Ленин. Социально-теоретическая реконструкция
Шрифт:
Источники
Ленинский марксизм питался из множества разнообразных источников, каждый из которых в свое время представлял возможности революционного преобразования общества. Таким было французское Просвещение, а позже — революционное якобинство как наследие революционной буржуазии, без которого нельзя было выйти за рамки традиционного (азиатского, феодального и т. д.) общества. В качестве самостоятельной традиции Ленин воспринимал Парижскую коммуну, которая была для него вершиной французского социализма. Важнейшими из русских предшественников Ленина можно считать Чернышевского и русское западничество (Белинского, Герцена и других), а также революционных народников, традицию русского якобинства. Все эти предпосылки были синтезированы на основе идей Маркса и Энгельса, но Ленин многому научился и у Плеханова — главным образом интерпретации философского материализма, а также у немецкой социал-демократии — прежде всего в области идеологии и практики современного рабочего движения. Из этих источников вытекала ориентированность его мышления на массовое движение и политику.
В ленинском марксизме все эти источники были «сплавлены» в рамках соединения теории и практики, культуры и политики на основе классового подхода, но при этом Ленин никогда не принимал вульгарного классового подхода, популистской концепции классовой борьбы, а также ее неприемлемой противоположности, финалистского изображения действительности. Главным вопросом ленинской «теоретической практики»
Конечно, Ленин был автономным мыслителем, однако он не создал в рамках марксизма самостоятельной теоретической системы, «изма», хотя даже многие современные мыслители, систематизирующие идеи Ленина, пишут о ленинизме. [1155] Ленин «динамизировал», обогатил новыми идеями и применил на практике в новых условиях марксистскую традицию, которую намеревалась похоронить «официальная» европейская социал-демократия. Исправляя другое недоразумения, следует подчеркнуть, что ленинский марксизм, ориентированный на массовое движение и политику, отнюдь не означает обусловленной «русскими источниками» теории «заговорщицкой партии».
1155
Когда незадолго до смерти Ленина Троцкий сравнил его с Марксом, Ленин, по свидетельству Крупской, воспринял это как честь, но преувеличенную, так как он понимал, что не разработал ни самостоятельной научной методологии, ни отличной от марксизма теории. Ленину было чуждо стремление к бюрократическому созданию «систем», что заметил такой оригинальный интерпретатор ленинских идей, как А. Грамши. Критикуя антидиалектическую «систему» Бухарина, отвергнутую и Лениным, итальянский философ писал: «Обычно думают, что наука обязательно означает “систему” и поэтому днем и ночью занимаются конструированием систем, которые, вместо внутреннего единства, характерного для системы, обладают лишь ее механическими внешними признаками» (Gramsci A. Filoz'ofi ai fr`asok. Р. 190).
Организационный вопрос
Из российских источников ленинской «теории партии» выводят централизованное строение нелегальной партии-авангарда («партии профессиональных революционеров»), что справедливо лишь отчасти и с оговорками. На самом деле — и это не очевидно — важнейшим в ленинском марксизме является не конкретно-историческое строение и опыт нелегальной партии, которые тесно связаны с определенной исторической эпохой, а тот заставляющий и сегодня задуматься момент, что в ленинской теории «рабочая партия» (что никогда не означало партии работников физического труда!) предстает перед нами как организация, способствующая созданию обществом сети политических и культурных «гражданских» объединений, общественной (не оппозиционной!!) контрвласти. В этом смысле партия представляет собой организационную сеть, помогающую осознать и артикулировать различные интересы, «организационную форму пролетарского классового сознания» (Д. Лукач), демиурга горизонтально и вертикально структурированного общественного сопротивления, «руководящей силой» которого является пролетариат. Согласно ленинской теории и практике, кадры «контробщества» должны воспитываться нелегальной и централизованной революционной партией. Следовательно, по ленинской концепции, исторической задачей социал-демократической, а позже коммунистической партии было не одно только «привнесение классового сознания» в ряды пролетариата (это понял уже Каутский, у которого Ленин позаимствовал эту идею). В представлении Ленина партия как самостоятельный деятель, как «наиболее революционная часть класса» заинтересована в сознательном, революционном преобразовании истории и имеет право на существование только до тех пор, пока класс наемных рабочих не создаст экономические и политические предпосылки для самоупразднения. В этом смысле Ленин уже в апреле 1917 г. предложил назвать партию коммунистической. У него не было «готовой» теории на тот случай, если партия как в организационном, так и в теоретическом и социологическом смысле станет воплощением «отсутствующих предпосылок социализма». Одной из причин и следствий возникновения однопартийной системы было именно то, что партия заняла место пролетариата. Однако и созданные в Европе коммунистические партии организационно охватывали лишь меньшую, действительно революционную часть пролетариата. Ленин чувствовал, что в этой ситуации деятельность этих партий определяется комбинацией упомянутых выше прагматическо-бюрократической и революционно-мессианской установок. «Пролетарское классовое сознание» постепенно воплотилось в пришедшей к власти РКП(б), превратившейся в своего рода организационного «демиурга»; таким образом, организационный вопрос поднялся до уровня общей проблемы отправления власти. Рассматривая эти процессы со стороны 1930-х гг., можно сказать, что при данных исторических условиях «огосударствление» партии было неизбежно.
