Лекарство против СПИДа

— Да, — говорила Галина, — уже выезжаете? Через сколько? Где? Ладно, я собираюсь и выхожу. Да, у меня. Хорошо, поблагодарю. Ну пока.

Она появилась в дверном проеме и, томно потянувшись, тряхнула волосами.

— Светка сказала, что они уже выезжают и через пятнадцать минут будут ждать меня на бульваре напротив Грибоедова. Она просила поблагодарить тебя за билеты — ей давно хотелось сходить на Хазанова.

— А как поблагодарить, она тебе не сказала? — усмехнулся Денис и махнул рукой. — Да ладно, идите, девочки, веселитесь.

— А ты что будешь делать?

— Поеду домой плащ отстирывать. А потом напьюсь и буду переживать из-за твоего отказа.

— Только не звони мне спьяну и не тревожь моих родителей.

— И это все, что ты мне хочешь сказать?

— Давай одеваться.

Ему все-таки удалось поцеловать её щечку, когда он подавал ей шубу, и поправлял длинный пушистый хвост, который она сколола заколкой.

— Ай, ну хватит, румяна сотрешь. И прекрати вздыхать?

— Поехали в Америку, Галчонок, ну пожалуйста. Спроси хоть у папы с мамой, может, они тебя уговорят.

— Даже если бы они меня стали уговаривать, я бы все равно их не бросила. Какой ты все-таки грязный!

— Зато чист душой.

— Я заметила.

Когда они проходили все тем же переулком, он взял ее под руку и хотел было провести по другой стороне, поскольку напротив «Инкомбанка» стояли две милицейские машины, «скорая», суетилось множество людей, в том числе и телевизионщики, однако Галина упорно тянула его пройти через эту толпу. Трупы успели убрать, но вид белой «волги», пробитой пулями, и белого снега, залитого кровью, сам по себе был достаточно живописен.

— Ну как, не страшно? — поинтересовался Денис, когда они вышли на бульвар и повернули налево, к памятнику Грибоедову.

— Страшно… — неуверенно ответила она.

— Вот то-то.

— Где же Светка? А, вот они.

Им не пришлось переходить трамвайных путей, поскольку белые, заляпанные грязью «жигули» уже медленно ехали навстречу. Машина затормозила у бровки, и Галина взялась за ручку дверцы.

— Ну хоть на прощание-то поцелуй, — как-то жалобно попросил Денис, и тогда она с улыбкой поцеловала собственный указательный палец и лукаво прислонила к его щеке.

— Все, пока, звони.

— А что звонить, раз ты мне отказала!

— Ну, тогда не звони.

Машина уехала, но он даже не посмотрел ей вслед, потому что переходил на другую сторону дороги, чтобы немного пройтись по бульвару и успокоить взвинченные нервы. Все оставалось неопределенным, неясным, тревожным и… таким волнующим и заманчивым. Когда он, уткнувшись носом в снег, лежал в переулке, униженное и испуганное сознание требовало очевидного вывода — уехать любой ценой. Покинуть эту страну тупой и всевластной бюрократии, страну люмпенов с менталитетом Иванушки-дурачка — ничего не делая, по щучьему велению, вложив денежки в какую-то фирму, получить все и сразу; страну неряшливости и разгильдяйства, пьянства и беззакония. Но теперь острое чувство влюбленности буквально брало за горло, и он не представлял себе, что будет делать без Галины в благополучной и безопасной Америке. Да, сейчас она ему в очередной раз отказала, но разве не настойчивость является главным качеством влюбленного? Ведь других поклонников у нее нет, так можно ли уйти от нее именно сейчас? Ну, останется он вновь один, будет мучиться, пьянствовать и изнывать от тоски — и что? Любая девушка рано или поздно выходит замуж, и если сейчас, после двух с лишним лет ухаживания, он вдруг откажется от нее, то следующий поклонник добьется ее достаточно быстро — она будет помнить о печальных последствиях своего слишком долгого упрямства и… Так что — ждать, пока она согласится… или вдруг влюбится в кого-то другого? Черт, как жаль, что он лишен дара предвидения!

Денис прошелся по бульвару, остановился позади памятника Грибоедову и, слушая звон трамвая, неожиданно, но очень отчетливо понял одно — никуда он не уедет. И дело не в родных церквях и пейзажах, культуре, языке и традициях — дело в самых дорогих друзьях и самых милых на свете женщинах.

