Лёнька. Украденное детство

Снаружи раздался дружный гогот мальчишек, увидавших разочарование и досаду на лицах пленниц. Первая часть задуманного ими представления удачно состоялась. Они вовсе не собирались делиться своими лакомствами с этими грязными тетками и детьми, плененными их отцами и старшими братьями на просторах варварской России. Они хотели разыграть их, обмануть, унизить, надуть и обвести вокруг пальца, чтобы, наслаждаясь их беспомощностью, смеяться и оскорблять их. Это проказа удалась.

Это понял и Лёнька, которому до боли в скулах и крепко сжатых челюстях было обидно за своих девчонок и женщин. Ему хотелось выскочить из вагона и смертельным ураганом пронестись по этим насмешникам, а затем и их картинному сказочному городку, чтобы бить, калечить, стирать их с лица земли, пока не исчезнет последний немец-оккупант. Но здравый смысл возобладал, и Лёнька, желая разрядить обстановку, достал из потайного кармашка свой неразлучный трофей – губную гармошку и стал что есть силы дуть. Раз, два и три. Необычные звуки привлекли шептавшихся ребят, и они с нескрываемым любопытством разглядывали уже русского мальчишку, удивившего их своим музыкальном исполнением. На звуки гармоники обернулся и лениво ковырявший в зубах часовой, выставленный на время раздачи еды и питья у вагона. Он изобразил некое подобие удивления, даже улыбку и притопнул ногой, взбив пыль каблуком солдатского сапога.

– Гут! Гут, киндер! Мюзик гут! – воскликнул часовой и принялся прихлопывать ладонями.

Местные мальчишки, прекратив смеяться и сбившись в кучку, приблизились еще на пару метров. Теперь их было отчетливо видно. Девочки и женщины из пятого вагона рассматривали их с большим интересом и одновременно с опаской. Внешне они не вызывали каких-либо опасений, так как выглядели весьма прилично и благообразно. Аккуратные, красиво и чисто одетые, ровно подстриженные и причесанные, они походили на плакатных мальчиков, которым только не хватало белоснежных улыбок и подписей: «Мы будем летчиками!» или «Все умеем делать сами – помогаем нашей маме!». Именно такие агитки украшали любую советскую школу и ее актовый зал: «Учись на пять!», «Расти здоровым!», «Пионер – во всем пример!». Казалось, что именно с этих опрятных мальчиков и писались такие яркие призывные афиши. Но что-то в этих миловидных парнях было странное, чужое, даже враждебное. Какая-то тайная искорка в прищуренных глазах, морщинка в стиснутых губах, загадка, спрятанная в руках за спиной.

Как будто в подтверждение этих неосознанных подозрений парни как по команде закинули руки за спину и что-то стали вытаскивать то ли из задних карманов, то ли из-за пояса. Через минуту в их руках появились… рогатки. Настоящие хулиганские рогатки. Деревянные треножки с натянутой посреди резинкой. Что у русских, что у немецких и всяких других мальчишек – все рогатки абсолютно похожие. И предназначены они исключительно для хулиганства.

– А ну, приготовиться! – внезапно скомандовал самый старший на вид парень. Он подобрал из-под ног с земли камешек размером с лесной орех и вложил в кожаную перепонку, закрепленную посреди натянутой меж двух рожков рогатки резинки. Стиснув зубы и прищурив левый глаз, он изо всех сил натянул свое оружие и тут же скомандовал всем:

– Огонь!

Десятки камней разом взлетели в воздух и заставили замереть всех, кто находился в злополучном вагоне. Услыхав знакомую команду, забеспокоился и часовой. Он подхватил свой карабин и стал оглядываться, пытаясь понять, откуда надвигается опасность и по кому необходимо открывать огонь. В тот самый момент, когда он наконец сообразил, что взвод мальчишек атакует охраняемый им вагон с заключенными, град камней обрушился на его объект и с треском и барабанным грохотом врезался в его деревянные стены. Несколько камней не издали звука, потому что угодили в людей. Две девочки и женщина вскрикнули и согнулись от полученных ранений. Эхом этих жалобных вскриков отозвались герои рогаточного расстрела. Они вновь, уже второй раз за последний час, расхохотались громко и дружно, как по команде. Было заметно, как заблестели их глаза, как выплеснувшийся адреналин прибавил им наглости, дерзости и уверенности. Они уже перезаряжали свои рогатки, как вдруг услышали вскрик:

– А ну, лови, гады!

Этот крик вырвался у мальчишки, стоявшего в вагонном проеме и зло сверлившего их своими горящими глазами. Это был Лёнька, дрожавший от боли, пронзившей его существо из-за таких злобных унижений со стороны пацанов, которые вполне могли бы быть его однокашниками и даже друзьями, если бы не война, плен и рабство. Выкрикнув, он размахнулся и запустил своей губной гармоникой, доставшейся в борьбе с фашистами, точнехонько в главного заводилу. Тот не сумел вовремя отреагировать и получил увесистый удар металлическим инструментом аккурат в переносицу. От внезапного удара он пошатнулся и рухнул на пыльную дорогу, как подрубленный ствол молодого деревца. Остальные парни моментально обступили своего поверженного в такой странной дуэли предводителя. Они уже не смеялись, а испуганно разглядывали его разбитый нос и яркий сочный фингал. Сбитый с ног точным броском Лёньки парень ошалело таращился на своих перепуганных подельников. Затем он приподнялся, дотронулся до ушибленного места и, увидав кровь, всхлипнул:

– Свинья! Русская проклятая свинья! Я убью его!

В вагоне шло ликование от удачного броска и точного попадания Лёньки. Девочки смотрели на него как на героя-спасителя, а женщины переговаривались вполголоса:

– Ай да молодец!

