накрывает на стол. Мишка носится вокруг – все ему интересно.

– А лиситьки нет! – шмыгает носом разочарованно. Надо же, запомнил, что мы тут лису видели.

– Зато вон смотри. Косатки. – Георгий протягивает малому огромный бинокль. Объясняет, как с ним надо управляться, что-то говорит тихо. Мишка визжит в полнейшем восторге, захлебываясь эмоциями, подпрыгивает в Жоркиных руках. А когда тот отворачивается, бросая в мою сторону долгие задумчивые взгляды, хватает его за нос и настойчиво поворачивает к океану:

– Ну смотли же! Смотли, какая огломная лыбина!

От них просто невозможно отвести глаз. А потому я даже не знаю, что все же заставляет меня обернуться и…

– Юра…

– Папа! Папочка, смотли! Там киты… – визжит Мишка, сползая на пол и подбегая к Валову. Тот подхватывает сына, глядя то на меня, то на Жорку. И такое в его глазах…

– Юра, – повторяю я.

– Вот это заехал к другу, – Валов потрясает зажатой в руке бутылкой дорогого коньяка. – Твою ж мать. Твою же… Вот так, да?

– Миш, сынок, иди к маме.

– Какой он тебе, на хрен, сынок?!

– Отпусти малого к матери. И поговорим, – настаивает Бутенко и добавляет резко: – Юр, не дури, ей нельзя волноваться! Мы только из больницы.

Валов все-таки опускает сына на землю. Трясет головой, будто не в силах поверить своим глазам.

– И когда вы собирались обо всем мне рассказать?

– В ближайшее время. Как ты понимаешь, по определенным причинам нам было не до этого, – вместо меня отвечает Бутенко.

– М-м-м, ну да.

– Юр, давай отойдем. Я понимаю, как тебе, но не надо… Для Эли это тоже все нелегко.

– А для тебя? Как оно, Жор, бабу друга трахать?

Георгий сжимает челюсти. Поворачивается ко мне:

– Эль, похоже, уйти придется вам с Мишкой.

– Ну да, как же! Чтобы вы поубивали друг друга? Юр, прекрати. Пожалуйста. Ты знаешь, что меня подтолкнуло к случившемуся. Георгий вообще ни в чем не виноват. Я сама к нему пришла… О, да господи, у нас и не было ничего кроме того раза!

– Но не потому, что Георгий того бы не хотел. А я, дурак, смотрю, чего это он для тебя так старается… Работа, направление в универ, квартира. А что ж ты, Жор, ее к себе не позвал?