Крах революционных взрывов в Западной Европе не получил в теории Ленина обоснованного объяснения. Молодой Лукач, остановившись в «Истории и классовом сознании» на причинах неожиданного идеологического кризиса пролетариата, пришел к выводу, что подчеркивание «меньшевизма», «экономизма», роли и «омелкобуржуазивания» «рабочей аристократии» не затрагивало тотальности, то есть сути вопроса. Сетуя на «границы революционной стихийности», он нашел выход в повышении «решающей роли» организационных структур (прежде всего применительно к положению в Германии), как их понимал Ленин, поскольку одного лишь пропагандистского просвещения масс недостаточно для привнесения в спонтанное движение растущей сознательности, которая позволит этому движению преодолеть мертвую точку. Партии необходимо влиять на весь пролетариат с учетом его «непосредственных интересов». Согласно аргументации
Лукача, невозможно доказать, что революционная решимость различных слоев пролетариата прямо пропорциональна их плохому экономическому положению и наоборот, поэтому — главным образом на основании анализа ситуации в Германии — он и пришел к мысли об определяющей роли побудительного влияния организации. [1156]1156
Лукач Д. Политические тексты. М., 2006. С. 190–191.
Почти 50 лет спустя пожилой Лукач — по сути дела полемизируя со своим собственным мнением, высказанным в молодости, — отыскал слабое место во взглядах Ленина на партию и классовое сознание пролетариата. Пожилой Лукач, в отличие от молодого, видел основную проблему уже не в «идеологической отсталости пролетариата». Ни механистичная теория спонтанности, ни схематическое применение идеи «привнесенного извне классового сознания» не разрешили проблемы, «кризиса» «адекватного» антикапиталистического сознания пролетариата. В своей критике Ленина Лукач перенес внимание с идеологического момента на экономический, на изменения в характере капиталистической экономики и их влияние на сознание людей. Он считал, что ленинская концепция, революционным образом сопоставившая идеи Маркса с современностью, была чрезмерно нацелена на революционизацию идеологии, вследствие чего эта идеология недостаточно конкретно направлялась на настоящий предмет революционизации, на изменение капиталистической экономики. [1157]
1157
Лукач Д. К онтологии общественного бытия. Пролегомены. М., 1991. С. 304.
Ленин не смог уловить, как отразилась экономическая специфика «новейшего» этапа капиталистического развития на изменениях в рабочем движении «развитых стран». В этом смысле экономические интересы как движущие силы общественных процессов выпали из центра его мышления. Хотя Ленин, например при изучении системы Тейлора, реагировал на многие новые явления капитализма, он все же не придавал достаточного значения тому, что, как писал Лукач, «с распространением господства относительной прибавочной стоимости изменяется способ эксплуатации рабочих». [1158] Там же Лукач отметил, что «у Ленина нет и намека относительно того, вытекает ли сделанное им очень важное различие между тред-юнионистским и политическим классовым сознанием из изменения в бытии капитализма и относится ли только к этому изменению или распространяется на все стадии развития. Ленин лишь зафиксировал значительную идеологическую противоположность между этими двумя типами поведения». [1159]
1158
Там же. Нужно отметить, что Лукач несколько преувеличивал — господство относительной прибавочной стоимости установилось только в развитых странах.
