Лёлита или роман про Ё

Морок преследовал годами. Должно быть, он служил своеобразным пожарным клапаном — нужно же как-нибудь избавляться от копящегося день за днём страха жить?

Но, странное дело: точно помню, что сон с чудовищем за дверью оставил меня, едва я познал чуть более страшную сущность — женщину… Или просто совпало? А только с незапамятно младых соплей я предельно ясно представляю себе, как выглядит дьявол.

Поэтому, может быть, и не боюсь смерти.

И — всё-таки…

Всё-таки те десять шагов показались мне возвращением в давно забытое. Чувства ожили и принялись щепить тело на молекулы, а разум на что-то и того мельче. На протоны, что ли. И те носились по черепу, долбясь изнутри о стенки, как будто он был пустой.

Прошлое настигло. Я нисколько не сомневался, что внутри артефакта та самая вязкая тьма с мордоворотом, безвольно шёл на последнее свидание с ним и тупо отсчитывал последние шаги своей жизни на этой, не такой уж и отвратительной, как оказывалось, земле…

Спокойно, Андрюха. Ничего страшного: ты просто умрёшь, и всё. И ничего больше не будет. Ну — дьявол. Ну — душу высосет. А как ты хотел? Жил бы поправедней,

и не думалось бы теперь. А теперь чего уж… Теперь главное не обделаться напоследок. Чтобы окончательно-то ребятню не разочаровать. Стерпишь? Терпи, брат. Щас, щас всё кончится. Ау, меписдопл, где ты там?

На последнем шаге ноги мои подкосились, и я рухнул на колени, припав к артефакту аки блудный сын к безымянному отцу с картины Рембрандта…

Но светопреставления не последовало. Небеса не засверкали, земля не разверзлась, да и сам короб упорно не проявлял никаких признаков жизни — ни загробной, ни бытовой. Я разожмурился: это был улей.

Обычный старый улей. Стенки его оказались на ощупь мягче пенопласта и мылко крошились под пальцами.

— Идите сюда, — окликнул я свой отряд. — Борть это!

— Чего? — не поняла Лёлька.

— Ну, улей, — и поднялся с колен. — Пчёлы. Мёд…

— А вон ещё один, — отозвался Тим. — И вон. Это ж…

— Это пасека, ребята. Это — пасека! — холодок понемногу сползал к икрам, в голове прояснялось и подсказывало: ну, чего встал? ликуй. — Вы понимаете? Мы дошли! Посреди леса пасек не ставят…

— Посреди ЭТОГО? — уточнила Лёлька.

— Да прекрати ты, — меня уже трудно было сбить с панталыку. — Раз ульи, значит, и хибара должна быть. А где хибара, там люди. Алё! Есть тут кто? — гаркнул я в темноту.

Молчание…

— Нет, ты подумай, целое лето под самым носом проторчали, — вот когда он только пришёл, отходняк-то. — Всё ты, Тимка: шалаш, шалаш… Слушать же надо, когда говорю…

— Конечно, кто же ещё виноват… Тимка!

— Конечно! Чингачгук, блин! В первую неделю мог бы разведать, если бы не в одну сторону таскался…

— Ух, какие мы теперь умные стали!

— Вы чего собачитесь-то? — не выдержала Лёлька. — Радоваться надо, а они грызутся.

— Да ладно. Ерунда это всё. Теперь — ерунда. Ау-у! — кинул я повторный и такой же безответный клич.

Туман потихоньку уступал место чистой темноте, в ней всё отчётливее различались пчелиные домики, а лучше сказать кладбища. Десятка с полтора мы насчитали. А вот хибарой, как ни странно, не пахло. А главное, впереди снова начинались деревья.

— Ну и где твои люди? — подытожил Тим.

А правда — где?.. Мы находились посереди довольно большого, соток, не знаю, в пятьдесят, а то и во все сто, урочища. Для ночлега — почти идеально. Для разочарования тоже.

Да, пусто. Но, по крайней мере, убедились, что двигаться надо, и не сегодня, так завтра куда-нибудь, а выйдем. А не завтра, так…

— Ну и ладно, — сказал я и долбанул ногой по одному из коробов, тот рассыпался в труху. — Сейчас щепки эти запалим и нормальных дров наберём. Чего носы повесили? Привал.

Лёлька тут же принялась стелить брезент. Тим пошёл сучья искать. Ошмётки стояка занялись на ура.

«Дошли! Дошли!»… Ты бы ещё джигу сплясал!

С другой стороны, это был первый за всё время намёк на присутствие во вставшем на дыбы мире человека. Лучше же, чем ничего. А утром будем разбираться. Какая ни то тропка отсюда должна же вести?..

Ход моих здравых мыслей прервал Тимкин свист.

— Айда, чего покажу, — позвал он из темноты.

— Ты где?

— Да тут я. Собирайте всё и сюда идите.

Я попросил Лёльку отвернуться и залил огонь. Мы нашли нашего гайдара по огоньку сигареты.

— Ну и что за спешка? До утра нельзя было?

— Сам не видишь?

И я увидел: чаща кончилась — за редкими соснами проступал силуэт долгожданной хибары…

— Нравится?

— Да кто ж его знает… Пошли смотреть.

2. Великий конспиратор

Хибара оказалась не просто хибарой — избой.

Света в окошках не было, отчего казалось, что и окошек-то в помине нет. Ну, так ведь не город, засветло, чай, ложатся…

Подойдя поближе, разглядели ещё одну.

А дальше вон, кажется, и ещё…

Это ж целая улица! Только странная какая-то. Не больно приветливая: мало что без огней — без дороги. Прогал имеется, а наката нет, трава, как всё равно сто лет сюда никто не ездил…

Да чего гадать-то! И я взялся за калитку. Та не поддалась.

Зато штакетина осталась в руке: гнилая и вытлевшая, совсем как ульи.

За забором сорняк чуть не в рост.

Брошенный дом.

Двинули к следующему — наискосок. И во второй огород, тоже поросший бурьяном, ходу не было.

— Похоже, мёртвая деревня, ребятишки, — злоключил я. — Пойдёмте, что ли, до конца прогуляемся…

В домишках не читалось и намека на присутствие человека. Больше того: оставаясь за спиной, они навевали дополнительного непокоя.

Это было не просто обидно — это выглядело как форменная издёвка: хотели? — нате! а вот за содержание не обессудьте, чем богаты…

Оканчивался порядок строением повыше прочих, напоминавшим часовенку — купол разве с чем спутаешь? Действительно: что же за дорога, коли не к храму…

Оставалось лишь выбрать домик поприличней и расположиться до светла.

Я едва сдержался, чтобы не напугать детей идиотским предположением, что в первой же хате мы непременно наткнёмся на скелет на лавке: уж больно просто было бы — апартаменты да вдруг и без скелета!

Или без привидения…

А куда деваться? Шалашик-то вон где остался.