Слезы уже кончились, а водка еще нет. Денис сидел прямо на полу, прислонившись щекой к подножию двуспальной кровати, которая должна была служить местом воплощения райских грез, а оказалась открытой мучительной раной. Бутылка на три четверти опустела, наступило теплое и тяжелое равнодушие. Да, он несчастен, да, от него сбежала жена… или с ней что-то произошло?… Ну, неважно, главное, что он несчастен. Сегодня он переживает самый несчастный момент в своей жизни, значит, надо напрячь все душевные силы, чтобы побыстрее устать от страданий; надо заглушить остроту чувств пьянством, чтобы затем, когда станет плохо не только духовно, но и физически, вернуться к нормальной жизни, веря, что все еще обязательно будет… будет… будет — в конце концов, впереди еще половина жизни!

Однако как же сейчас тяжело, и насколько же точен рецепт сделать человека несчастным — поманить его надеждой, воплощающей самые сокровенные желания, а в последний момент, когда он уже поверил в возможность их осуществления, оставить одно лишь разочарование! Разочарование… — вот самый точный синоним несчастья! Сначала очарование, потом разочарование — именно так. Внезапно свалившееся счастье это удача, то есть счастье всего лишь наполовину. Истинное же счастье — это то, которое долго искал и которое составляло главное очарование жизни. А теперь все улетучилось, он разбит, пьян, разочарован, и всех его душевных и физических сил хватает только на то, чтобы вытягивать из пачки сигарету за сигаретой, а из памяти — очередное воспоминание.

После того дня, когда он сначала едва не лишился жизни, а потом чуть было не пожалел, что этого не произошло, Денис решил на какое-то время исчезнуть, не звонить и не встречаться с Галиной, и попытаться успокоиться. В конце концов неужели смысл его жизни состоял лишь в том, чтобы жениться и всю оставшуюся жизнь зарабатывать на прихоти жены, то есть на то, что по-мещански называется «обеспечивать семью»? Или же у него было какое-то иное призвание, вошедшее сейчас в противоречие с элементарным желанием простого и понятного семейного счастья? Он уже не раз достаточно спокойно размышлял об этом, пребывая в одиночестве, но стоило ему увидеть Галину, и он мгновенно превращался в веселого и резвого щенка, готового принести ей в зубах все, что она пожелает, да еще благодарно вилять хвостом за то. Не пора ли покончить с этой унизительной ролью?

И вот начался месяц, во время которого он чуть было не спился от внезапно нахлынувшего одиночества и чудовищной, неимоверной депрессии. Сама Галина, разумеется, не звонила, и он не знал, что с ней и как она. Только иногда, спьяну, набирал ее номер и, услышав знакомый голос, тут же вешал трубку. Нет, никакого успокоения не приходило, невыносимое женское упрямство оказалось менее страшной вещью, чем одиночество. Поняв это и устав упорствовать, Денис решился на попытку примирения.

В самый канун Нового года он попросил одного приятеля встретить Галину после работы с букетом цветов и роскошным шоколадным набором, поздравить от его имени, а затем, как бы невзначай, сказать такую фразу: «Если вы хотите увидеть Дениса, то можете зайти в кафе «Гладиолус»«. В свое время они часто забегали в это кафе, которое находилось на полдороге между ее работой — телефонной станцией — и домом.

Заняв столик в ее любимом углу, Денис сделал заказ и стал ждать, волнуясь так; как не волновался даже в шестнадцать лет перед первым свиданием. Странное дело, но это волнение словно бы говорило о том, что ничто не исчезает бесследно, и свое прошлое мы носим собой в отдаленных уголках памяти. Наша личность — это наше прошлое, хотя, к счастью, не только оно. А само счастье складывается не из череды лет, из тех мгновений, которые стоят этих лет. Он понял это, когда поднял голову от бокала и увидел такую знакомую стройную фигурку в белом свитере и синих джинсах.

Поспешно поднявшись, он пошел ей навстречу, зачем-то взял за руку и неуклюже поцеловал в щеку. И — удивительное дело! — она не отстранилась, не воспротивилась, а, словно бы смутившись, тихо сказала:

— Здравствуй…

Ему показалось, что за это время она сильно изменилось, и это подтвердилось. Первые десять минут они разговаривали и вели себя так скованно и смущенно, словно впервые встретились и в истории их отношений не было трех лет, заполненных холодностью и лукавством, проклятиями и благословением, радостью и разочарованием. Это. чувство неузнаваемости, долго не проходило, хотя постепенно оба становились естественными, он стал рассказывать ей, как мучился все эти дни, и как-то незаметно, после потом Денис так и не смог вспомнить этого момента, — она вдруг сказала: «Теперь я согласна…» Кажется, это было, когда на вопрос «Зачем же ты пил?» — он ответил: «Затем, что не мог вынести твоего отказа…»