1159
Лукач точно зарегистрировал и тяжелые, «роковые последствия» этого недостатка для последующего периода времени: «Идеологическая нечеткость дала Сталину и его последователям возможность представить свою политическую идеологию прямым продолжением ленинской, хотя на самом деле они были полной противоположностью друг друга по всем существенным вопросам».
В целом Ленин нашел средство, позволяющее вырваться из апологетического мира реальной политики, однако, и это уже не зависело от него, он стал теоретиком новой реальной политики. Партия же превратилась в организационную форму этой реальной политики и в конечном итоге — в партию-государство, цель которой состояла уже не в передаче властных полномочий рабочему классу, а, наоборот, в поддержании власти обособившихся, привилегированных слоев.
Неравномерное развитие и иерархия мировой системы: возможность революции
Ленин исходил из анализа современного ему капитализма. Он стремился понять развитие капитализма в России как проявление общего и особенного в конкретном историческом процессе. Использовав известные ранее теоретические и методологические посылки, понятия Маркса, Ленин применил их к историческому исследованию своеобразия российского капитализма. Он показал (и не только на материале русской истории!) социально-политические последствия «скопления» и «сосуществования» различных общественных форм при господстве «перевешивающей» капиталистической формы. До 1905 г. Ленин раскрыл своеобразие российского развития, состоявшее в том, что интеграция России в мировую экономику, или, как сказали бы сегодня, ее «полупериферийная интеграция», протекала при сохранении островков докапиталистических форм, что усиливало подчиненность страны интересам западного капитала. Иначе говоря, капиталистическая форма повсеместно превратила докапиталистические формы в свои собственные функции. Ленин органически связал смешение, «соединение» докапиталистических и капиталистических форм с понятием «внутренней колонизации», с поглощением русским «центром» различных периферийных регионов. Таким образом, в свете фактов «внутренней колонизации» он обнаружил возникновение в России своеобразных отношений типа «центр-периферия». Ленин пролил свет не только на «троичную иерархию» капитализма и «неравноправность» его внутренних отношений, но и на иерархизацию отдельных регионов и национальных государств.
Приняв во внимание опыт Первой мировой войны, Ленин разработал теорию иерархического строения самой мировой системы капитализма, открыв закон т. н. неравномерного развития в эпоху империализма. В рамках этой теории Ленин описал позицию колониальной периферии в мировой системе как продукт и проявление международной капиталистической конкуренции и накопления капитала. По его мнению, борьба противоречивого союза между антикапиталистическим «сопротивлением пролетариата» и «азиатско-капиталистическим» движением за независимость (становлением нации), развернувшаяся в странах периферии, вливалась в борьбу против капиталистической системы, которая велась в странах «ядра» и «полупериферии» (прежде всего в России). Ленин раскрыл многообразие национально-освободительных движений и их различные (демократические, «средневековые», буржуазные) социальные и классовые компоненты, а также показал исторически возможные точки соприкосновения между «классовой борьбой пролетариата и антикапиталистической национально-освободительной борьбой».
Разрыв с европоцентричным мировидением одновременно означал и теоретический, политический и организационный разрыв с самой социал-демократией, подвергнувшейся влиянию бернштейнианского ревизионизма. Полный разрыв произошел летом 1914 г., когда официальные круги социал-демократии поддержали империалистические правительства своих стран. В рамках своей теории Ленин показал не только исторические формы национализма, но и его манипулятивную роль в политике и пропаганде правящих классов, подобную роли религии. Под влиянием банкротства социал-демократии в 1914 г. Ленин осознал, что она представляет прежде всего высшие, наиболее «обуржуазившиеся» слои рабочего класса (рабочую аристократию), отказавшись, таким образом, от созданной еще Марксом концепции и практики всемирного характера революции и классовой борьбы.