Ленинград — срочно...
Шрифт:
— Пройдите к начштаба, ознакомьтесь со списком. Кстати, сегодня еще два инженера прибыло. Я пока не решил, куда их определить. Нам обещают через неделю прислать с радиозавода два-три «Редута». Поэтому эти инженеры будут пока в резерве. — Осинин глянул на часы: — Ну и ну, времечко бежит… Пойду-ка в приемный центр. Созвонюсь с авиацией и флотом. Все же следует их представителей познакомить с радиоулавливателями.
Они простились. Осинин направился по тропинке к блиндажу, где размещалось хозяйство начальника связи батальона. Червов поднялся по ступенькам к двери штабного барака. Она распахнулась перед ним. На
— Вот так встреча! Какими судьбами? — воскликнул Червов.
— Галилей все устроил, — пошутил Горелов и пояснил: — Помните, когда старик телескоп свой создал, то изрек: «Я направил изыскания к небу…» И представляете, приснился мне сон, будто явился Галилей собственной персоной, но не с телескопом, а с телевизором под мышкой, и произнес знаменитую фразу, только с существенным добавлением: мол, ты-то что медлишь? Пересказываю утром в лаборатории — коллеги мне: «Это вам недвусмысленный намек, пора ваши телеканалы, Эдуард Кириллович, к небу прилаживать». Вот я и помчался по вашему примеру в военкомат…
— Значит, защитить диссертацию не успели? — спросил Червов.
— Еще придет время. Сначала Гансам надаем по шеям, — рубанул рукой Горелов.
— Ну а вам, Альгис, случайно не Ньютон совет дал — отказаться от брони? — улыбнувшись, обратился Червов к Купрявичюсу.
— Нет. Брат надоумил, — серьезно ответил тот.
В НИИ братьев Купрявичюсов знали все. Выходцам из семьи вильнюсского инженера-электрика немало пришлось поколесить по белу свету после восемнадцатого года. В конце концов они осели в Питере. Старший, Ромас, способный физик, был приглашен в электрофизический институт, работал в группе по созданию «Рапида», потом возглавил лабораторию. Младший, Альгис, в то время рабочий завода «Светлана», учился заочно в институте и изобретал новые конструкции радиоламп. Его пригласил в свою лабораторию Червов. А потом случилась непонятная история с магнетроном…
«Да нет, ведь доказал же он свою непричастность к пропавшим чертежам. В партию его приняли перед войной…» — мысленно одернул себя Червов.
Купрявичюс молчание Червова и его испытующий взгляд расценил по-своему. С присущей ему прямотой, выделяя каждое слово, спросил:
— Вы так и считаете меня повинным в деле с чертежами последнего магнетрона?
— Ошибаетесь, Альгис. Следственная комиссия во всем разобралась. Зачем ворошить старое?.. И потом, вы ушли из нашей лаборатории по собственной инициативе. Если помните, я уговаривал вас не делать этого. Купрявичюс смутился:
— Простите, мне показалось… До сих пор не выходит из головы та история… У меня такое чувство, что те бумаги не сожгли по ошибке, как все решили, а как бы и вправду там не были бы замешаны враги!
— Ну вот еще! — воскликнул Горелов. — Глупость говорите. Какие шпионы могут быть при таком режиме? И лаборант сознался, что паяльник забыл выключить. И пепел нашли на месте пожара. Получил он свое за халатность.
— Мухина осудили, верно. А я его на работу рекомендовал. Потому и ушел сам из лаборатории, — вздохнул Купрявичюс.
В это время на крыльцо выскочил Бондаренко.
— Где ваша пилотка, товарищ красноармеец? — строго спросил он у Горелова.
Тот растерянно ощупал голову.
— А вы, — повернулся он уже к Червову, —
спокойно относитесь к тому, что солдат одет не по форме?Червов только теперь заметил, что Горелов — красноармеец, а Купрявичюс всего лишь младший воентехник. Как же так? И тут его осенило:
Товарищ капитан, — обратился Червов к Бондаренко, — они мои товарищи по институту. Прекрасные инженеры. Назначьте их ко мне в помощники. Мы живо установку в порядок приведем. Пожалуйста!
— А не жирно — три инженера на один «Редут»? Впрочем, мне сейчас думать над этим некогда. Осинин с приемного центра позвонил только что — «четверка» на связи! — И комбат, сбежав со ступенек, ринулся по той же тропинке, по которой десять минут назад ушел инженер батальона.
…«Редут-4» сообщал, что из района Пскова курсом на город шли пятьдесят фашистских бомбардировщиков. Бондаренко запросил по связи Соловьева. Когда тот ответил, повторил доклад «четверки». Закончил взволнованно:
— В Ленинграде надо срочно объявлять воздушную тревогу!
— Уже объявили! — пророкотал в трубке голос Соловьева. — И летчиков подняли навстречу. Думаешь, спим мы здесь на главном посту?.. Ну а ошибки быть не может? Что за парень сидит за экраном, надежный?
Комбат прикрыл ладонью микрофон, спросил у Осинина:
— Кто старший оператор?
— Сержант Николай Калашников.
— Действительно, глазастый, правильно Ульчев мне о нем говорил. — И Бондаренко крикнул в трубку: — Надежный парень, товарищ полковник! Я его знаю, вместе из окружения прорывались.
— Если так, то будем считать, что это самая серьезная попытка «ворон» прорваться к городу. Что ж, поглядим, что из их затеи выйдет. — В трубке щелкнуло, и стало тихо.
Такого чудовищного напряжения, казалось, еще никогда не испытывали ни Бондаренко, ни Осинин, ни те, кто находился в приемном центре. Они не могли повлиять на ход событий, не могли помочь. Кроме цифровых донесений, передаваемых «Редутом» через каждые две минуты на главный пост и дублируемых сюда, не поступало никакой информации. Потом и доклады прекратились: цели вошли в «мертвую зону». Оставалось только ждать. Тридцать минут. Час…
— Неужели этот долговязый и вправду напутал? — заволновался вдруг комбат. — Ну-ка, свяжите меня с «четверкой», переговорю с ним!
— Не нужно сейчас их тревожить, Борис Юрьевич, — заметил Осинин. — Только помешаем.
— Ладно, ладно…
Телефонный звонок всех пронзил словно током. Бондаренко схватил трубку, назвал свой позывной.
— Слушай, капитан, ай да четвертый «Редут»! И ты молодец! И Калашников твой! — гремел голос полковника Соловьева. — Поздравляю с первой победой! От всей души спасибо! Семнадцать «ворон» сбили. Представляешь — сем-над-цать! Во какая добыча…
Спустя некоторое время локаторщики из рук в руки передавали «Ленинградскую правду» со статьей «Воздушная оборона города Ленина». Выдержку из нее комбат зачитал перед строем расчета «Редут-4»:
«Ленинградцы могут с благодарностью называть имя красноармейца радиста Калашникова. 50 вражеских самолетов прокрадывалось к городу, чтобы подвергнуть его бомбардировке. Благодаря бдительности и оперативности Калашникова Н. Н. стервятники своевременно были замечены. В воздух поднялись краснозвездные «ястребки». Враг был рассеян на подступах к Ленинграду».