– Настоящий защитник!

– Лёнька, так им! Знай наших!

– Молодец, Акулина! Мать, настоящего мужика вырастила!

Под эти одобрительные возгласы мальчишка совсем расцвел и предпринял еще одну атаку. Он подобрал брошенные немецкими парнями «конфеты» и прицельно швырнул подряд пять найденных камней, обернутых цветными фантиками, в столпившихся вокруг поверженного лидера пацанов. Пять звонких мальчишечьих вскриков ознаменовали точные попадания Лёнькиных снарядов в цель. Вагон снова возликовал. Часовой, наблюдавший за перестрелкой, прекратил ковыряться в зубах, убрал флягу с водой в подсумок и перекинул стоявший рядом с ним карабин за плечо. Все же именно он отвечал за порядок и дисциплину в этом месте и в это время.

Охранник прошелся вдоль открытых дверей и пропустил подъехавшую в это же время телегу с хлебом и водой. Он козырнул ефрейтору, управлявшему повозкой, и кивнул в сторону толпившихся напротив мальчишек:

– Вон мальцы устроили расстрел русских. Ха-ха-ха!

– О! Молодцы! Достойная смена растет. Отличные стрелки из них выйдут. Эй, парни! Идите сюда, получите награду! – Толстый ефрейтор хозвзвода, отправленный на кормление пленных, позвал немецкую детвору и протянул им большой кусок каменного сахара. Увидав редкое лакомство, парни приблизились, и старший, протянув руку, забрал разложенные в широкой розовой ладони немца куски сахара. Он кивнул взъерошенной головой:

– Спасибо!

Немец улыбнулся и потянулся к увиденной в руке мальчишки губной гармонике:

– Оу! Классный «Рихтер». Откуда он у тебя?

– Это? Это… – Парень замялся, но тут же нашелся и протянул инструмент ефрейтору: – Это вам! Спасибо за сахар, а это вам подарок.

Он отдал Лёнькину гармонику и, скорчив рожу, показал язык недавнему ее владельцу. Лёнька, увидав такой поворот, тяжело вздохнул и закусил губу. Тут же повернулся к своим сестрам и братьям по несчастью и что-то быстро зашептал им.

Но дети уже не видели этот жест и не слышали обращенных к пленникам слов Лёньки, так как были полностью поглощены жаждой мести. Главарь подростковой банды вернулся к своим и, показав выменянный сахар, что-то резко скомандовал. Парни по команде перезарядили свои метательные орудия, вложив сразу по два камня в каждое. Взъерошенный заводила вновь вышел вперед и, вытерев разбитый и все еще сочащийся кровью нос, скомандовал:

– Приготовиться, двойным зарядом, по врагам… ОГОНЬ!

И сам выпустил целую очередь аж из трех камней. Реакция на пущенные снаряды была самой разной. Все, кто находился в открытом вагоне в момент немецкого залпа по команде Лёньки, уже разгадавшего коварный план противника и крикнувшего «Ложись!», попадали в солому. Те, кто стоял по бокам, шарахнулись в стороны, спрятавшись за боковые стены. В итоге ни один вражеский боеприпас не достиг намеченной цели. Однако нельзя было сказать, что они были выпущены впустую… Половина камней, вылетевших из рогаток мальчишек, впились в попавших под обстрел солдат, отправленных на раздачу пропитания пленным. Ураганным огнем подростковой рогаточной батареи был сбит солдат, забравшийся в момент атаки на телегу и поднявший поднос с хлебом. Падая с телеги, он уронил весь рацион пленников на землю и сам грохнулся на полетевшие вниз булки. Ефрейтор, который только примеривался сыграть на полученной губной гармонике «Милого Августина», получил ранение в лоб и в верхнюю часть тела, отчего выпустил музыкальный инструмент и с воплем схватился за голову и грудь. Часовой был ранен в левый глаз и, взвыв от боли, выронил свою винтовку. Даже кобыла, запряженная в продуктовую повозку, схлопотала камнем по уху и с перепугу рванулась вперед, уронив вслед за солдатом и буханками хлеба и своего кучера-ефрейтора, кубарем скатившегося с телеги и поднявшего при падении столб пыли.

Картина побоища была настолько красочной и эпической, что нападавшие немецкие подростки замерли и на мгновение залюбовались результатом своего рейда. Три раненых солдата действующей армии, подбитая кобыла, умчавшаяся вперед состава, разбросанный и растоптанный хлеб, перевернутая бочка с водой и победно ликующий вагон пленных русских баб.

В тот же момент парнишка выскользнул юрким зверьком в открытую дверь арестантского вагона на землю и подхватил упавшую в пыль гармонику. Так же стремительно подпрыгнул, подтянулся и исчез внутри. Никто снаружи даже не успел толком его разглядеть из-за поднявшейся от битвы пыли. Да и не до того было покалеченным солдатам, пытавшимся собрать буханки хлеба и догнать умчавшуюся лошадь.

В разгар этой суматохи раздался протяжный сигнал паровоза и команда, пролетевшая вдоль состава от часового к часовому:

– Закрыть двери вагонов! Отойти от состава! Отправление!

Едва успел часовой задвинуть двери и набросить ржавый засов, как состав тронулся и со скрипом двинулся прочь со злополучной станции. Внутри пятого вагона шли жаркие обсуждения. Девчонки восторгались действиями Лёньки, а матери не одобряли его дерзкой вылазки. Акулина взяла его за ухо и отчитывала:

– Ты, шельмец, что удумал?! А если б они стрелять начали? Всех баб перебили бы из-за тебя, лиходей!