Ленька Пантелеев

Перед уходом он еще раз обращается к обитателям подвала:

– Кстати, поимейте в виду, господа: завтра с утра открываем ресторан. Милости просим. Чем богаты, тем и рады.

– Действительно кстати, - отвечают ему.
– А то уж мы тут на пищу святого Антония переходим.

– Только такое условие, господа, - улыбаясь говорит в дверях старик. На радостях завтрашний день угощаю всех за свой счет.

Провожаемый шутливыми аплодисментами и криками "ура", он выходит на лестницу. Вместе с ним уходит и офицер.

– Кто это?
– спрашивают вокруг.

– Да неужто ж вы не знаете, господа?
– обиженным голосом говорит всезнающий бородач.

– Это ж Поярков, хозяин гостиницы.

– А молодой?

– А молодой - его сынок. Академик.

– Как академик?

– А так. Учился в Москве в Петровской сельскохозяйственной академии. В войну был прапорщиком. При Керенском до подпоручика дослужился. А нынче приехал к отцу на каникулы и - вот, пожалуйста, угодил, так сказать, прямо к светлому праздничку.

– А погоны он что, с собой привез?
– спрашивает кто-то. Студенты-петровцы, насколько мне известно, погон не носят.

– Значит, уж где-нибудь прятал. Своего часа ждал.

– Погоны что! А вот где они пушку взяли?!

...Тем временем Александра Сергеевна, уложив Леньку на приготовленную из ящиков постель и пристроившись рядом, вполголоса распекала мальчика.

– Нет, дорогой, - говорила она.
– Это невозможно. Придется мне, как видно, и в самом деле привязывать тебя за веревочку...

– Привяжи! Привяжи! Пожалуйста!
– шептал Ленька, прижимаясь к матери и чувствуя, как мягкая прядка ее волос щекочет его щеку. В эту минуту он только этого и хотел - чтобы всегда, каждый час и каждое мгновенье быть рядом с нею.

– Простудился небось, безобразник?

– И не думал.

– Господи, даже градусника нет. А ну, покажи лобик. Нет... странно, температуры нет. Ну, давай спать, наказание ты мое!..

В подвале уже устраиваются на ночь. То тут, то там вспыхивают и гаснут свечные огарки. Смолкают разговоры. Кое-кто пробирается к двери, ободренные хозяином, многие обитатели подвала уходят наверх.

– А мы не пойдем?
– спрашивает Ленька.

– Куда ж на ночь?.. Подождем до завтра. Там видно будет.

– Мама, значит, большевиков уже нет больше?

– Как видишь, говорят, что нет.

– И в Петрограде?

– Говорят, что и в Петрограде восстание.

– А в Чельцове?

– Боже мой, не разрывай мне сердца. Спи, пожалуйста!

Но Ленька не может спать. Он думает о Петрограде, вспоминает Стешу, где она сейчас и что с ней? Думает о Кривцове, о Васе и Ляле, оставшихся на руках няньки. Вспоминаются, наплывая одно на другое, события дня. Ему кажется, что прошла вечность с тех пор, как он лежал в постели и читал "Тартарена из Тараскона"... А ведь это было лишь сегодня утром. Светило солнце, за окном шумел город, старик нищий кричал "матка боска", и все было так хорошо, мирно и спокойно.

– Не вертись, пожалуйста, Леша. Ты мешаешь мне спать, - сонным голосом говорит Александра Сергеевна.

– Штаны колются, - бормочет Ленька.

Он уже засыпает, и вдруг вспоминается ему его черная реалистская шинель и черная с апельсиновыми кантами и с латунными веточками на околыше фуражка... Господи, неужели действительно они пропали? Неужели ему теперь всю жизнь придется ходить таким халатником, как назвал его давеча этот молодой человек в клетчатой куртке?..

– Мама, - говорит он вдруг, приподнимаясь над подушкой.

– Ну?

– Ты спишь?

– Боже мой!.. Нет, это невозможно!..

– Мамочка, - шепчет ей в ухо Ленька, - ты знаешь, а ведь я видел того, клетчатого...

– Какого клетчатого?

– Ну, того, который тебя провожал наверх.

Александра Сергеевна молчит. Но Ленька чувствует, что мать проснулась.

– Где?
– говорит она очень тихо.

– Он здесь, в гостинице... У себя в номере...

– Не шуми!.. Ты разбудишь соседей. Ты говорил с ним?

– Да. Ты знаешь, у него, оказывается, дядя в Америку уехал...

– Куда?

– В Америку. В Центральную... Это где? Там, где Мексика, да?

– Да... кажется... Только ты, милый, никому не говори об этом.

– О чем?

– О том, что ты видел здесь этого человека. Понял?

– Понял. Он тоже просил не говорить. Он сказал, что ты - хорошая. Ты слышишь?

Александра Сергеевна долго молчит. Потом, обняв мальчика за шею, она крепко целует его в лоб и говорит:

– Спи, детка!.. Не мешай соседям.

И Ленька засыпает.

...Хозяин гостиницы не обманул. Утром пили чай в ресторане, где все было как в мирное время - мельхиоровая посуда, пальмы, ковры, белоснежные скатерти, официанты в полотняных фартуках... Сам Поярков стоял за буфетной стойкой и, улыбаясь, кланяясь, приветствовал входящих гостей.

Официантов было немного, они сбивались с ног, разнося по столикам чайники с чаем и кипятком, блюдечки с ландрином вместо сахара, сковородки с яичницей, черствые французские булки, сухие позавчерашние бутерброды...

Денег официанты с посетителей не брали.

– Не приказано-с, - улыбаясь и пряча за спину руки, говорили они, когда с ними пытались рассчитываться.
– Завтра - пожалуйста, с нашим великим удовольствием, а нынче Михаил Петрович за свой счет угощают.

Ленька и Александра Сергеевна сидели за маленьким столиком у разбитого окна. Отсюда хорошо был виден и ресторан, и буфетная стойка у входа, и площадь, и театр, и магазин "Сиу и К°"

На залитых солнцем улицах уже не было так безжизненно и пустынно, как вчера вечером. То тут, то там мелькали за окном фигуры прохожих. Проехал извозчик. Пробежал босоногий мальчишка с керосиновым бидоном в руке. Где-то недалеко, в соседнем квартале, бамкал одинокий церковный колокол. На балкончике над магазином "Сиу" пожилая женщина в пестром капоте вытряхивала зеленый бобриковый ковер...

По мостовой, со стороны бульвара, нестройно прошла большая группа военных и штатских с винтовками за плечами. В последнем ряду с грозным видом шагали - тоже с ружьями на плечах - два гимназиста, один - высокий, с пробивающимися усиками, а другой - совсем маленький, лет тринадцати.

– Мама, смотри, смешной какой!
– сказал Ленька, пробуя выдавить из себя презрительную усмешку. Но усмешка не получилась. Он почувствовал, что смертельно завидует этим вооруженным серошинельникам.

– Не зевай по сторонам, кушай яичницу, - окончательно убивая его, сказала Александра Сергеевна.

В ресторане стоял веселый гул, звенела посуда, слышался смех. То и дело хлопала дверь, появлялись новые посетители.

– Пожалуйста, пожалуйста, господа, милости просим, - кланялся и улыбался за буфетом хозяин.
– Вон столик свободный... Никанор Саввич, пошевелись, - окликал он пробегавшего мимо старичка официанта.